Страница 40 из 41
Таким образом, абхазо-абазинские связи вызывают отрицательную реакцию у части политического спектра Карачаево-Черкесии. Отметим, что та же газета «Вести гор» довольно негативно отзывалась о самом факте визита в Карачаево-Черкесию президента Абхазии Сергея Багапша в июне 2006 г. (примечательно, что Багапш во время визитов в Карачаево-Черкесию почти всегда успевает побывать в «абазинских краях»: в ходе одного визита он посетил комбинат «Южный», в ходе другого — аул Псыж). Наличие в Карачаево-Черкесии таких умонастроений необходимо учитывать на фоне общей активизации России в решении проблем Абхазии.
Заключение
Факт «путинской стабилизации» на Северном Кавказе так или иначе признают сегодня как сторонники, так и оппоненты федеральных властей. Для некоторых основной признак стабилизации — прекращение активных боевых действий в Чечне. Автору же этих строк наиболее отрадным — и, хочется верить, необратимым — изменением в российской части Кавказа представляется отмена (пока, увы, частичная) практики «парных» блок-постов на границах регионов, когда друг против друга стоят сотрудники МВД соседних республик, охраняя «свою» территорию как рубеж независимого государства. Любой самый мелкий, но осязаемый знак восстановления единства Федерации — шаг от той пропасти, в которую Северный Кавказ мог увлечь всю страну еще совсем недавно.
Однако ответ на вопрос о том, далеко ли в действительности удалось отойти от этой пропасти, не представляется очевидным. Какая бы роль ни отводилась зарубежным антироссийским центрам в вооруженных конфликтах на постсоветском Северном Кавказе, честный взгляд на любой из этих конфликтов (будь то война в Чечне, события в Пригородном районе Северной Осетии, в Дагестане, нападение на Нальчик в 2005 г.) заставляет признать: в основе лежали противоречия между самими жителями регионов, будь то клановые, этнические или религиозные группы. А если так, события 1990-х — первой половины 2000-х гг. следует рассматривать как эпизоды гражданской войны на территории России.
В настоящей работе мы ограничились теми конфликтами в северокавказских республиках, которые за всю свою историю не стали причиной силовых столкновений. Как представляется, даже беглый анализ современного состояния этих конфликтов позволяет увидеть в каждом из них, по крайней мере, некоторые обстоятельства, в других случаях приведшие на Северном Кавказе к вооруженному противостоянию. Вот важнейшие из этих обстоятельств:
1. Существование общественных движений, которые подконтрольны небольшой группе лидеров, но позиционируют себя как выразители интересов целого народа.
2. Борьба внутри региональной элиты за собственность и контроль над бюджетными ресурсами.
3. Готовность силовых структур и судебной власти содействовать некоторым участникам конфликта элит.
4. Нерешенность социальных, инфраструктурных, территориальных проблем, важных для значительных слоев населения, в том числе для целых народов.
5. Достаточно острое этническое самосознание населения в условиях, когда о раздельном проживании народов не может идти речи.
Из рассмотренных нами республик наиболее слабо эти факторы выражены в Адыгее, наиболее сильно — в Карачаево-Черкесии. Вспомним, однако, что даже в Адыгее в 2006 г. ситуация накалялась до достаточно высокого «градуса».
Осознание этих обстоятельств должно вновь поставить вопрос о том, какой линии должен придерживаться на Северном Кавказе федеральный центр. На практике выбор здесь до сих пор, чаще всего, осуществлялся между двумя крайностями. Одна крайность — активное личное участие высокопоставленных федеральных чиновников в региональных делах, что неминуемо порождало слухи о «мелкооптовой» торговле федеральным административным ресурсом. Вторая крайность — демонстративное самоустранение от внутренних проблем регионов, выстраивание отношений с главами республик по принципу: «Заплати нужным количеством голосов на федеральных выборах — и живи спокойно».
Если путь, надежно удаленный от двух этих крайностей, так и не будет найден, многие конфликты на Юге России могут потерять успокоительный эпитет «тихие» в самый неожиданный момент.
Послесловие
Северный Кавказ сегодня продолжает оставаться в фокусе внимания СМИ и экспертов как в России, так и за ее пределами. Есть несколько причин для такого повышенного внимания.
Во-первых, пойдя на формально-правовое признание независимости Абхазии и Южной Осетии, Москва разрушила принципы «беловежского национализма» (то есть незыблемости границ, установленных еще в период существования СССР). Хочет того Кремль или нет, но вслед за Косово он создал прецедент теперь уже на постсоветском пространстве. В чем суть этого прецедента? Это — успешное этнополитическое самоопределение, достижение которого осуществляется не путем многоходовых переговоров и договоренностей (как это было в случае с бывшей югославской республикой Черногорией), а с опорой на силу и внешнюю поддержку. Отсюда столь большая чувствительность журналистов и политологов к обострению обстановки в Ингушетии, Северной Осетии и Дагестане, к политическому брожению внутри «черкесского мира» (23 ноября 2008 г. прошел Чрезвычайный съезд черкесского народа). Все события, так или иначе связанные с этнополитической проблематикой на Северном Кавказе, пытаются рассматривать через абхазские или югоосетинские «очки» (хотя такое рассмотрение и не всегда адекватно ситуации).
В принципе ситуация на Северном Кавказе в связи с признанием двух бывших грузинских автономий не так однозначна, как это видится с Запада. Здесь очевидна не только опасность переноса сепаратистской бациллы. Многие в республиках российского Кавказа (и не только в Северной Осетии) отмечают это и как первый случай, когда Россия защитила кавказские народы. Россия продемонстрировала силу, которая в регионе традиционно относится к числу значимых ценностей. День 26 августа 2008 г. (дата подписания президентского указа о признании) является неким водоразделом между старой и новой реальностью.
Во-вторых, мировой финансовый кризис в случае с Россией — это не только масштабное сокращение «белых воротничков» и банков (нормальная санация этой сферы не повредила бы любому постсоветскому государству). Значительная зависимость страны от сырьевого комплекса и вообще слабая диверсификация национальной экономики (при которой гибнущие отрасли можно было бы заменить поднимающимися) чреваты сокращением бюджетных поступлений, а значит, и социального благополучия управленческого класса. А этот управленческий класс в условиях полиэтничного государства гораздо в большей степени готов к тому, чтобы использовать «национальную карту» в борьбе за недостающие ресурсы (а также за обеспечение преференций в борьбе за ресурсы имеющиеся). К Северному Кавказу эти последствия финансово-банковского кризиса имеют самое прямое отношение.
Значит, серьезный анализ этнополитических и конфессиональных процессов в северокавказском регионе сегодня востребован, как никогда. В особенности, если речь идет о профессиональном изучении всей «цветущей сложности» региона без политической ангажированности, но с опорой на репрезентативный круг источников. В этой связи выход в свет книги известного российского журналиста и исследователя Северного Кавказа Константина Казенина нельзя не приветствовать.
Сразу обращает на себя внимание тот предмет, который избрал автор для своего исследования. Оно называется ««Тихие» конфликты на Северном Кавказе: Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия». Само название придает новой книге Казенина практическую значимость. Ведь пока конфликт находится на «тихой» стадии (протекает в латентной форме), есть возможность не допустить его перерастания в актуализированное противостояние, какое мы имели в Пригородном районе в 1992 г. или в Чечне в начале 1990-х гг. Но для того чтобы избежать такой трансформации «тихих конфликтов», их как минимум нужно скрупулезно изучать. Эту задачу и берет на себя Константин Казенин.