Страница 13 из 18
Таким образом, война расставила основные фигуры на поле будущей революции в Архангельской губернии. Привести их в движение должна была лаконичная телеграмма из Петрограда, сообщавшая о крушении царского режима.
Глава 2
РЕВОЛЮЦИИ 1917 г. НА СЕВЕРЕ И РОЖДЕНИЕ АНТИБОЛЬШЕВИСТСКОГО ДВИЖЕНИЯ
Весна 1917 г. в Архангельске выдалась на редкость ранней и теплой. После первых морозных мартовских дней неожиданно наступила оттепель. Уже 7 марта на лед Северной Двины выступила вода, затруднив сообщение с Соломбалой и железнодорожной станцией на другой стороне реки[150]. А вскоре, раньше положенного срока, отяжелевший от воды лед двинулся вниз по течению Двины. Вместе со льдом рушились остатки прежнего режима в губернии.
Революция в Архангельске, как и вообще в российской провинции, мало соответствовала столичному образцу. На Севере не было привычных примеров двоевластия, партийного противоборства и роста массовой поддержки большевиков. Напротив, все выборные органы и политические партии сообща пытались противодействовать углублявшемуся экономическому и политическому кризису. А большевики на протяжении 1917 г. занимали маргинальное положение в местной политике. Если ход революции на Севере не подчинялся революционным законам Петрограда, то архангельская «контрреволюция» также имела собственное лицо. В Архангельской губернии антибольшевистское движение являлось во многих отношениях прямым продолжением локальной революции, а не «контрреволюцией», принесенной исключительно извне белыми офицерами и отрядами Антанты. Региональные лидеры, вышедшие на политическиую арену в первые месяцы революции, местные органы власти и организации, оформившиеся в 1917 г., продолжали играть существенную роль в годы Гражданской войны и во многом повлияли на антибольшевистское движение на Севере. Чтобы понять особенности Белого движения в крае, необходимо проследить основные линии, по которым разворачивалась революция в Архангельской губернии с февраля 1917 г. и до прихода противников большевиков к власти в Архангельске в августе 1918 г. Этому периоду и посвящена настоящая глава.
Февральская революция 1917 г. в Архангельской губернии
В Архангельске, как в большинстве городов провинциальной России, падение монархии в феврале 1917 г. означало не кульминацию острого политического кризиса, как это было в Петрограде, а лишь его начало[151]. Первые новости о событиях в столице пришли в губернию вечером 28 февраля по железнодорожному телеграфу и через служащих дороги стали распространяться по городу. Рассказчиками о революции в Петрограде были и вернувшиеся оттуда солдаты, сопровождавшие из Архангельска эшелоны с военными грузами. На следующий день, 1 марта, на имя городского головы В.В. Гувелякена поступила официальная телеграмма от председателя Государственной Думы М.В. Родзянко, сообщавшая о создании Временного комитета Думы и содержавшая обращения комитета к народу и армии. К позднему вечеру уже весь город знал о событиях в столице, а на следующий день местные газеты пестрели телеграммами о действиях Временного комитета Государственной Думы, о переходе частей Петроградского гарнизона на сторону восставших, о создании Временного правительства и Совета рабочих и содатских депутатов[152].
Все последующие дни Архангельск напоминал потревоженный улей. 2 марта по городу с революционными песнями и флагами национальных цветов, перевернутыми красным полотнищем вверх, ходили рабочие судоремонтных мастерских и порта, к которым присоединялись горожане и солдаты воинских частей. На следующий день с флагами и барабанным боем маршировали воинские части и матросы флотского экипажа. В воскресенье, 5 марта, демонстрации и митинги захлестнули весь город. А через три дня архангелогородцы торжественно встречали из Петрограда членов Государственной Думы, в присутствии которых на молебне в кафедральном соборе был зачитан манифест Николая II об отречении от престола. Кульминацией торжеств стал праздник 10 марта. Несмотря на накрывшую город оттепель, из окрестностей, с Соломбалы, Бакарицы и Маймаксы, по непрочному льду реки в центр потянулись процессии с красными знаменами, бантами и кокардами красного цвета. Так как огромный Троицкий собор, где проходило торжественное богослужение, не мог вместить всех желающих, служба велась прямо на Соборной площади. Двадцатитысячная толпа обывателей обоего пола и всякого возраста заполнила площадь и прилегающие кварталы по Троицкой, Соборной и Воскресенской улицам. После богослужения парады, митинги и торжества продолжались в разных частях города до позднего вечера[153].
Февральская революция была для современников намного более важной вехой, чем Октябрь 1917 г. Так называемая «великая бескровная» революция[154], встретив горячее сочувствие солдат и матросов, женщин, рабочих, архангельских обывателей и крестьян, вызвала мгновенную политизацию населения и смела традиционную систему власти. Ей на смену пришли революционные органы управления, которые в Архангельской губернии, в отличие от Петрограда, не выстроились в две противостоящие друг другу структуры власти, тяготевшие к Временному правительству и Петроградскому совету. Напротив, они были чрезвычайно тесно переплетены между собой, нередко имели одних и тех же руководителей и, как правило, действовали сообща, стремясь создать авторитетную местную власть в ответ на углублявшееся безвластие в центре страны[155].
Прежняя администрация губернии перестала существовать почти мгновенно. По стечению обстоятельств в конце февраля 1917 г. губернатора С.Д. Бибикова и главноначальствующего Архангельска и водного района Белого моря адмирала Л.Ф. Корвина не было в городе. Их заместители не решились надолго задерживать известия из Петрограда и вскоре предложили свои услуги Временному правительству. Но уже 6 марта телеграмма из Петрограда передала управление губернией Архангельскому городскому голове В.В. Гувелякену. В уездных городах власть перешла к городским головам и представителям местной интеллигенции, назначенным уездными комиссарами[156]. Впрочем, Гувелякен, жаловавшийся на преклонный возраст и загруженность городскими делами, через полтора месяца с облегчением передал полномочия бывшему управляющему государственными имуществами губернии Н.И. Беляеву. Тот спустя некоторое время сдал кресло губернского комиссара своему помощнику В.В. Шипчинскому[157]. В военном управлении главные действующие лица сменяли друг друга с неменьшей быстротой. Заместивший Корвина на посту главнача адмирал С.А. Посохов уже в апреле передал пост присланному в губернию Н.П. Савицкому. Но этот черниговский либеральный земский деятель (и отец будущего эмигрантского идеолога евразийства П.Н. Савицкого), получив у архангельских гражданских и военных чинов прозвище «тормоз Вестингауза» и «человек в пиджаке» за свою нерешительность и нерасторопность, через несколько недель сдал дела эсеру Е.И. Сомову. И лишь последний смог продержаться на посту до весны 1918 г.[158]
Чехарда в губернском управлении и беспомощность многих новых администраторов вели к тому, что вакуум власти заполняли импровизированные комитеты и городские органы самоуправления, быстро расширявшие свои полномочия. Из последних значительным влиянием на протяжении всего 1917 г. пользовалась Архангельская городская дума. В начале марта по ее инициативе из представителей самоуправления и общественных организаций был образован общегородской Обывательский комитет, ставший первым коллегиальным органом революционной власти в Архангельске[159]. Дума, служившая символом преемственности с дореволюционным самоуправлением, вскоре приобрела репутацию широкопредставительного органа, уже в марте включив в свой состав 33 делегата от только что образованного Архангельского совета рабочих и солдатских депутатов. С тех пор в городской думе заседал полный состав исполкома совета, включая его председателя. После августовских перевыборов социалисты и представители совета и вовсе получили в думе численный перевес[160].
150
Попов Г.П. Старый Архангельск. Архангельск, 2003. С. 432.
151
О февральских днях в Петрограде см.: Бурджалов Э.Н. Вторая русская революция: восстание в Петрограде. М., 1967; Hasegawa Т. The February Revolution: Petrograd 1917. Seattle, 1981. О провинциальных революциях см.: Бурджалов Э.Н. Вторая русская революция: Москва. Фронт. Периферия. М., 1971.
152
Артлебен М.Н. Архангельск в дни государственного переворота // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1917. № 3/4. С. 116; Шумилов М.И. Октябрьская революция на Севере России. Петрозаводск, 1973. С. 43–44.
153
Военные моряки в борьбе за власть Советов на Севере (1917–1920 гг.). Сборник документов / Сост. А.Е. Иоффе. Л., 1982. Док. 1, 4; Артлебен М.Н. Архангельск в дни государственного переворота. С. 116–126; Грязнов В. Февральские дни в Архангельске // 1917–1920. Октябрьская революция и интервенция на Севере. Архангельск, 1927. С. 22–23.
154
В Архангельской губернии, как и в ряде других губерний, революция действительно оказалась бескровной, см.: ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 2. Л. 99 (воспоминания вице-губернатора С.И. Турбина, декабрь 1924 г.). О бескровном крушении старой власти в феврале – марте 1917 г. в других провинциальных городах, например в Саратове, см.: Raleigh D. Revolution on the Volga. Р. 85.
155
Революционная власть в Архангельской губернии напоминала положение в других губерниях, где также отсутствовало «двоевластие», например на Урале, в Саратове, Казани и Нижнем Новгороде, см.: Нарский И. Жизнь в катастрофе. С. 35; Raleigh D. Revolution on the Volga Р. 92–93; Badcock S. Politics and the People in Revolutionary Russia. P. 14. Также см. критику концепции «двоевластия»: Гайда Ф.А. Механизм власти Временного правительства (март – апрель 1917 г.) // Отечественная история. 2001. № 2. С. 141–153. В оценке «двоевластия» я расхожусь во мнении с большинством отечественных исследователей революции в Архангельской губернии, отмечавших сходство системы власти в губернии с «двоевластием» в Петрограде, см. например: Киселев А.А., Климов Ю.Н. Мурман в дни революции и гражданской войны. Мурманск, 1977. С. 36; Овсянкин Е.И. На изломе истории. События на Севере в 1917–1920 гг.: мифы и реальность. Архангельск, 2007. С. 95.
156
ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1578. Л. 11 (акт о передаче дел временному губернатору Гувелякену, 6 марта 1917 г.); ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 2. Л. 98 (воспоминания Турбина); Артлебен М.Н. Архангельск в дни государственного переворота. С. 121. Посты губернского и уездных комиссаров заняли городские головы, а не председатели земских управ, как это было в большинстве губерний центра России, так как земства на Севере по-прежнему не существовало.
157
ГААО. Ф. 1. Оп. 4. Т. 5. Д. 1578. Л. 18, 35 (телеграмма Гувелякена в Министерство внутренних дел, 14 апреля 1917 г., и телеграмма Беляева о вступлении в должность, 19 апреля 1917 г.); Л. 87 (письмо Шипчинского губернскому правлению о вступлении в должность, 6 октября 1917 г.).
158
Артлебен М.Н. Архангельск в дни государственного переворота. С. 128; ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 2. Л. 105 об. (воспоминания Турбина); Д. 1. Л. 58–59 (воспоминания В.Ф. Бидо, 22 апреля 1925 г.); Бустрем В. Октябрь в Архангельске // Каторга и ссылка. 1932. № 11/12 (96/97). С. 286; Шумилов М.И. Октябрьская революция на Севере России. С. 44.
159
ГААО. Ф. 50. Оп. 1. Д. 1596. Л. 61–62 об. (журнал экстренного заседания Архангельской городской думы, 2 марта 1917 г.).
160
Там же. Л. 64–64 об., 66–66 об. (журналы совещаний Архангельской городской думы, 15 и 17 марта 1917 г.); ГААО. Ф. 272. Оп. 1. Д. 13. Л. 7–8 об. (журнал собрания Архангельского совета, 6 марта 1917 г.). Как показывает пример Архангельской думы, в 1917 г. прежнее влияние сохраняли только те органы городского самоуправления, которые быстро демократизировали свой состав. Ср.: Raleigh D. Revolution on the Volga. P. 97; Badcock S. Politics and the People in Revolutionary Russia. P. 23–27.