Похищение премьера

— Коли так, почему они сначала попытались застрелить премьера?

Пуаро сердито взмахнул рукой.

— А! Этого-то я и не понимаю! Необъяснимая тупость! Подготовлено похищение. И прекрасно подготовлено! И вдруг они ставят все дело под угрозу срыва, устроив это мелодраматическое нападение, достойное кинофильма и столь же нереальное. В него почти невозможно поверить: шайка бандитов в масках — менее, чем в двадцати милях от Лондона! Фи!

— Может, это были два никак не связанных между собой покушения? — предположил я.

— А, нет! Для совпадения это уж слишком! Далее: кто предатель? Без предателя тут никак не обошлось, во всяком случае, в истории с покушением. Но кто он? Даниельс или О’Мэрфи? Должно быть, один из этих двоих, иначе с чего бы вдруг машине оставлять главную дорогу? Ведь не станем же мы предполагать, что премьер-министр сам помогал своим убийцам! По собственной воле свернул О’Мэрфи, или же Даниельс велел ему это сделать?

— Наверняка это проделка О’Мэрфи.

— Да, поскольку если бы приказ исходил от Дани-ельса, премьер-министр услышал бы его и спросил о причине. Однако в деле слишком много противоречащих друг другу «почему». Если О’Мэрфи — честный человек, ПОЧЕМУ он съехал с главной дороги? Если он негодяй, то ПОЧЕМУ тронул машину вперед после того, как было сделано только два выстрела, чем, по всей видимости, и спас премьер-министру жизнь? Далее, если он честен, то почему прямо с Чаринг-Кросского вокзала поехал на известную явку немецких шпионов?

— Похоже, дело скверное, — заметил я.

— Давайте рассмотрим его по порядку. Что мы имеем ia и против этих двоих? Возьмем для начала О’Мэрфи. Против: подозрительное отклонение от шоссе, наводящее ча раздумья исчезновение и то, что он — ирландец из графства Клэр. За: проворство, с которым он вновь тронул машину, спасло премьеру жизнь; он — сотрудник Скотланд-Ярда и, очевидно, кадровый, проверенный агент.

Теперь Даниельс. Против него мы мало что имеем. Нам ничего не известно о его прошлом — раз. Для англичанина он слишком уж большой полиглот — два. Простите, друг мой, но языковеды вы скверные. За — тот факт, что его нашли связанным, усыпленным хлороформом и с кляпом во рту, что, судя по всему, свидетельствует о его непричастности к делу.

— Он сам мог связать себя и заткнуть в рот кляп, чтобы отвести подозрения.

Пуаро покачал головой.

— Французская полиция не могла так ошибиться. Кроме того, если он достиг своей цели, и премьер-министр похищен, зачем ему мозолить глаза? Сообщники могли заткнуть ему рот кляпом и усыпить его, но я не в силах понять, чего они надеялись этим добиться. Теперь-то какой им от него прок? Ведь пока все связанные с премьер-министром обстоятельства не будут выяснены, Даниельс наверняка останется под пристальным наблюдением.

— Может быть, он надеялся навести полицию на ложный след?

— Тогда почему он этого не сделал? Он сказал лишь, что ему чем-то зажали рот, и больше он ничего не помнит. Где тут ложный след? Все это очень похоже на правду.

— Что ж, — сказал я, взглянув на часы, — нам, пожалуй, пора на вокзал. Возможно, во Франции вы отыщете другие нити.

— Возможно, друг мой, но я в этом сомневаюсь. Никак не могу поверить, что премьер-министра до сих пор не обнаружили в ограниченном районе, где сокрытие его сопряжено с огромными трудностями. Если его не отыскали военные и полицейские двух стран, то каким образом это смогу сделать я?

На Чаринг-Кросском вокзале нас встретил мистер Додж.

— Вот следователь Скотланд-Ярда Барнс и майор Норман. Они всецело в вашем распоряжении. Желаю успеха. Дело скверное, но надежда не оставляет меня. Ну, мне пора, — и министр быстро зашагал прочь.

Мы рассеянно болтали с майором Норманом. В горстке мужчин на платформе я узнал низкорослого человечка с физиономией, похожей на мордочку хорька. Он разговаривал с каким-то долговязым блондином. Это был старый знакомец Пуаро — инспектор Джэпп, который слыл одним из умнейших офицеров Скотланд-Ярда. Подойдя, Джэпп радостно приветствовал моего друга.

— Я слышал, вы тоже включились в дело. Толково сработано. Пока что им удалось скрыться с награбленным добром, но я не верю, что они смогут долго прятать его. Наши ребята метут Францию зубной щеткой, да и французы тоже. Думаю, победа — дело нескольких часов.

— Если он еще жив, — угрюмо заметил долговязый сыщик. У Джэппа вытянулась физиономия.

— Да… Но мне почему-то кажется, что он жив.

Пуаро кивнул.

— Да, да, жив. Вот только удастся ли вовремя отыскать его? Как и вы, я не верил, что премьера можно запрятать на столь длительный срок.

Раздался свисток, и мы гуртом полезли в пульмановский вагон. Вздрогнув, поезд медленно и неохотно отъехал от вокзала.

Странное это было путешествие. Сотрудники Скотланд-Ярда сбились в кучку, развернули карты северной Франции, и по линиям, обозначавшим проселочные дороги, оживленно засновали указательные пальцы. У каждого офицера была своя версия. Пуаро не выказывал своей обычной словоохотливости, а сидел, уставившись прямо перед собой в пустоту. Его лицо напоминало мордашку растерянного ребенка. Я разговаривал с Норманом, в котором обнаружил довольно занятного парня. Когда мы прибыли в Дувр, поведение Пуаро немало позабавило меня. Взойдя на борт катера, этот коротышка отчаянно вцепился мне в руку. Дул крепкий ветер.

— Боже мой! — пробормотал он. — Вот ужас-то!

— Мужайтесь, Пуаро! — воскликнул я. — Вас ждет удача. Убежден, что вы его найдете.

— Ах, друг мой, вы неверно истолковали мое волнение. Меня тревожит бурное море. Какая это ужасная мука — морская болезнь!

— О! — обескураженно проговорил я.

Почувствовав, как вздрогнули двигатели, Пуаро застонал и зажмурил глаза.

— У майора Нормана есть карта северной Франции. Может быть, вы хотите изучить ее?

Пуаро сердито потряс головой.

— Нет, нет! Оставьте меня, друг мой. Понимаете, чтобы мыслить, необходима гармония между мозгами и желудком. У Лавергера есть чудный способ избавляться от морской болезни: надо медленно вдыхать и выдыхать, поворачивая голову то влево, то вправо, и считать до шести между каждым вздохом — вот так.

Я оставил его заниматься гимнастическими упражнениями и отправился на палубу.

Мы медленно входили в гавань Булони, когда появился опрятный улыбающийся Пуаро. Он шепотом сообщил мне, что система Лавергера оправдала себя «самым чудодейственным образом!»

Джэпп все еще водил указательным пальцем по карте, прослеживая воображаемые маршруты.

— Вздор! Машина выехала из Булони, вот здесь они свернули. Я полагаю, что премьер-министра пересадили в другой автомобиль, ясно?

— Что до меня, — отвечал долговязый сыщик, — то я займусь морскими портами. Ставлю десять против одного, что его тайком протащили на какой-нибудь корабль.

Джэпп покачал головой.

— Это слишком прямолинейно. Распоряжение о закрытии всех портов было отдано сразу же.

Когда мы высадились на сушу, только-только занимался рассвет. Майор Норман тронул Пуаро за руку.

— Вас ждет армейский автомобиль, сэр.

— Спасибо, мсье, но пока я не намерен уезжать из Булони.

— То есть?

— Мы заглянем вот в эту гостиницу у набережной.

Подкрепляя слово делом, Пуаро потребовал и получил отдельный номер. Наша троица в недоумении и растерянности последовала за ним. Пуаро метнул на нас быстрый взгляд.

— По-вашему, хороший сыщик должен действовать иначе, да? Знаю, что вы думаете. Он должен быть полон энергии. Он должен метаться туда-сюда. Он должен валяться на животе в дорожной пыли и искать через крошечную лупу следы шин. Он должен собирать окурки и брошенные спички, да? Так еы себе это мыслите или не так? — Его глаза вызывающе уставились на нас. — А вот я, Эркюль Пуаро, заявляю вам, что это неверно! Настоящие ниточки здесь, внутри! — он похлопал себя по лбу. — Я мог бы и вовсе не уезжать из Лондона, понятно? Вполне достаточно было бы спокойно посидеть в моей тамошней квартире. Единственное, что имеет цену — это маленькие серые клеточки там, внутри. Тихо и незаметно они делают дело до тех пор, пока вдруг я не требую карту, не прикладываю палец к какой-нибудь точке, вот так! — и не говорю: премьер-министр здесь! И это оказывается правдой! Порядок и логика могут все! Этот безумный бросок во Францию был ошибкой, детской игрой в прятки. Но теперь я начну работать как надо, изнутри. Хотя, может статься, уже поздно. Тишина, друзья мои, умоляю вас.