Въездное & (Не)Выездное

…Но, как вы правильно догадались, никаких казаков я так и не встретил. Казачью лавку с нагайками и прочей сувениркой на углу Буденновского проспекта – да, нашел. Но не казаков. Вместо казаков по ростовским улицам плыли гопники, гопота. Не будет преувеличением сказать, что каждый второй мужчина и парень в Ростове выглядит так, как будто собрался на гоп-стоп. И когда я слегка ошарашенно поделился этим наблюдением с местными (из числе негопников), те подтвердили: «А ты как хотел? Ростов-папа!».

И я вспомнил дивный документальный фильм «Я тебя люблю» режиссеров Костомарова и Расторгуева (торрент качается без проблем), которые, отсмотрев сотни видеоклипов, снятых ростовскими гопниками на мобильники про самих себя, смонтировали из этого добра на час двадцать пронзительную ленту про любовь на Дону. Там, в этом фильме, гопота обоих полов пытается, но не может выразить ощущение своих «отношений», а потому прибегает исключительно к мату. То есть у них мат – не язык, а такой лингвистический транспорт чувств. Сильная получилась вещь.

Да, гопников на пышных грязных улицах было полно, я такой прекрасной аутентичной гопоты нигде не встречал и чувствовал себя совершенно как в кино.

То есть все же могут наши города отличаться друг от друга, если захотят.

Хотя я, летя в Ростов, надеялся все же не на такое отличие.

С режиссером-документалистом Павлом Костомаровым (как оператор он снимал, например, игровые фильмы «Как я провел этим летом» и «Пока ночь не разлучит») я познакомился годом спустя, в Петербурге, в здании знаменитых Двенадцати коллегий Петербургского университета, – на открытии киноклуба фестиваля «Послание к человеку».

Нынешний ренессанс российского документального кино – это такой же результат работы российской матрицы 2000-х, как и провал игрового. Большое игровое кино провалилось, потому что, грубо говоря, там требуется за деньги Родину любить, да еще и приносить прибыль. А документальное кино, где никаких денег нет, но где свободы залейся, взлетело как раз на бесплатной любви – к своей работе, к своему герою, к эксперименту (потому что, когда денег нет, поневоле приходится экспериментировать с новыми, финансово малозатратными, техниками).

В общем, посмотрев костомаровские «Дикий пляж. Жар нежных» и «Я тебя люблю», я уже вполне был в Павла влюблен. А познакомившись и посмотрев на открытии клуба «Мать», втюрился вообще по уши. Особенно после того, как Костомарова спросили, отчего это он снимает фильмы про одну гопоту и быдло, а он ответил:

– Ну, а герои Достоевского-то были кто? В ваших категориях получается – сплошное быдло и гопота…

#Россия #Байкал

Как мы чистили Байкал от людей

Теги: Олег Дерипаска, Дуглас Томпкинс и прочие экобароны. – Байкал как бурятское исключение в русском единообразии. – О ребятах и свинятах.

Мизантропия охватывает, как только кончается асфальт, и автобус, захлебываясь и прихрамывая на все колеса, начинает семенить по прибайкайльской грунтовке. На западной стороне Байкала асфальт кончается после Хурай-Нура и Ялга-Узура (а вы думали, здесь все исконно русское, здесь русский дух?! – держи карман шире: здесь разноцветные ленточки на столбах и деревьях, и бурятские юрты, и харчевни с буззами-позами, то бишь вариацией мантов-хинкали-пельменей, и вообще другая земля).

Зато здесь есть горы в снегах и предгорья, холмы, распадки, земные складки, хребты окаменевших драконов – и все это в бриллиантовой россыпи щедро разбросанных бутылок, банок, пластмассового дерьма. И если Байкал не загажен так мощно, как загажена на любом километре трасса M10 Москва – Петербург, то только потому, что Байкал в длину – это почти расстояние от Петербурга до Москвы, а плотность машин и народа другая.

«Зачем, о господи, они гадят под себя?!» – вот о чем думаешь, когда за холмами начинает угадываться великое пресное море. А когда море Байкал появляется, ты на какое-то время думать перестаешь.

Я немало поколесил по великой равнине, что начинается за Бугом и бежит, запнувшись на Урале, до Тихого океана и которая во многом определяет характер обитателей. Главное свойство русской равнины – одинаковость. Что Омск, что Томск. Хрущев и Брежнев скучными типовыми домами не столько формировали ментальность, сколько отражали. Россия – всюду стриженный под ноль новобранец, застывший перед старшиной. К разрекламированным исключениям относишься настороженно, боясь разочарований.

Так вот: Байкал – исключение из исключений. Меня он потряс. Дело не в размере. Размер ограничен взглядом (от горизонта до горизонта), и в этом смысле одинакова любая большая вода, а я бывал на больших, в десятки километров, озерах. Дело в том, что Байкалом невозможно разочароваться.

Байкал – это водяная щель среди хоровода рельефа. Местность меняется каждые пару сотен метров, и порой меняется кардинально. Заливы, бухты, острова, камни, косы, скалы. Постоянно новое кино. Похожий трюк можно видеть где-нибудь на Андаманском море, но чтобы внутри России?! Это как если бы вы приехали в Иркутск – а там мультикультурализм, народная демократия, цветут сто цветов, защищены права меньшинств, на улицах демонстрации-шествия, а на телеке нет цензуры. Примерно такое образование и представляет собой в геологическом смысле Байкал. Возможно, и в биологическом. Возле истока Ангары, в местечке Листвянка, из которого местный житель пытается сделать Сочи (в смысле, «коньячок под шашлычок – вкусно очень»), есть музей Байкала. Там в аквариумах живут осетры, омули и сиги, а также нерпа Муся, напоминающая морской буек с ластами. Но главное, там быстро понимаешь, что такое пресловутая «уникальная экосистема Байкала». Что чистота байкальской воды – это результат не отсутствия жизни, а биологической плотности жизни. Что когда сородич Муси откидывает ласты, в дело тут же включаются рачки и креветки-гаммарусы – и все. Вода чиста, ибо вскоре (как нам сказали на полном серьезе) «нет даже костей».

И такая экосистема Байкала на всех его 620 км длины и 1,6 км глубины естественным образом обеспечивает Байкалу чистоту.

А люди на берегах Байкала Байкал загаживают так, что даже ЦБК, который, по утверждениям экологов, губит все живое, кажется не родившимся по приказу Москвы, а выросшим из местной ментальности…

Так вот: акция «360 минут ради Байкала», на которую я был приглашен и которую уже третий год проводила промгруппа En+, – это имплантат в человеческой природе. Потому что люди, как сказал волонтер, студент местного энергетического колледжа Федя Вайнеев, «где живут, там и свинякают». Это очень печально, но это так.

Тут я должен, по идее, сказать пару слов про En+ Group. В конце концов, это En+ объявила призыв 1000 добровольцев, выдала каждому кепку, ветровку и перчатки, притащила на Байкал журналистов и блогеров. Есть в отечественной журналистике такой тухлый жанр – благодарственное слово спонсорам. Спонсор нас кормил и поил, он на природоохрану потратился, а мы в благодарность создадим ему образ экологически ответственной компании.

Увы, у меня с этим жанром туго.

En+ Group – это, в общем, Олег Дерипаска. Которого только ленивый эколог не пинает, и я своими ушами слышал, что говорят про его заводы в Хакасии или в Красноярске, и дымы его заводов видел. И, наверное, тема создания благоприятного имиджа у Олега Дерипаски имеет место быть. Но мне всегда приятнее думать о людях приятное, а поэтому я думаю, что вот есть такой сверхбогач, как Дерипаска, который в состоянии менять мир, – и у него кураж в том, чтобы мир менять к лучшему. Вложил же колоссальные деньги в национальные парки Патагонии мультимиллионер Дуглас Томпкинс, продав свои компании Esprit и North Pole. Может, и Дерипаска и его сотрудники испытывают, попав на Байкал, некоторое раздражение. Не только от битых бутылок. А оттого, что местный человек не соответствует местности. Точно так же, как житель Иркутска не соответствует своей истории, не видя ценности в старых деревянных домах со ставнями. И эти дома подыхают, покосившиеся, со своими резными наличниками. А на берегах Байкала и по пути на Байкал местный человек либо строит халупы, либо фальшивые дворцы, материализуя глупейшее самодовольство. У кого же нет ни дворцов, ни халуп, тот жжет костры, жрет водку и бьет бутылки.