Страница 113 из 116
В особенности японцы несли сильные потери в офицерах.
При упорстве, с которым японцы дрались, как изложено в 2-м и 3-м томах моего отчета, в нескольких случаях полки и бригады японских войск уничтожались нами почти полностью. Так было в бою у Путиловской сопки 2 октября, так было во время февральских боев перед позицией 3-го Сибирского корпуса на Гаутулинском перевале, в бою 22 февраля у с. Юхуалтунь и в других пунктах. В боях под Ляояном и под Мукденом большинство японских войск, при их атаках на наши позиции с фронта, несли тяжелые потери и не достигали успеха. Участь боя решали обходящие части. В боях на р. Шахе японцы тщетно пытались отбросить нас к Мукдену. Весьма многие японские части, многократно отбитые от наших позиций, занимали позиции только после очищения их нашими войсками без напора на них со стороны японцев. Для этих войск, не видевших успеха, достигнутого их собственными усилиями, не было причин приподнимать свой нравственный дух. Все возраставшее упорство в боях наших войск не могло также не влиять на настроение духа японских войск. Срочнослужащие в значительной части выбыли из строя, а наскоро обученные, набранные из населения новобранцы не могли в последующих боях развить ту же силу сопротивления и тот же порыв вперед, которым обладали японцы в первую кампанию. Мы осязательно чувствовали это в период боев на позициях впереди Мукдена и особено стоя на Сипингайских позициях. В то время, когда наши охотничьи команды и находящиеся на передовых позициях части войск все смелее нападали на японцев, с их стороны мы не замечали прежней предприимчивости, отваги и даже бдительности. Южный темперамент сказывался утомлением войной. Целые шесть месяцев японцы дают время нам укрепляться и усиливаться без попытки атаковать нас, прижать к р. Сунгари, нанести решительное поражение.
За время стоянки на Сипингайских позициях число пленных японцев стало возрастать, и многие из них уже [518] не проявляли того фанатизма, который замечался у пленных в 1904 г. Многие из пленных откровенно признавались, что тяготятся войной. Во многих письмах с родины, находимых нами у убитых и пленных, тоже ясно сказывалось утомление войной: сообщалось о тяжелых налогах, которые возросли во время войны в чрезвычайной степени, о дороговизне предметов первой необходимости, об отсутствии заработков. Напротив расположения 1-го Сибирского корпуса однажды в плен сдалась японская рота полного состава, чего ранее не было. Храбрый генерал-адъютант Мищенко со спешенными казаками атакует и берет японские укрепления против правого фланга нашего расположения.
Английский писатель Норригорд, присутствовавший в японской армии во время осады Порт-Артура, свидетельствует о наступившем в Японии переломе в патриотическом настроении, с которым японцы вели войну. По его свидетельству, резервисты одних из главнейших в Японии округов: Иокагамы, Кобе, Осака — высказывали ему желание скорее окончить войну. Он же упоминает, что один из полков японской армии, комплектуемый из этих округов, отказался идти в атаку (Разведчик, 1905, № 820).
В отношении материальном японцы тоже не почивали на розах. Деньги доставались все труднее и труднее, а нужды армии, возраставшей в числе, все росли. В особенности, по-видимому, японцы затруднялись в своевременном пополнении артиллерийских патронов. Особенно в боях на Шахе был заметен недостаток у них этих патронов.
Но что не могло не озабочивать японцев, это начавшееся охлаждение к их успехам со стороны европейских держав и Америки.
Первоначально казалось весьма выгодным для усиления положения Германии и Англии втянуть Россию в войну с Японией и, ослабив эти две державы, связать им руки: одной — в Европе, другой — в Азии. Но вовсе не в интересах европейских держав было допустить полное торжество [519] японцев на маньчжурских полях сражений. Соединившись с Китаем, победоносная Япония еще выше поставила бы на своем знамени клич: «Азия для азиатов».
Крушение всех европейских и американских предприятий в Азии было бы первой целью действий новой великой державы, а конечной целью ставилось бы изгнание европейцев из Азии.
Европе тесно на ее маленькой территории. Без рынков всего мира Европа жить не может. Торжество идей «Америка для американцев», «Азия для азиатов», «Африка для африканцев» грозит Европе тяжкими потрясениями. Надвигается опасность настолько серьезная, что перед нею европейские державы должны бы забыть взаимные счеты, дабы, соединившись вместе, дать отпор молодым нациям, стремящимся загнать старушку Европу домой, в ее узкую раковину, давно треснувшую по всем швам.
Мы могли воспользоваться поворотом общественного мнения и прежде всего затруднить снабжение японцев деньгами. Требовался один крупный успех наших войск, чтобы в Японии и в японских войсках реакция проявилась в сильной степени. Вместе с истощением денежных средств, при упорном продолжении нами войны, мы скоро могли бы поставить Японию в необходимость искать почетного и выгодного для нас мира.
Наша армия в сражении под Мукденом боролась не имея боевого состава в 300 000 штыков. Мы начали борьбу с ничтожными силами, вели ее при самых неблагоприятных условиях, без поддержки с родины, напротив того, ослабляемые внутренней в России смутой, связанные с Россией лишь одной линией слабой железной дороги, и при этих небывало трудных условиях выбили из рядов врага убитыми и ранеными почти 300 000 человек, а на Сипингайских позициях уже имели 600 000 штыков, когда японцы начали видимо ослабевать.
Можно ли при этих результатах признать, что наша сухопутная армия сделала мало? Можно ли продолжать повторять легкомысленно пущенные в обращение слова «позорная война»? [520]
Нельзя, конечно, отвергать, что наши войска и их начальники по сложным причинам, изложенным выше, дали в предоставленный им период войны много менее, чем могли дать при поддержке их с родины. Японские войска, подкрепленные всем японским народом, напротив того, дали много более, чем могли сами ожидать. Но уже летом 1905 г. обстановка стала складываться в нашу пользу.
Побежденные всегда строго судимы, а вожди войск всегда должны первые нести ответственность за неудачи вверенных их командованию войск. Наше оправдание может заключаться только в той готовности продолжать борьбу до победного конца, которая создалась и крепла в армии, несмотря на неудачи. Мы верили в возможность и неизбежность нашей победы, и если бы не тяжкие внутренние непорядки в России, то, несомненно, нашли бы в себе силу доказать эту веру на деле.
Даже население Москвы, откуда во все тяжкие годины, пережитые Россией, всегда раздавался твердый и мужественный голос в защиту целости, чести и достоинства России, на этот раз проявило упадок духа. Мы в армии с недоумением и горечью прочли в агентских депешах, что 25 мая 1905 г. в Москве в Городской думе обсуждался вопрос о созыве народных представителей для рассмотрения в первую очередь вопроса о прекращении войны.
Под впечатлением этого известия, которое произвело во всей действующей армии весьма тяжелое впечатление, я послал предводителю московского дворянства князю Трубецкому следующую депешу:
«Тяжелое впечатление в армии производят доходящие из России известия о стараниях многих маломужественных деятелей скорее заключить мир. Забывается при этом, что мир, заключенный до победы, не может быть почетным, потому не будет и прочным. Между тем наша армия никогда еще не была так сильна и готова к самому упорному бою, как теперь. Победа много ближе к нам, чем это кажется издали. Войска относятся с полным доверием к новому своему главнокомандующему. Войска [521] прочно обеспечены всем необходимым, и их санитарное состояние отличное. Мы радостно встретим весть, что японцы двинулись на нас, и сами готовы, когда последует на то приказ, с верой в свои силы двинуться на них. Войска закалились в боях. Даже части войск, которые по разным причинам не оказали в первых боевых столкновениях должной стойкости, ныне представляют вполне надежные части. Массы раненых офицеров и нижних чинов спешат вернуться в свои части с еще незажившими ранами. Мы лишились флота, но наша армия в Маньчжурии сохранена и, повторяю, более сильна, чем когда бы то ни было. Наше положение относительно японских армий, сравнительно с положением, которое мы занимали под Ляояном и Мукденом, значительно более выгодное. Напротив того, японцы уже не имеют прежнего охватывающего нас положения. Их армии, правда, растут, как и наши, но масса признаков указывает, что крепость японских войск не увеличивается. В их ряды уже призваны лица, прежде признавшиеся к службе совершенно не способными. Дух японских войск тоже не прежний. Пленные попадаются чаще. Артиллерия и конница слабее наших. В снарядах недостаток. Захватываемые нами письма японским солдатам с родины указывают, что в населении растет недовольство войной, все вздорожало и население терпит большие лишения. И вот при таких-то обстоятельствах я прочитал сего числа в агентской депеше, что 25 мая в Москве в Городской думе обсуждался вопрос о созыве народных представителей для рассмотрения в первую очередь вопроса о прекращении войны. В феврале прошлого года, вы, князь Петр Николаевич, от лица всех представителей Москвы напутствовали меня на войну словами, полными твердости и доверия к мощи России. Считаю поэтому своей обязанностью именно к вам обратиться с этой депешей. Если москвичи не чувствуют себя по прежним примерам в силах послать нам на помощь для скорейшего одоления врага своих лучших сынов, то пусть они по крайней мере не мешают нам исполнить свой долг на полях Маньчжурии до победного конца. [522]