Похищение свободы

Болтовня француза раздражала все сильнее, и у меня появилось желание возразить ему. Ситуация складывалась далеко не мирная, каждый отстаивал свою точку зрения, а тут еще вмешался Уолпол.

— У нас в Штатах, — заметил он как бы между прочим, — всем, кто служит в армии, запрещено говорить о служебных делах, Наверное, из-за традиционного страха перед шпионами. И военные стараются держать себя так, чтобы гражданские, как я, например, не участвовали в подобных дебатах.

— Пах! — непроизвольно вырвалось у капитана. — Мы не боимся призраков. Сегодня опытный шпион предпочитает риску чтение хороших журналов. В прессе он может почерпнуть все, что его интересует. Корреспонденты знают сейчас гораздо больше, чем секретные службы. — Он выразительно посмотрел на Элен, словно сделал ей особенно приятный комплимент.

— Мне это безразлично, — проговорила она тихо, не обращая внимания на его последние слова. — Мне безразлично, как будет завоеван Египет: быстро, как желаете этого вы, капитан, или не спеша, как предлагает лейтенант Андерсон. Это ничего не меняет, господа… — Она стремительно поднялась и, сделав несколько шагов к выходу, проговорила: — Спокойной ночи!

Я озадаченно посмотрел на Элен, быстро соскользнул с табурета и последовал за ней. Мне еще раньше, во время нашей дискуссии о театре предстоящих военных действий, бросилось в глаза, что она с трудом сдерживает волнение. Такой раздраженной я ее никогда не видел. Либо она тоже выпила лишнего, либо на нее отрицательно подействовали речи Жако.

Около лифта я догнал ее.

— Что с тобой, Элен? — спросил я. — Тебе, наверное, наскучили эти двое? Жако в самом деле невыносимый трепач.

— Не воображай, что ты лучше его, — выдавила она. — Вы оба хотите одного и того же, только он собирается действовать быстро, а ты медленно, но более расчетливо… Тут вы как-нибудь договоритесь. Сначала операция «Мэджик», потом «Гамилькар». Военная машина работает, не правда ли? А в результате под бомбами погибнут тысячи людей. Вы ведь не шутите!

— Вы, американцы, конечно же, останетесь в стороне! — вскипел я. — Во всяком случае, на этот раз… И будете умывать руки, ожидая конечных результатов!

Я был вне себя. Она здорово обидела меня, сравнив с этим Жако. И это после того, что было между нами и что нас связывало. Пока мы ехали в лифте, я подыскивал слова, которые могли бы побольнее задеть ее самолюбие.

А она вдруг проговорила:

— У тебя, Роджер, ботинки мокрые.

Я ничего не ответил, но перед дверью ее номера меня прорвало:

— Если на Суэцкий канал действительно начнут падать бомбы, некоторые из твоих соотечественников неплохо заработают. Цены стремительно подскочут, особенно на нефть. Жако и я, может, сложим свои косточки… А люди из Штатов, у которых есть небольшие скважины, как, например, у твоего отца, только усмехнутся.

Она растерянно посмотрела на меня, губы у нее задрожали.

— Тебе что, приснилось, будто у нас есть нефтяная скважина? Оставь меня в покое! Я не хочу тебя больше видеть! Боже, до чего же мне все это опротивело! — Она повернулась и, не подав мне руки на прощание, захлопнула дверь и заперла ее на ключ.

В последующие дни Уолпол из-за дождя сидел в отеле, так что не было смысла наведываться в Акротири и мне. Ведь если «почтовый ящик» существовал не только в воображении Тинуэлла, то его освобождали от содержимого лишь после того, как Уолпол что-нибудь туда клал. В отвратительном настроении я слонялся по отелю или сидел у окна и с тоской глядел, как струйки дождя быстро сбегали по стеклу.

В последний день сентября небо наконец-то прояснилось, солнце прорвалось сквозь тяжелые тучи, медленно уползавшие за горизонт, и вызвало обильные испарения от промокшей земли. Было воскресенье, но Уолпол все-таки поехал к своему раскопу, и вечером я опять залег в засаду. Духота стояла как в оранжерее. Уолпол приказал натянуть над раскопом громадный тент, чтобы ливень, чего доброго, не затопил канаву. Земля вокруг холма стала мягкой, и я без труда обнаружил его следы, следы его людей, и ничего больше. Только на берегу озера, возле римской крепости, виднелись чьи-то чужие отпечатки, однако с помощью карманного фонарика я не мог проследить, куда они вели. Как и прежде, я прождал напрасно.

Когда поздней ночью, усталый и перепачканный, я возвратился в отель, то прежде всего увидел в холле Элен. Она беседовала с капитаном Жако, который держал ее руку в своей, будто они только что вернулись с поздней прогулки по бульварам Никосии. Оба стояли ко мне спиной и не заметили, как я вошел. Разговаривали они по-французски, поэтому я мало что понял, но то, что я понял, мне совсем не понравилось.

— Изменить уже ничего нельзя, Жако, — говорила Элен. — Послезавтра я улетаю в Египет. Сегодня пришла телеграмма из редакции: меня командируют в Каир. Ну-ну, это вы как-нибудь переживете…

— Никогда! — клялся он, порывисто сжимая ее руки. — Правда, мы можем скоро увидеться там…

— Пожалуй, — ответила Элен как-то безучастно. — Это будет зависеть от того, благополучно ли вы там приземлитесь…

Холодком повеяло на меня от этих слов, и все во мне как-то сразу заледенело. Итак, все кончено. Отвернувшись, я прошел к лифту, однако он почему-то не работал. К лестнице мне пришлось возвращаться опять мимо них. Я прямо-таки мчался, желая остаться незамеченным, но это мне не удалось. Я услышал сзади быстрые шаги.

— Роджер, — окликнула меня Элен, но я не обернулся.

Возле номера она все же догнала меня.

— Мы ведем себя как дети, — заговорила она. — Давай не будем больше разыгрывать обиженных.

— И будем беседовать у двери? — спросил я.

Она покачала головой. Мы вошли в мой номер, а когда я закрыл дверь, она сказала:

— Роджер, это правда, послезавтра, рано утром, я должна уехать. Мне бы не хотелось расстаться с тобой, затаив обиду.

— Мне тоже, Элен, — ответил я. — Ты действительно улетаешь?

— Редакция отзывает, и мне остается лишь повиноваться… Послезавтра утром…

Я взял ее за плечи:

— Останься, ты же свободная женщина… Уолпол говорил, что ты совершенно свободна…

— Ах, эти басни о скважине! Ты до сих пор веришь в это?

Я ничего не ответил, а только взглянул на нее. Эта женщина прямо-таки околдовала меня. Ее губы были совсем рядом, и я совершенно потерял голову.

— Я на службе, как и ты, — сказала Элен. — Мы служим тем, кто нам платит… или своему отечеству… Последнее некоторые только воображают себе.

— Я что-то не понимаю тебя.

— А так ли уж это необходимо понимать? Я уеду, и ты вскоре забудешь обо мне.

— Дай мне свой адрес, и мы встретимся в Египте.

Она высвободилась из моих объятий:

— Журналисты действительно могут встретиться где угодно.

— Где же тебя искать?

— Не знаю. Может, я сама тебе напишу.

Она села и закурила, опершись на руку.

— Элен… — сказал я и кашлянул — с моим голосом что-то произошло. — Я обыщу весь Каир, но во что бы то ни стало найду тебя!

— Это будет зависеть от того, благополучно ли ты там приземлишься….

Ее слова подействовали на меня словно холодный душ.

— Ты уже говорила это сегодня… другому человеку, — выдавил я из себя.

— Ах! — вырвалось у нее. — Я и забыла, что здесь хорошо налажена информационная служба.

— Что ты имеешь в виду? — резко спросил я.

— Я все знаю, Роджер. Ты ведь следишь за Уолполом.

— Ты с ума сошла!

— Не волнуйся, я никому об этом не скажу, — проговорила она и потушила сигарету.

— Элен, клянусь, ты ошибаешься!

— Ну вот, сразу же и «клянусь», — вздохнула она и встала. Подойдя вплотную ко мне, она положила руки мне на грудь и стала поправлять мой галстук.

Такое было впервые. Она еще никогда не прикасалась ко мне.

Мне ничего не остается, читатель, как признаться, что в этот момент я потерял остатки разума. В конце концов, такое может случиться с любым мужчиной, поэтому я не стыжусь своей слабости. Все было как в чудесном сне…