Славное море. Первая волна

Наверху было слышно, как гремела за бортом вода, гудел в такелаже ветер. А внизу, в коридорах, в каютах, стояла тишина. Казалось, что корабль обезлюдел и, ни­кем не управляемый, идет навстречу волнам.

Перед обедом вахтенный матрос кубарем скатился с верхней палубы.

— Идут! Идут! — кричал он, заглядывая в каждую каюту.

Все понимали, кто может идти к ним в такой труд­ный час, и кинулись на палубу.

С юга на горизонте появились силуэты речных судов. Предводимые винтовым пароходом «Лена», они смело вышли в море. Шли группой, чтобы суметь в случае нужды вовремя оказать необходимую помощь друг другу.

С «Полярного» спустили за борт мягкие и твердые кранцы.

Ловко пристроившись к волне, похрустывая кран­цами, пришвартовался первый пароход.

На палубу «Полярного» прежде вынесли несколько ведер воды для команды.

Все с кружками встали в очередь. Геннадий с коком оказались впереди. Но, глянув в конец очереди, он уви­дел, что последним стоял боцман, похудевший, с обвис­лыми белыми усами.

Геннадий вернулся и встал за ним.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

С получением воды трудности для команды «Поляр­ного» не кончились.

Шторм не утихал. Это был шторм, которого никто не предвидел. Он нагрянул неожиданно, где-то не вовре­мя свернув с положенных ему путей, так что о нем не могла сообщить и служба погоды. Небо забито тучами. Ветер разных румбов то стремительно гонит их в одну сторону, то повернет в другую, то завихрит и бросит в море. Иногда ветер прижимает тучи низко к воде, и мо­ре забрызгивает их белой пеной.

Для такого разъяренного моря теплоход «Поляр­ный»— совсем небольшое судно. Но на нем две сильные машины. Работают они ровно, без перебоя, и теплоход, вздрагивая и раскачиваясь, упорно идет навстречу вет­ру и мутно-зеленым пенным волнам.

За бортами корабля бушуют горы воды. Гребни волн обрушиваются на палубу и, ополоснув ее, беззвучно скатываются за борт. Только у парового шпилечка И якорной цепи от волны до волны остаются белые бараш­ки пены.

В каютах тихо. Иллюминаторы закрыты наглухо, на них дополнительно задернуты синие занавески.

Команда на теплоходе совсем маленькая. К тому же она больше чем наполовину поредела. Молодые матро­сы, набранные с речных пароходов, не выдержали штор­ма. Их свалила противная морская болезнь. Слег и кок и его помощник. Команда живет на сухом пайке.

В каюте номер девять теперь живут шесть человек, шесть комсомольцев: два рулевых, два моториста и два палубных матроса.

Один рулевой, Юсуп Шалаев, стоит на вахте. Его давно надо сменить, но некому.

Второй рулевой, Антон Сахно, лежит на койке, стра­дальчески закрывая глаза при каждом крене корабля. Густые светлые волосы мокры от холодного пота, при­липли ко лбу, мешают смотреть. Но у него нет сил по­править их.

Над Антоном Сахно словно в люльке качается в своей верхней кровати Геннадий Серов.

— А ты что валяешься, — досадливо говорит ему Сергей Алферов, — или хочешь, чтобы и тебя укачало?

— Устал я.

— Все устали, — уже мягче говорит Сергей. Геннадий свешивает через   заградительный   щиток

черную голову. Похудевший, с заостренным подбород­ком и синими полукружиями под глазами, он сейчас по­хож на мальчика лет шестнадцати. По-детски красные губы растянуты в легкой горькой улыбке. Он очень огорчен тем, что его первая морская навигация оказа­лась такой тяжелой.

Чуть приподнявшись на локтях, он еще больше све­сил голову и поглядел на притихшего Антона Сахно.

— Мне все хочется уснуть. Уснуть, а потом про­снуться. И всего этого уже нет: ни ветра, ни серых туч. И море спокойно, и солнце — сколько хочешь солнца! Я по солнцу больше всего скучаю.

Антон заворочался в кровати, открыл глаза и болез­ненно поморщился.

Сидевший у стола Сергей Алферов поднялся во весь рост. Его рыжекудрая голова оказалась выше кровати Геннадия. Густые белесые брови нахмурились.

— Ленивая твоя философия, мечтатель. Спи уж, не тревожь душу, — и легонько толкнул Геннадия в плечо.

Затем как-то очень легко согнулся, будто сложился вдвое и присел на край кровати Антона. Крупной ла­донью сдвинул ему волосы со лба.

— Ты потерпи, теперь немного осталось. Вот скоро дойдем до острова. Если шторм не утихнет — отстоимся там.

— Ладно, до острова потерплю, — стараясь говорить твердо, ответил Антон Сахно. — А больше не вытерплю, слягу, наверно.

— А больше и не надо, остров-то скоро.

Белая дверь каюты раскрыта настежь и закреплена на длинных железных растяжках. Сделано это на слу­чай аварии, при которой закрытые двери могут закли­ниться: тогда людям не выбраться из кают.

В раскрытые двери проникает свежий холодный воз­дух, только чуть облегчая страдания больных.

Устало горбясь и наклонив непокрытую голову, в ка­юту бесшумно вошел старший помощник. Жесткие чер­ные волосы аккуратно зачесаны назад, будто он со­брался куда-то на праздник.

— Ну, как поживаете, самые стойкие на корабле? — спрашизает он и садится на койке у самой двери.

— Не очень стойкие. Вот сдаю, — хрипло ответил Ан­тон Сахно, приподнимая от подушки тяжелую голову. Лицо у него исхудало, удлинилось и позеленело.

— Это зря, товарищ Сахно,— заметил старпом и за­барабанил по острым коленям длинными подвижными пальцами.

— Сейчас нельзя больше никому сдавать. Сам пони­маешь, по три вахты люди стоят. Крепись!

Старший помощник заходил в каюту каждый день, чтобы поддержать своими разговорами команду. Узкие черные глаза его под широкими якутскими бровями смотрели устало. Казалось, они потеряли прежнюю зор­кость и сейчас видят не все. Но сам он держался прямо, говорил громко, будто не было усталости от многочасо­вой вахты на месте ослабевших рулевых.

— А сколько прошли сегодня? Далеко до остро­ва? — спросил Антон.

Ему хочется говорить, хочется превозмочь свою сла­бость.

— Остров недалеко, но мы не пойдем к нему.

— Как не пойдем? — удивился Сергей. — Надо где-то отстояться!

Он раздраженно поднялся и перешел на свою койку, в дальний угол каюты.

Все настороженно повернулись к помощнику капи­тана, думая, что он шутит.

Об острове мечтал каждый. Там можно отдохнуть, съехать на берег, пройтись по твердой земле. И вот те­перь снова без надежды качаться на волнах, в полной власти моря.

Старпом Кривошеий повернул голову на звук голоса Сергея, но усталые глаза нашли его не сразу.

— Люди не выдержат, совсем слягут, — глухо сказал Антон.

Люди были измучены штормом, изнурены вахтами— это мог сказать каждый.

— На-до вы-дер-жать,— непривычно, делая ударе­ние па каждом слоге, ответил Кривошеий. — Остров не имеет закрытой бухты. Стоять вблизи берега на рейде сейчас опасно. В шторм добрый капитан уводит судно дальше от земли, туда, где глубже.

Он немного помолчал и, улыбнувшись, добавил:

— Но есть и хорошие вести: барометр пошел вверх. Большая волна   сильно тряхнула корабль, все   по

инерции качнулись вперед.

— Барометр пошел вверх, а нас бросает вниз, — не­весело пошутил Сергей.

Удар повторился. Он показался сильнее первого. За­двигались на полке загороженные решеткой книги, за­звенел пробкой стоящий в деревянном гнезде графин.

Все насторожились, по больше таких ударов не по­следовало.

И Геннадию вдруг до боли захотелось, чтобы вегер сейчас утих и он увидел бы в высоком небе не черный полог туч, а крупные северные звезды — путевые огни морякоз Арктики.

II

Третий год плавает в Арктике Саша Торопов. От Чукотки до мыса Челюскина у него много друзей. Он хорошо знает свое дело, спокоен, нетороплив. И ребята правы: стал важничать. Теперь он редкий гость в мат­росском кубрике и каютах; свободное время от работы и чтения проводит только среди командиров.

Он любит порой слушать голоса своих знакомых по эфиру. Сейчас ночь, работы у радистов меньше. Он включился на волну шхуны «Заря». С кем и о чем гово­рит Зоя Карпова? Один, второй поворот рычагов наст­ройки, и вдруг словно бичом в душу: