Страница 10 из 49
Миллиардер задумал сделать дирижабль прибыльным, и математика решительно встала на его сторону. Колоссальный рост цен на нефть, появление новых материалов, компьютерное моделирование, наличие глобальной навигационной системы, всемирная служба погоды, растущие требования экологов к малошумности всех видов транспорта и т. д. и т. п. Я не свои мысли излагаю, а пересказываю услышанное за столом. Сам-то помалкивал, биатлонист, пусть даже дипломированный тренер, в дирижаблях разбираться должен меньше, чем в апельсинах.
А как же пожар на «Гинденбурге»? Вот тут-то и главный козырь господина Романова: гелий! Газ, практически не уступающий в подъемной силе водороду, исключает пожар, к тому же его, гелий, можно безо всякой опаски нагревать, тем самым регулируя подъемную силу.
В тридцатые годы гелий был редок, его добывали из особого песка, месторождение которого само являлось государственной тайной. Сейчас гелий выделяют из природного газа. Его там немного — в процентах, но при объемах добычи в триллионы кубометров эти проценты, и даже доли процента, вырастают в изрядные числа. Природный газ стремятся сконденсировать. Гелий, в силу своих физических особенностей, в конденсат не попадает, тут его только качай! Качать, конечно, тоже нужно умеючи, однако советская наука в семидесятые годы прошлого века нашла способ. Наука нашла, а господин Романов воплотил. Причем для дирижаблей годится — и даже лучше — сырой гелий, а не чистый. В сыром, дешевом гелии пять — десять процентов водорода, что и безопасно, и слегка увеличивает подъемную силу. И вот теперь на заводе Фридрихсхафена начали собирать дирижабли серии «Циолковский». Почему в Германии? Традиции, немецкое качество и капитал: доля Романова 51 процент, остальное дала Объединенная Европа. Но не за горами день, когда заводы) начнут строить и в России. Новое месторождение «Виктория»,) что в трехстах километрах к северу от Замка, содержит гелия на порядок больше, чем оренбургское. Правда, месторождение — еще не завод по производству газа, но в любом случае основные запасы гелия восточного полушария именно здесь.
Посчитали, что при ценах на нефть выше ста пятидесяти долларов за баррель перевоз дирижаблем груза через Атлантику обойдется дешевле, чем на «Боинге», причем аэродром для дирижабля можно строить где угодно, хоть в городской черте, и шума от дирижабля при взлете или посадке не больше, чем от трейлера. А учитывая, что время (и деньги) на путешествие к аэропорту порой сопоставимы со временем и стоимостью самого авиаперелета, дирижабль получает дополнительный плюс. Есть и бесспорный минус: крейсерская скорость аэробуса девятьсот километров в час, а дирижабля — сто пятьдесят, но этот минус господин Романов намерен превратить в плюс кампанией за неспешный образ жизни. Действительно, когда в любую точку земного шара можно позвонить, переслать по всемирной паутине любой документ, организовать видеоконференцию на самом простеньком оборудовании, деловые визиты в большинстве случаев сводятся к походам по экзотическим ресторанам, а то и борделям. Стоит ли жечь десятки тонн керосина, чтобы побывать в борделе на шесть часов раньше? И потом, господин Романов отнюдь не противник самолетов. Пусть будут. Где-то хорош самолет, где-то дирижабль.
Немаловажно и то, что дирижабль, схожий по грузоподъемным качествам с «Боингом», куда менее опасен для небоскребов: он же, по сути, не летающий молот, начиненный керосином, а воздушный шарик с безвредным гелием. Для психологии американцев это значит многое. Конечно, и на дирижабле есть дизельное топливо и моторы — но их вес несравненно меньший, нежели на «Боинге». Таранить дирижаблем небоскреб все равно что мыльным пузырем бить по гвоздю.
Обед закончился, люди стали расходиться, продолжая говорить о дирижаблях. Это лучше, чем молчать о судьбе господина Романова. Хотя кто сказал, что этого нельзя делать одновременно?
В покоях я покоя не нашел: позвонил Афанасий Михайлович, управляющий, и сообщил, что обычно специалисты встречают прибывающего в Замок господина Романова. Разумеется, это не обязательно, но я мог бы оскорбиться, если бы был лишен подобной привилегии.
Прибытие, по расчетным данным, состоится в полночь, специалисты соберутся на Замковой площади за десять минут до прибытия. Форма одежды по случаю позднего часа вольная, но соответствующая.
Я поблагодарил Афанасия Михайловича за предоставленную возможность и сказал, что буду непременно. Как не быть!
Времени до сбора оставалось предостаточно, и я минут девяносто поспал. Привычка спать, когда можется, хоть и впрок, выработалась во время переездов. Летишь этак из Пьенчанга в Ханты-Мансийск на соревнования — и спишь. Час сна во время перелета стоит двух часов тренировок.
Так что я тренировался целых три часа!
Заспаться я не успел, а хоть бы и успел — прохладный душ дело знает. Без четверти полночь вновь позвонили — на сей раз не Афанасий Михайлович, а кто-то другой, безликий. Напомнил, что через пять минут сбор.
Я не опоздал. Пришел ровно в двадцать три пятьдесят. Другие уже ждали, видно, внутренний сержант потребовал лишку, у кого пять минут, у кого двадцать пять. У каждого свой сержант. Мой притворяется генералиссимусом.
Как только я подошел, Шувалов сказал:
— Вот мы и в сборе. Пройдемте на площадку.
Далеко идти не пришлось. Двести метров по дорожке. Меж высоких елей располагалось поле — футбольное, размеченное, с центральным кругом, штрафными площадками и всем остальным. А рядом было другое поле, побольше футбольного. С огромным ангаром, перед которым стояла причальная мачта.
В небе показались огоньки.
— Это он, «КЭЦ-1», — сказал Шувалов негромко, видно, специально для меня, поскольку для остальных это новостью не было.
Огоньки опускались, и ровно в полночь над мачтою повис дирижабль, с виду очень похожий на летающую тарелку или на чечевицу-переросток. Большой дирижабль. Размером с цирк, что в городе Казани.
От дирижабля отделился трос, упал рядом с мачтой. Человек в униформе (ночью все униформы серы) соединил трос с тросом мачты, а дальше процесс пошел в автоматическом режиме. Лебедка начала сматывать трос, и летающая тарелка стала опускаться, пока не нанизалась на мачту, как мясо на шампур. На высоте три метра остановилась, из гондолы — та же тарелка, только меньше, — выпустили трап, освещенный изнутри неяркой подсветкой. По трапу вошли трое — не эксперты, кто-то из обслуги. Вошли трое, а вышли четверо: сам господин Романов, его секретарь и двое аэронавтов — кожаные куртки, кожаные штаны, краги, очки-консервы. Стильно. Словно хроника времен Первой мировой войны.
Сам Романов, как и его секретарь, были одеты неинтересно — обыкновенные деловые костюмы. Отличить деловой костюм за пятьсот долларов от делового костюма за пять тысяч долларов может только знаток, а деловой костюм за пять тысяч от такого же за пятьдесят тысяч — разве экстрасенс. Поэтому и стараться не стоит, при определенном уровне отношений уже важно не что носишь, а как носишь. Но и в этом случае Романов не смотрелся первым богачом России. Наверное, не привык. Все время был пятым, вот и приучился выглядеть кое-как.
Шучу. За полночь шутки у меня не самые тонкие. Чтобы не порвались.
Короля играет свита, но мне дать роль позабыли. Я стоял и смотрел — что же будет дальше. Падут ниц, пропоют осанну?
Но все стояли так же, как и я, — в ожидании примера.
— Добрый вечер, дамы и господа, — сказал самый богатый человек России. — Благодарю за встречу, хотя, право, не стоило. А, нет, ошибаюсь, стоило. Не меня встречать, конечно, а вот это чудо, — он показал на линзообразный дирижабль. — Мы его хоть и в Германии, но вместе с туляками сделали, те не только блох ковать умеют. В ближайшие год-два от заказов отбою не будет. Представляете Москву или какой-нибудь Аш-Габад? Президент едет — дороги перекрыты, народ раздражается, а все равно гарантий никаких: кто-нибудь на Кутузовском из окна пятого этажа возьмет да и выстрелит в сердцах из гранатомета. Вертолет шумит и трясет. А на КЭЦе летишь себе на трех километрах, ни пробок, ни снайперов не боишься. Комфорт, уют, а нужно — хоть в соседнее государство лети. Вы подходите, смотрите, господа.