Страница 16 из 46
— Садитесь, Галушко! — указав на табурет около стола, приказал Углов. Он принес воду, наточил бритву, и скоро нечесаные кудри старшины и его знаменитые усы валялись у ног капитана.
— Теперь снимайте гимнастерку!
— Що вы з мною робытэ!..— растерянно пролепетал старшина.
— Повторять приказание не буду.
Галушко торопливо снял гимнастерку. Углов на глазах опешившего старшины стал аккуратно пришивать к ней чистый подворотничок.
— Товарищ капитан!—взмолился Галушко.— Краше покарайтэ, посадите на губу... разжалуйте мене...
Но капитан молча продолжал шить.
На свежепобритой голове старшины блестели крупные капли пота, в глазах стояли слезы: старшине отряда командир пришивал подворотничок. Какое еще наказание могло сравняться с этим!
— Одевайтесь!
Капитан передал старшине гимнастерку.
Старшина быстро надел ее, подтянулся, и грузноватоеть его будто исчезла — на много лет, казалось, помолодел старшина.
— Орел! — любовался преобразившимся старшиной Углов.— Таким начальник должен появляться перед подчиненным всегда!
Старшина вздохнул, вытер платком пот.
— Тяжко разведчикам,— глухо выдавил он.— Як у чертяки у пекли... Каждый день бои... Баньку три месяца не бачилы...
— Баньку?! — вдруг широко улыбнулся капитан.— Хорошо бы, старшина, нашу, сибирскую! С веничком!
— Будет, товарищ командир!
— Да такую, чтобы коренной сибиряк на полке от пара не усидел. Через пять дней доложите о готовности! Принимать буду сам.— Углов озорно посмотрел на старшину.— Приму тогда, когда жаром меня из бани выживете.
Матросы с увлечением взялись строить сибирскую баню. Строили ее на берегу круглого озера, в навесной скале, в двухстах метрах от передовой. Работа спорилась. Через пять дней старшина доложил командиру о готовности бани. Углов немедленно пришел принимать ее. Он со знанием дела ощупал стены, осмотрел кладку печи и простучал каблуком пол.
— Неплохо! — разделся.— Проверим еще на веник! — влез на полок.
Старшина вручил ему распаренный в кипятке веник из карельской березы. Сам опрокинул на раскаленные камни черпак с водой. Камни весело с треском зашипели, и новая баня наполнилась густым паром.
Капитан энергично парил покрасневшую спину, бока и поднятые кверху ноги.
— А ну, еще парку! — крикнул он старшине.
И старшина один за другим опрокидывал черпаки с водой на горячие камни. В бане стало жарко. Капитан волчком вертелся на полке. Он кряхтел, охал и остервенело хлестал себя до тех пор, пока веник не превратился в голячок.
Не слезая с полки, капитан помылся, окатился холодной водой, оделся и молча прошел мимо озадаченных разведчиков в свою землянку.
Матросы без слов поняли, что сибирская баня пока не получилась. Они снова взялись за работу. Скоро баня стала еще жарче. Но и на этот раз командир мылся на полке.
— Срам! Не знаю, що робыть...
— О чем это вы, товарищ старшина? — спросил Сибиряк, только что вернувшийся из многодневного рейда в тыл врага.— Письмо нехорошее из дома?
— Горше.— И старшина рассказал Семену про неудачу с баней.
— Поручите мне попарить капитана! — улыбнулся Сибиряк.
Двое суток матросы трудились над усовершенствованием бани. Они привезли с побережья особые камни. Из них по-сибиряковски смастерили печку-каменку. Переделали потолок, окно, двери и доложили старшине. Он сначала сам испробовал ее на веник. Обрадовался и пригласил капитана.
В бане Углова встретил Семен. Около него стояло ведро с холодной водой. Капитан понял: на этот раз ему на полке не усидеть. Он хорошо знал Сибиряка.
Вместе с командиром на обширном полке разместилось несколько матросов — коренных сибиряков. Среди них был и «чемпион веника» — Паша Гудков.
Испытание бани началось. Семен обрушил на раскаленные добела камни огромный черпак с горячей водой. Раздался взрыв. Напором пара раскрыло дверь. Сибиряк быстро захлопнул ее.
— Поддай, Сеня! — виртуозно орудуя веником, ликовал Гудков.— Холодновато, дружок!
— Не замерзнешь, Паша! — Сибиряк спокойно, расчетливо опрокидывал черпаки с водой на раскаленные камни. Они взрывались, трещали, шипели. Густой белый пар горячел. Семен на секунду всовывал разгоряченную голову в ведро с холодной водой, охлаждался и снова не спеша продолжал работать.
Матросы-сибиряки уже стонали, кряхтели и громко охали: нестерпимо больно палило спины, руки и ноги. Кружились головы.
— Живьем горю! — крикнул кто-то и опрометью бросился из бани. Скоро за ним последовали и другие.
На полке остались двое: капитан Углов и Павел Гудков.
Сибиряк с прежним спокойствием наращивал пар. В бане стало трудно дышать. Но свистели на полке веники, трещали под подвижными телами доски и угрожающе шипели камни.
— Давай, давай! — не унимался Углов.
«Чемпион веника» слабел, тяжелела голова, не повиновались руки. Однако перед соперником он слабость свою не выдавал.
А капитан буйствовал.
— Хороша! А ну, Семен, еще черпачок!
Гудков не вытерпел.
— Довольно! — само собой вырвалось у него. Павел кубарем скатился с полка.
— «Чемпион веника» упарился! — смеялись матросы.
— Сеня кого хошь упарит! И с капитаном то же будет! — неуверенно предположил кто-то.
Но с капитаном этого не случилось. Он просил еще парку. А когда стало невмоготу, потемнело в глазах, больно ущипнул себя. Молча спустился с полка. Под пытливым, насмешливым взглядом Сибиряка помылся на полу, неторопливо вышел из бани.
— Такого не упаришь! — любуясь капитаном, сказал Сибиряк.— Каков в бою, таков и в бане! Наш, сибиряк!
После купанья Углов собрал всех разведчиков. Поздравил их с отличной баней. А потом приказал старшине побрить, остричь наголо всех матросов, заменить рваное обмундирование и каждую неделю пропаривать матросское белье в жаркой бане.
— И если у кого-нибудь из разведчиков заведутся вши, знайте, старшина, я буду парить вас так, как парил сегодня меня матрос Сибиряк!
Связной подал генералу радиограмму. Прочитав ее, Семин озабоченно подошел к висевшей на стене карте. Слегка прищуренные глаза его устремились на северо-западную оконечность материка. Здесь, у безымянных фиордов, авиаразведка обнаружила конвоируемый соединением боевых кораблей огромный караван транспортных судов. Через несколько часов начнется морское сражение.
Командующий Северным флотом сообщал: «Вражеские корабли хотят снова прорваться через правофланговый залив Угрюмого к городу Н.— питающей базе шредеровского гарнизона. Они накапливают в районе Гранитного линкора силы. Готовят новое наступление на Угрюмый. Надо сорвать это наступление,— седоватые брови Семина сошлись над переносьем. Врагу неоднократно удавалось прорываться к городу Н. Но на этот раз он не пройдет.
Командующий флотом и генерал Семин не знали, какой груз доставляли гитлеровцы в район Гранитного линкора. Разведать это было поручено Углову.
Капитан задумался: в дневное время, на глазах у наблюдателей противника, в море добыть «языка» казалось невозможным. И все же опытный разведчик нашел выход.
Своими мыслями капитан поделился с командиром отряда катеров Чуприным.
— Ух, дерзко! — загорелось нетерпением лицо старшего лейтенанта.— Каждый моряк мечтает о таком ударе!
Катерники увлеклись замыслом Углова. Они, воспользовавшись туманом, спрятали катера в незаметной бухточке правофлангового залива. Здесь у врага каждый камень был на счету и пристрелян — самая узкая часть залива: шесть миль. Шредер не мог даже подозревать, что под стволами его береговых пушек притаились три русских катера.
Матросы Углова укрылись на наблюдательных пунктах. Капитан приказал им следить за морем — ждать появления каравана.
Ерохин с Сибиряком замаскировались на вершине прибрежной скалы. Отсюда они просматривали весь правофланговый залив.
Быстро бежит время. Уже два часа ночи. На морском просторе ни пятнышка — зеркальная гладь, необычная тишина. Только далекий трепетный взлет стаи вспугнутых куропаток изредка нарушает ее. Над зеркальным спокойствием залива стелется легкая голубоватая дымка. Воздух холодный и прозрачный. Жадно, полной грудью пьет его Ерохин и не может напиться-надышаться. Ох, как хорошо! Он ликующе глянул кругом. Ему показалось, что даже мрачная вершина Гранитного сегодня радовалась вместе с ним. Но радость скоро сменилась тревогой. Ерохин насторожился, впился глазами в горизонт. Там вырисовывались очертания вражеских кораблей. Над ними, охраняя, кружились эскадрильи самолетов. Такого огромного каравана Угрюмый еще не видывал.