Страница 6 из 8
Ну, конечно, его приняли. Тем более, что воду переменили третий раз и она не помнила обид.
Вот пошла игра! Мыло сейчас же намылило все платочки, и по воде пошли мыльные пузыри. А солнце заглянуло в окошко и заиграло радугой на пышной пене. А платочки терли уже не только пятнышки, а все свои одежки, и они стали белые и душистые, как яблоневый цвет. Тут они прополоскались и побежали сушиться.
Как услыхала зайчиха эту сказочку, сейчас же побежала в лес, постирала своим зайчатам хвостики.
Как увидала ворона белые заячьи хвостики, сейчас же полетела в лес, постирала своим воронятам нагруднички.
Такая эта сказка стиральная: кто прочтет, сейчас же стирать начнет.
Превращения одного лоскутка
В одной шкатулке жили-были разные лоскутки. Еще там жила всякая всячина: одноглазый-красноглазый рябой наперсток, мотки и катушки и старый гриб для штопки. Но больше всего было лоскутков.
Каждый день девочка доставала шкатулку. Шкатулка, щелкнув, растворялась, и лоскутки вываливались пестрой гурьбой. После этого они с девочкой играли.
Лоскутки всегда играли с девочкой в одну игру — в прятки. Один лоскуток спрячется за другими, и девочка его полчаса ищет, найти не может. Ну, а девочка с лоскутками играла в разные игры, каждый день в новую игру.
У них была игра в праздник. Девочка свяжет лоскутки друг с другом, будто они за ручку взялись и хоровод водят. А потом развесит их гирляндами по всей комнате, а сама под ними ходит и песни поет.
Еще была игра в радугу. Девочка их разложит на столе, по цветам подберет, а сама на них любуется. Будто она летит на самолете выше облаков, а под ней далеко внизу радуга, словно цветущий сад.
И еще была игра в прогулку. Девочка свернет лоскуток фунтиком и сверху узелком завяжет. Лоскуток будто кукла в широкой юбке. Они так по всему столу стоят-гуляют в саду.
Лоскутки любили играть с девочкой, потому что она была такая выдумщица и веселая.
Иногда случалось, что какой-нибудь лоскуток не возвращался с прогулки. И вообще домой не возвращался. Одноглазый-красноглазый тогда бубнил:
— А я знаю, где он! А он к крокодилу в пасть попал!
Но легкомысленные лоскутки катались с катушками вперегонки.
— А я знаю, где крокодил живет! В недрах шкатулки. Близко! — пугал одноглазый-красноглазый.
Но веселые лоскутки не слушали и не пугались ни капли.
Вот один раз случилось, что девочка убирала лоскутки после игры, а один лоскуток оставила на столе.
— Ты самый мой красивый лоскуточек, — сказала девочка и разгладила его пухлым пальчиком. — Я сделаю из тебя носовой платочек и пошлю папе в посылке.
Тут лоскуток так зачванился, что даже стал топорщиться. Но девочка опять разгладила его и сказала:
— Я тебя завтра утром сделаю. Ты одну ночку подожди, а потом станешь еще красивей.
Тут лоскуток так растопорщился, что девочке с большим трудом удалось сложить его и засунуть в шкатулку.
Как только лоскуток вернулся домой, любопытные братцы гурьбой кинулись к нему:
— А мы думали, тебя крокодил съел!
Но лоскуток оглядел их снисходительным взглядом, закинул один уголок на плечо, будто плащ, и сказал небрежно:
— Девочка считает, что я самый красивый лоскуток на свете. Она говорит, что мне не место в шкатулке и что я способен стать замечательным носовым платком. Я думаю завтра заняться этим превращением.
— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? — подмигнув, посоветовал одноглазый-красноглазый.
— Ты прав! — согласился лоскуток и закинул свой плащ на другой манер. — Можно и сегодня ночью.
— А это не страшно? — шепнула маленькая розовая тряпочка. — Говорят, если лоскуток хочет стать платком, он попадает в пасть крокодилу.
— Молчи! — буркнул одноглазый-красноглазый. — С такой замарашкой, как ты, крокодил и водиться не станет. Он знается только с самыми красивыми лоскутками.
Но наш лоскуток сразу поник. Складки его плаща распустились и обвисли. Он пробормотал едва слышно:
— Ночь длинная… еще успеется…
— Конечно, конечно! — поспешно согласился одноглазый-красноглазый. — Все эти тряпочки тебе просто завидуют. Увидимся попозднее, когда они заснут. Я зайду за тобой в полночь.
Большие часы на стене комнаты пробили двенадцать раз, и двенадцать ровных ударов глухо отдались в глубине шкатулки, когда одноглазый-красноглазый явился за лоскутком. Лоскуток спал сладким сном, сам в себя закутавшись, будто в одеяло. Но тут он сразу проснулся и сел таким маленьким, несчастным комочком.
— Я боюсь! — прошептал он.
— Крокодил ждет, — шепотом ответил одноглазый-красноглазый. — Вставай, трусишка!
— Я не хочу! Оставь меня! — шептал, отмахиваясь, лоскуток.
— Вставай, трусишка! — зашептал одноглазый-красноглазый. — Сейчас же вставай! Я тебя за ухо поволоку!
И он схватил его за уголок. И тут они вдруг услышали тихий, но явственный треск.
У иглы был в шкатулке отдельный маленький домик. Он был сложен из черной бумаги, в нем было круглое окошко со ставней, и игла жила там со своими сестрами иголками.
Когда она услышала непривычный шум под окном, она подняла ставню и высунула свое золотое ушко. Но когда одноглазый-красноглазый так грубо схватил лоскуток за угол, она открыла обе створки своей двери и вышла из домика. Она была высокая, стройная и блестела, будто серебряный лунный луч. Игла увидела, как одноглазый-красноглазый толкает лоскуток, и бросилась к нему на помощь, но одноглазый-красноглазый подставил ей свои рябые латы, и игла отскочила с легким треском.
— Не мешайся не в свое дело! — крикнул одноглазый-красноглазый. — А то тебе несдобровать! Немало твоих сестер сломалось о мой железный бок. И тебе то же будет.
И он снова толкнул лоскуток.
— Что ты хочешь с ним делать? — спросила игла.
— Ничего я с ним не делаю. Он сам хочет идти к крокодилу, чтобы стать красивым платком. А я просто бужу его.
— Я боюсь! — шептал лоскуток.
— Возьми меня с собой, — сказала игла. — Ведь ты знаешь, что без меня нельзя стать платком. Ведь вы просто искромсаете его с крокодилом на кусочки. Постойте, постойте! Куда вы?
Но одноглазый-красноглазый уже успел поудобней подхватить лоскуток и вместе с ним исчез в темноте.
Игла выпрямилась, огляделась и, заметив катушку, вскочила на нее и крикнула:
— Вперед!
И они покатились вслед за лоскутком. Его плащ мелькнул за углом, будто указывая дорогу.
Впереди скакал одноглазый-красноглазый. Красным глазом, словно фонарем, освещал он путь в полумраке закрытой шкатулки. За ним, дрожа и трепыхаясь, несся лоскуток. А вслед за ними неслышно катилась катушка, и на ней стоя мчалась игла, и белая нитка, продернутая в ее ушко, развевалась за нею.
Давно уже остались позади свернувшиеся во сне лоскутки, и аллея спящих катушек, и холмики сонных мотков. Из верхнего ящика шкатулки они спустились в нижний, и красноватый свет фонаря выхватывал из мрака никогда раньше не виданные предметы. Там клубок перепутанных шелковинок топорщился, словно гнездо диких змей. Там, в домике-копилке, много лет жил взаперти одинокий затворник-пятак, и его медное лицо глядело в нарисованное окно. Там огромная оловянная бляха тускло блестела, будто болотная вода. И неожиданно мутно-белой скалой вставал на пути мелок.
Но одноглазый-красноглазый скакал всё дальше, всё глубже, а лоскуток и катушка с иглой мчались следом. И вот уже большие ящики шкатулки остались далеко вверху — они вступили в сплетение маленьких ящичков, всё дальше, всё глубже. Вдруг одноглазый-красноглазый, остановившись на скаку, крикнул глухо и грозно:
— Вот жилище крокодила!