Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 67

- Еще раз атакуем! - скомандовал Крайний.

Эта атака закончилась печально: зенитным снарядом был поврежден мотор его самолета. Со снижением Николай пошел на север, но до берега дотянуть не смог, пришлось садиться на воду. Самолет сразу затонул, а Крайнего удержал на плаву спасательный жилет. Борис Крылов покружился над ним, передал на аэродром место нахождения, попросил выслать катер. Горючего оставалось мало, нужно было возвращаться. На смену Крылову вылетели Александр Карпов и Алексей Гавриш. На подходе к указанному квадрату увидели немецкий гидросамолет «Гамбург-140», который ходил галсами. Видимо, его вызвали катера, чтобы подобрать советского летчика. Карпов и Гавриш с двух сторон атаковали вражеский самолет, и после нескольких пулеметных очередей он плюхнулся в воду. Начали искать Крайнего, но, видимо, во время воздушного боя отклонились далеко в сторону, а ориентиров, чтобы скорректировать свое местонахождение, в море нет. В воздух снова поднялся Борис Крылов. От береговой черты он взял курс на точно отмеченный квадрат и вскоре обнаружил Крайнего. А недалеко от него - и резиновую лодку с экипажем «Гамбурга-140». Вдали уже виднелся наш катер. [215] Крылов вывел его точно на Крайнего, затем катер подобрал и немцев.

Крайний четыре часа пробыл в холодной апрельской купели. Второй раз за последние полгода - ранее несколько часов «купался» в ноябре в Керченском проливе. И хоть бы чихнул! Богатырь-парень!

Встречал я в газетах заметки и о полетах Шабанова и Григорова, других знакомых летчиков. Значит, летают, воюют, а я тут валяюсь без дела.

Штурм

На второй или третий день после Первомая в госпиталь зашел Миня Уткин. Он старался выглядеть бодрым и веселым, но я сразу заметил, что парень чем-то расстроен. Не умел он надежно скрывать свое душевное состояние.

- Что случилось, Миня? - спросил я напрямик.

- Да ничего…

- Рожков?

- Нет, Рожков, слава богу, обгорел только чуть-чуть. Никакой опасности.

- А кто?

Он внимательно посмотрел мне в глаза, потом отвел взгляд в сторону, глубоко вздохнул.

- Ну?

- Плохи дела, друг, - с дрожью в голосе сказал Уткин.

- Не вернулся кто-то?!

- За последние дни - половина экипажей не вернулась. Володя Шабанов с Ваней Кочерженко, Володя Григоров с Пашей Кругловым, экипаж Хохлова… А вчера - и Саша Емельянов.

- Емельянов?!

- Да.

У меня сжалось сердце. Не знал, что говорить. Мысли вихрились в голове, мешались. Володя Шабанов! Только недавно ходили с ним на Севастополь… А многострадальный экипаж Сазонова! Дважды не возвращался с задания, мы долго и терпеливо ждали их - Сазонова, Емельянова, Бутенко, Ярового, - и они все же возвращались, преодолев все испытания. Неужели мы их больше не увидим? А Паша Круглов - наш звонкоголосый соловей! Как же его баян?…

А Миня продолжал: [216]





- И что обидно - с простого задания не возвратились: с разведки морских коммуникаций, где, казалось бы, и истребителей не должно быть. Долго не могли понять, в чем дело. Только вчера немного прояснилось: Ваня Ковальчук с капитаном Ивченко далеко в море встретили «Фокке-Вульфов-190» с подвесными баками. Еле ушли от них. Вот оказывается в чем дело: истребители с дополнительными баками! А из штаба ВВС предупредили: «Остерегайтесь «фоккеров», они оборудованы локаторными установками». Представляешь, разведчик уходит от истребителей в облачность, считает, что скрылся, идет себе спокойно, беды не чует, а «фоккер» - за ним! И на экране видит все, как на ладони. Подходит вплотную в облаках и бьет в упор. Сегодня всех нас предупредили: в облачность от «фокке-вульфов» уходить только в крайнем случае, и то ненадолго и обязательно с резким маневрированием, чтобы сбить с толку локатор… Вот такие-то дела, друг. Дорого мы платим за Севастополь…

Я не знал, что ответить. Потом сказал зло:

- Они заплатят еще дороже! - Но на душе скребли кошки.

- Не сегодня-завтра фрицев попрут из Севастополя, - говорил Миня, - они кинутся наутек в Констанцу, а в нашей эскадре по существу летать некому.

- Мордин поможет.

- Мордин-то поможет, да не нам от того честь.

В словах Уткина мне послышался упрек, будто я виноват, что валяюсь в этом проклятом госпитале, и я сказал сдержанно:

- Честью потом сочтемся, дай только отсюда выкарабкаться! Может, еще на Севастополь успеем!

- Дай-то бог, - примирительно сказал Миня.

Мы надолго замолчали.

К освобождению Севастополя я не успел. Утром 5 мая земля содрогнулась от разрывов тысяч снарядов и бомб. Два часа длился огневой налет. А потом началось наступление наших войск в районе Мекензиевых гор, на правом крыле фронта. Двое суток не утихали бои.

Но главные сражения разыгрались на другом участке. В девять утра 7 мая огненный смерч взметнулся над Сапун-горой. Яркая синь крымского неба померкла в тучах дыма и огня: началась артиллерийская и авиационная подготовка к главному штурму. Плотность огня небывалая - 300 орудий и минометов на километр фронта, кроме того, самолеты непрерывными эшелонами шли на вражеские [217] позиции. В 10.30 у подножия Сапун-горы раздалось многотысячное «ура!» - начался штурм. «Даешь Севастополь!» - этот клич катился из одного конца в другой, и его не могли заглушить ни пушки, ни пулеметы.

Весь день 7 мая шло ожесточенное сражение за Сапун-гору. Только к вечеру, когда уже наступали сумерки, на гребень горы почти одновременно ворвались бойцы 32-й гвардейской, 77-й и 417-й стрелковых дивизий.

Путь на Севастополь был открыт. 9 мая над городом заполыхали победные знамена. Комсорг роты разведчиков Илья Поликахин водрузил знамя на одном из самых высоких зданий города на Историческом бульваре. Над Панорамой обороны развевалось красное полотнище, укрепленное лейтенантом Николаем Гужвой, над Графской пристанью поднял военно-морской флаг матрос Пивоваров.

Поздно вечером 9 мая город был полностью освобожден. Тысячи гитлеровцев сдались в плен. Но основные силы врага бежали на мыс Херсонес.

10 мая 1944 года Москва салютовала войскам, освободившим Севастополь. «Правда» писала: «Здравствуй, родной Севастополь, любимый город советского народа, город-герой и город-богатырь! Радостно приветствует тебя вся Советская страна!»

И миллионы советских людей повторяли: «Здравствуй, родной Севастополь!».

В 1941- 1942 годах гитлеровской армии понадобилось 250 суток, чтобы овладеть Севастополем. Советские же войска в боевом содружестве с Черноморским флотом взломали оборону врага в 35 дней. Гитлеровцы дрались с упорством обреченных, надеясь спасти остатки разбитой армии, но путь к спасению был только один -море. А оно, тихое, спокойное, было в эти дни грозным. Каждый караван, каждое вражеское судно, выходящее из Севастополя, встречали наши подводные лодки, торпедные катера, самолеты. Никогда еще так активно не работала на морских коммуникациях авиация - она стала основной ударной силой флота. Бомбардировщики, торпедоносцы, штурмовики и топмачтовики при поддержке истребителей и при помощи воздушных разведчиков перехватывали корабли на переходе и отправляли их на дно.

В эти дни особенно эффективным способом борьбы с кораблями показало себя топмачтовое бомбометание. Сущность его в том, что самолет идет в атаку на судно как торпедоносец - на бреющем полете (15-30 метров). Не доходя до объекта 200-300 метров, летчик сбрасывает [218] бомбы, которые, ударяясь плашмя о воду, рикошетом отскакивают, летят над водой, пробивают борт и разрываются внутри судна. Летчик едва успевает взять ручку на себя, чтобы проскочить над кораблем. Такое бомбометание позволяет топить транспорт почти наверняка, поскольку удар производится с близкого расстояния. Но и самолеты при топмачтовом бомбометании подвергаются огромному риску, поскольку по ним с близкого расстояния бьют все зенитные средства. Чтобы отвлечь огонь от топмачтовиков, выделяется несколько самолетов для бомбометания с пикирования и подавления зениток.