Гранитный линкор

— А где же наши? — нетерпеливо затосковал Ерохин.— Силища-то какая! — Ему снова захотелось на морской простор: на торпедный катер, на подлодку, на быстроходный большой корабль!..

— Леня! — вывел матроса из оцепенения Сибиряк.— Наши!

Из-за северного мыса Угрюмого показались эскадры кораблей.

— Эх! — вырвалось у Ерохина. И после минутного молчания он грустно добавил: — Ни пуха вам, ни пера!

Боевые корабли обеих сторон осторожно сближались.

В воздухе сражение уже началось. Дрались истребители. Прорвавшиеся к каравану бомбардировщики пошли в пике. Вздыбились около транспортов огромные султаны взрывов. Густо задымил эсминец врага. Вот горящий советский бомбардировщик с тяжелым бомбовым грузом врезался в транспорт. Мощный взрыв взбудоражил зеркальную гладь моря. Зрелище для наблюдателей с Угрюмого необыкновенное. Ерохин выскочил на вершину скалы.

— Так его! Так! — размахивая руками, кричал он.— Герой летчик!

Наконец вступили в бой боевые корабли. Североморцы обрушили шквал огня на флагманский крейсер. Он был поврежден, но продолжал остервенело отстреливаться. От его огня горел уже советский эсминец. Сражение разгоралось. Враг терял корабли. И все же караван продолжал упорно прорываться вперед. Матросы-разведчики, следившие за ним, мрачнели. «Неужели опять пройдет?» Нарастала дуэль и между береговой артиллерией. Противник пытался уничтожить береговые батареи Угрюмого — самые опасные для каравана. Это ему не удавалось. Враг не унимался, он бросил на помощь береговикам юнкерсы. Но и у юнкерсов неудача. На них обрушились краснокрылые истребители.

Наблюдая за воздушным боем, Ерохин забыл про морское сражение. Его внимание привлек самолет с двойкой на хвосте, который на глазах Леонида спустил на дно морское трех юнкерсов. Вместе с напарником — «тройкой» — он отправил туда же четвертого и уже устремился за пятым, да не удалось — самого сбили.

Над морем раскрылся голубоватый купол парашюта. Он опускался на середину залива. Леонида будто волной смыло со скалы.

Отовсюду к воде спускались матросы. Они хотели помочь товарищу. А как помочь? Как спасти человека? От берега он далеко, лодки или катера поблизости нет. Ерохин не раздумывал, быстро разделся и решительно прыгнул в море. Его примеру последовали другие матросы. Обжигающий холод заставил пловцов вернуться. Только Ерохин не сдавался, продолжая с отчаянным упорством плыть дальше.

Павел Гудков раздобыл надувную лодку. Оживление на берегу усилилось. Это заметили два мессера. Они устремились на суетившихся у лодки североморцев. На выручку матросам подоспел напарник «двойки». Один из мессеров скоро задымил и врезался в скалу, другой стал поспешно уходить, его преследовал советский истребитель. Оба самолета скрылись из виду.

Теперь к советскому летчику спешил вражеский катер. Заметив это, Сибиряк немедленно по радио сообщил своему командиру. Углов видел все, что происходило в заливе. Видел это и Чуприн. Волнуясь за судьбу летчика, он тоскующе смотрел то на приближающийся караван, то на виднеющегося в море летчика. Со всех сторон устремлялись к нему взгляды катерников. Но что он мог сделать? Ведь матросы и сами понимали сложность обстановки: стоит катеру выскочить из засады, и все пойдет прахом. Противник заметит их и разгадает замысел, боевая задача не будет выполнена.

Волновались и на берегу.

— Артиллеристы почему не помогут? — глухо сказал кто-то.— Разнесли бы эту посудинку!

— Им сейчас не до посудинки,— рассудительно возразил Сибиряк.— Караванище под носом! Крейсер вон, рядом!..

Морское сражение уже втягивалось в залив. Вдали виднелись тонущие суда. Караван заметно поредел, однако упорно продолжал продвигаться вперед. Над ним опускались клубообразные густые хвосты сизого дыма. Их оставляли специальные самолеты. Дымовая завеса ширилась. Она заволакивала залив.

Наблюдатели Угрюмого нервничали: артиллеристы вели огонь наугад—больше по площади. Самолеты бомбили вслепую. Гитлеровское командование, очевидно, ликовало. Дым подступал и к летчику. Тот выбивался из сил, с трудом плыл к своему берегу. Навстречу ему, забыв про опасность, плыл Ерохин. Леонида скоро догнал Павел Гудков. Он втащил друга в лодку, малость погрел его стопкой спирта. Но Ерохин больше согрелся, работая веслом. Лодка была уже недалеко от плывущего. Что это? Леонид схватил лежавший на дне лодки автомат, Гудков приготовил к броску гранату: из дыма вынырнул вражеский катер. Он был ближе к летчику, чем они. Да и морякам теперь угрожала неминуемая гибель — отступать было поздно. Матросы продолжали плыть вперед. Однако вражеский катер или не спешил, или не видел резиновой лодки. Замедлив ход, противник решил пленить русского аса. А летчик, ныряя, плыл прочь от катера. Гитлеровцы злились, бросали спасательные круги, концы тросов, угрожали. Русский не сдавался.

Руки и ноги пилота скручивали мучительные судороги. Грудь онемела. Что же это, смерть?.. Он снова нырнул, а вынырнув, совсем близко от себя увидел лодку. От такой неожиданности и силы будто прибавилось. Над головой летчика проревел истребитель напарника. Значит, о нем помнят...

Сильные матросские руки подхватили летчика и втащили в лодку.

— Так вот ты какой! — говорил Ерохин, энергично растирая спиртом посиневшее тело пилота.

— Да таких, как ты, дорогой, не то что фашисту, Баренцеву морю не одолеть!

Летчик тревожно приподнялся, огляделся вокруг: невдалеке тонул подбитый артиллеристами катер врага.

Три катера, искусно замаскированные под прибрежные камни, слегка покачивались. Недовольные ожиданием катерники напряженно смотрели на командира. Он их удерживал. Ведь рядом, в заливе, разгорелось сражение. Они только что сами видели, как в гущу дыма ринулось соединение торпедных катеров. Из дымовой завесы донеслись частые беспорядочные залпы корабельных батарей, а вот, заглушая их, загрохотали раскидистые взрывы: рвались торпеды, взрывались корабли. Шло ожесточенное сражение.

Чуприн чувствовал, что катера торпедировали вражеские корабли с близкого расстояния, те,очевидно, в упор били по катерам из корабельных пушек.

— Долго еще? — теряли терпение матросы.— Помочь надо!

Но Чуприн приказал ждать. Он теперь, больше вслушивался, чем всматривался. Орудийные залпы и взрывы торпед слышались совсем близко: значит, караван входит в самую узкую часть залива. Вот взрывы и залпы оборвались. На морской простор выскочили торпедные катера. Их оказалось намного меньше. Но и караван врага поредел. Скоро наблюдатели Угрюмого убедились в этом — заметили всюду проступающие сквозь дым тонущие транспорты и боевые корабли.

Однако враг продолжал рваться к городу.

— Пора! — настойчиво говорили матросы.— Пропустим все!

— Терпение!—Чуприн видел, как, перегруппировавшись, катерники снова пошли в атаку.

Вот совсем рядом с маленькой бухточкой мелькнул в дыму остов огромного крейсера.

— Вперед! — бросил Чуприн.— Полный вперед!

Три катера, неожиданно даже для своих наблюдателей, выскочили из засады, нырнули в гущу дыма и через минуту оказались перед покачивавшимся на мертвой зыби вражеским флагманом. Медлить нельзя. Секунда... другая, и... дрогнули торпедные аппараты. Качнулись катера. Зашаталась стальная стена, торпеды глухо грохнули в бронированном теле крейсера. Флагман резко накренился и стал грузно, будто нехотя, погружаться в море. На борту тонущего корабля поднялась суматоха: солдаты и офицеры в панике бросались за борт. Чуприн приказал подбирать тонущих.

Неожиданный удар по крейсеру привел в замешательство гитлеровцев. Их боевые корабли и транспорты заметались и плотно скучились. Этим воспользовались североморцы и завершили разгром вражеского каравана.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Командующий северной группой гитлеровских войск генерал фон Фугель взбирался на вершину Гранитного линкора. Хотя с его румяного, не в меру полного лица скатывались на борта генеральской шинели крупные, быстро застывающие на морозе капли пота, он упрямо карабкался вверх. Сопровождавшие генерала штабные офицеры с трудом поспевали за ним, а некоторые остались далеко позади.