Страница 44 из 52
— Но помилуйте — детство без книг! Я даже вообразить себе такое не могу!
— Вот именно! А они не просто вообразили, они его детям подарили!
— Вы как хотите, Грех Командармович, но мой аппарат займется составлением обличительного письма. Сделайте, пожалуйста, пометку, Виктор, — Сергей повернулся к возвышающейся слева от него над травой каске. — Это безнравственно!
— Наоборот, весьма ответственно. Вы же знаете лозунг индустрии видеоигр: «Мы в ответе за тех, кого приучили».
— Игры надо запретить! Хотя бы здесь.
— Здесь? Мы не ослышались? Здесь?
— Здесь.
— Здесь? В видеоигре?
Из молчащих до настоящего момента окопов раздался дружный смех. Даже Виктор не стал скрывать ухмылки.
— Вы сами подумайте! — Сергей был оскорблен таким несерьезным отношением к серьезнейшему вопросу. — Жизнь твоя должна быть такой, чтобы о тебе можно было написать книгу. А если ты всю жизнь просидишь за компом, что о тебе писать-то? Вот о каком выборе идет речь. И мы делаем за детей этот выбор! Дети не читают, а целыми днями превращаются в видеозомби. Читать, писать и думать они уже не умеют. Готовая масса для любой непорядочной государственной идеи!
— Особенно читать, да?
За стеклами очков на долю секунды мелькнуло что-то черное и недоброе. Сергей непроизвольно вздрогнул. Отчего-то он был уверен, что хотя он глаз Премьера видеть не может, тот в свою очередь прекрасно видит его глаза и даже саму душу.
— Вы ведь, кажется, писатель? — щель рта под ужасными очками вновь пришла в движение. — А о чем пишете? Развлекаловку разводите? А к чему она? Вы знаете, почему не стало СССР? В нем развлекаловку разрешили, а пишуще-снимающая интеллигенция сразу этим воспользовалась и страну убила. Номенклатура понимала, что разрешать писать можно только о трудовых свершениях.
Писать нужно о труде, заводе, поле. Если публиковать романы о чем-то другом, люди будут стремиться читать об этом другом. И кончится тем, что они себя в поле и на заводе видеть не будут. Что в итоге мы и получили.
— А что мы получили? — не до конца понимая сказанное, переспросил Сергей.
— В поле никого уже не загонишь работать, — недовольно буркнул Премьер-министр. — Наш крупнейший завод консервированных овощей, «Спаси и сохрани», третий год простаивает: ни студентов, ни лаборантов НИИ в подшефные фермерские хозяйства не выгонишь. А вы про непорядочные государственные идеи рассуждаете. Рассуждайте про порядочные. Вы теперь лицо официальное. А рассуждения про непорядочные оставьте интеллигентам. Им все равно ничем иным заняться не получается.
— Да, Грех Командармович, я же только…
— А если вы желаете возглавить какую непорядочную государственную идею, так вы не переживайте: мы вас представим как нужно. В лучшем виде: деспотом и самодуром.
Отовсюду раздался гул неодобрения и даже свист. Что-то с громким звоном ударило Сергею в каску, сбросив ее с головы. По полу окопа запрыгало яблоко. По брустверу прощелкали несколько апельсинов.
— Но я не деспот! И не самодур! — выкрикнул Сергей, съеживаясь и судорожно застегивая ремешок каски под подбородком. — Я как раз против самодурства и прочих перегибов!
— Ну, хватит! Хватит! Достаточно! — Премьер-министр поднял руку, призывая членов Кабинета успокоиться. — Ишь, расшалились… Что там у нас дальше на повестке дня, Генрих Панихидович?
Генрих Панихидович выполнял при Премьер-министре роль секретаря и ординарца. В дальнейшем Сергею неоднократно пришлось наблюдать, как Генрих Панихидович, юркий молодой человек, доставлял ползком, подобно связному на передовой, записки от Премьера к окопчикам отдельных министров. При этом остальные министры, не жалея фруктов, как могли, препятствовали его передвижениям.
В ответ на просьбу Премьера Генрих Панихидович откашлялся, поправил каску, огляделся в явном ожидании подвоха со стороны засевших в окопах хулиганов и, уткнувшись в разложенные сбоку от Греха Командармовича бумаги, зачитал:
— «Рассмотрение целесообразности направления в Парламент проекта закона, известного как «Дефект бабочки». Если в двух словах, закон голосит, что взмах плавника сельди не способен вызвать цунами в противоположной части мирового океана.
— А ведь хороший закон, — одобрительно подметил Премьер-министр. — Надо принимать. Вы как думаете, Сергей Николаевич?
— А что, если мы его не примем, он не будет действовать? Он же как бы закон природы…
— Это вы правильно подметили: он будет действовать независимо от того, примем мы его или нет. Но это не должно являться для нас препятствием в его лоббировании. Так ведь?
— Не должно… — неуверенным, а потому тихим голосом согласился Сергей.
— Очень хорошо, — Грех Командармович удовлетворенно кивнул Президенту. — Возражения, замечания по законопроекту, господа? Нет? Прекрасно, прекрасно… Что-то там дальше, Генрих?
— Подготовка дефолта, господин Премьер-министр.
При этих словах зал наполнил гул, но не возмущения, а, к удивлению Сергея, одобрения.
— Дефолта? — пробормотал он, силясь осмыслить значение сказанного.
— Господин Премьер-министр, — донесся громкий голос с противоположного конца комнаты, — а мы точно сможем прикарманить при его проведении до двух третей госбюджета? Мы вроде и так люди небедные, и заваривать кашу ради копеек как-то не хочется.
— Глава социалки, — разъяснил Президенту Виктор. — Совесть Правительства. Вечно в сомнениях, как другие — в голдах…
— Никакие не копейки! — раздалось где-то справа, и в окоп Совести Правительства, шелестя в воздухе распушенными листьями, ворвался ананас. — Гарантия! Все было придумано и успешно опробовано не один десяток раз еще до нас!
— Министр финансов, — услужливо подсказал Виктор, — не выносит социалку и любых ее представителей на генетическом уровне. Организовал в прошлом году Фонд содействия ликвидации упрямых жильцов коммунальных квартир. Одна из самых успешных инициатив финансово-экономического блока. Почти всех несговорчивых хозяев комнат в коммуналках истребил. Эффективнейший менеджер.
— Позвольте, что еще за дефолт? — встрепенулся Сергей. — Вы же собираетесь обмануть народ. Попросту говоря, его ограбить. Не позволю!
— А мы не против пригласить вас присоединиться к нам, — миролюбиво возразил Премьер. — Правда ведь, господа?
— Не про-отив! — раздался гул потревоженного осиного роя. — Не про-отив!
— Позвольте! Как это «присоединиться»?! Это же афера!
— Афера? — строго переспросил Грех Командармович. — Господин Президент, если вы так хорошо разбираетесь в экономике, посоветуйте нам выход из сложившейся ситуации. Это рынок диктует нам свои условия, а не мы ему.
— Проблема с диктовкой рынка в том, что он диктует то, что выгодно ему. И далеко не всегда — потребителю, то есть простомучеловеку, за которого мы так переживаем.
— Кто это «мы»? Мы не переживаем. Господа, мы ведь не переживаем?
Из окопов вновь грянул хор одобрительного гула.
— А может, господин Президент прав, а? — раздался голос Министра социальной защиты, развития и бесправия. — Афера. Аморально. Безответственно!
— Оттоман Телекинезович, — раздраженно загудело из окопа Премьер-министра, — что-то не нравится мне твое настроение в последнее время. Ты правдой мне до сих пор служил?
— Правдой.
— Теперь служи кривдой! И вообще, никогда не говори: «Никогда», а всегда говори: «Всегда».
— Слушаюсь, господин Премьер-министр!
— Вам же, Сергей Николаевич, объясняю. — Премьер устало потер виски: убеждать всех и каждого в своей правоте днями напролет — занятие утомительное. — Объясняю. Ситуация вышла из-под контроля. Населению уже не поможешь, но вот личные свои сбережения спасти и преумножить нам вполне по силам.
— Но честь-то, честь надо знать!
— Да честь-то мы и познали и попользовали. Теперь вот настала очередь бесчестия.
— Вы будете смеяться, Грех Командармович, но мне, как Президенту этой страны, на благосостояние моих подданных не наплевать!