Страница 11 из 11
Шестьдесят пять лет прожила она с садовником душа в душу. После его смерти старость начала слишком нахально атаковывать ее, и она стала испытывать нечто вроде досады, особенно усердно грызущей по ночам, пока однажды не сообразила, в чем дело: в этой жизни ей никого не довелось спасти, даже собственного сына не может вызволить из неволи.
В этот раз ей была подарена долгая жизнь будто для того, чтобы иметь возможность вспомнить все предыдущие, лишь в одном имеющие сходство: каждая заканчивалась трагически по той причине, что она бросалась кому-то на помощь, кого-то выручала из беды, опасной ситуации. Ее кромсали, убивали, поедали, но хитроумная природа предоставляла ей чудесную возможность вырваться из тисков мертвой материи, родиться заново.
— А я? Я тоже когда-то жила? — поинтересовалась Астрик.
— Не знаю, — честно призналась Ватрина. — Скорей всего, я мутантка — что-то понапутано в генах.
Для Гастрик Ватрина не повторяла свои мысле-фильмы, — та не проявляла желания ни видеть их, ни рассказывать о себе. Необычно подвижная, Гастрик не могла жить без какой-либо шкоды. Когда Ватрина надоела ей, она решила отравить старушку: насыпала в кастрюлю с гороховым супом полпачки стирального порошка. Но та заметила коварную проделку, быстренько сварила из концентратов новый суп, а испорченный налила девчонке. Делая вид, что хлебает его, Гастрик с замиранием сердца ждала, что будет со старушкой. Ватрина с аппетитом опустошила тарелку и, хитровато поглядывая на отравительницу, пожаловалась:
— Что-то не по себе. Будто мыла наглоталась, — схватилась за живот, застонала и пошла в спальню.
— Ты сейчас умрешь! — испуганно воскликнула побледневшая Гастрик. — Но ты не должна бояться — тебя же природа любит, и скоро ты опять родишься!
— Да, но я ведь никого не спасла и, значит, умру навечно, — деланно прохныкала Ватрина, изумляясь девчонкиному коварству, — разве тебе нисколечки не жаль меня?
— Нет! — покачала головой Гастрик. Однако ее отвислые щеки были бледны, а глаза, казалось, вот-вот выкатятся и упадут на пол.
— Дурочка ты моя, — Ватрина перестала притворяться, поднялась и обняла девчонку. — Никому нельзя желать плохого, даже если кто-то до чертиков надоел. Ведь смерть имеет свойство притягиваться к тому, кто насылает ее на другого.
Гастрик была смущена и даже немного обрадована тем, что все обошлось, поскольку здорово перетрусила от собственной проделки. Но ни она, ни Ватрина в тот миг не подозревали о том, на пороге какого важного события находится каждая из них.
Раз в году, в первое воскресенье июня, отмечали праздник города, и на улицах можно было увидеть много любопытного, ибо в этот день, как никогда, разгорались страсти вокруг вопроса: «Что такое Асинтон?» Но осторожные люди предпочитали в этот день не разгуливать без толку, опасаясь нехороших случайностей.
Желто-сизый туман за ночь развеялся, и проспекты уже захлестнулись автомобилями, когда Гастрик и Тинг вышли из подземки и влились в движущуюся к центру людскую реку, тормозившую движение транспорта. Из белого лимузина, затесавшегося в толпу так, что казалось, будто она выдавила его из себя, как пасту из тюбика, загремел мегафонный голос: «Дорогу! Дорогу!»
Люди боязливо шарахнулись к тротуару. Два отряда мотоциклистов — один в вишневых, другой в синих касках рассекли толпу, освобождая путь двум грузовикам, из чьих оранжевых кузовов виднелось что-то обернутое в светлые ткани.
В центре площади мотоциклы выстроились друг против друга, с грузовиков сняли нечто громоздкое и поставили между машинами. Площадь быстро заполнялась народом.
Крепко держа Гастрик за руку, Тинг весело шнырял среди собравшихся, выискивая место, откуда удобней было бы наблюдать за происходящим.
— Смотри, вон Черепок! — кивнул он куда-то влево, и Гастрик увидела собравшуюся на пятачке перед зданием мэрии группку мутантов.
Загудели мотоциклетные сирены, зашевелились ткани, сползая на землю, и все увидели две фигуры из цветного воска. Как живые, предстали перед жителями города его гипотетические основатели: продавщица Ася и ас Интон.
В красном платье с черным драконом на груди, облокотившись о прилавок, на котором крупными буквами было выведено: «Краски-лаки», Ася задумчиво смотрела вдаль, и в ее рыжем восковом парике темнела брошь, изображающая известное насекомое с откинутыми лапками.
Рядом с другим грузовиком стоял во весь рост мужественный ас Интон в комбинезоне, как веером обмахиваясь моделью самолетного крыла, которым он якобы выписывал в воздухе стихи.
Со стороны голубых касок взметнулась веревка с петлей, зацепилась за шею Аси, и в следующий миг под вопль толпы Асина голова в рыжем парике покатилась по асфальту, восковыми кусками рассыпалось туловище, руки-ноги.
С некоторым запозданием вишневые каски проделали то же с асом Интоном. Затем враждующие стороны проскандировали каждая свое:
— Асинтон — не Асинтон!
Асинтон — не ас Интон! — и бросились подбирать куски своих кумиров, чтобы, аккуратно сложив их в грузовики, в собранном виде привезти сюда же ровно через год. Едва успели они сделать это, как на площадь наползла лиловая тень. Гастрик и Тинг втянули головы в плечи: совсем низко, надвигаясь на толпу, плыл воздушный завод «Брикет», обычно пребывающий за городской чертой, невдалеке от вулкана Керогаз. «Что ему здесь надо? Куда смотрит мэрия?! Безобразие!» — пробежал среди собравшихся ознобный шумок. Величиной с полплощади, завод продолжал снижаться, и вдруг все сразу пришло в движение: толпа заволновалась, засуетилась, кто-то завизжал, засвистел. Казалось, еще немного, и «Брикет» расплющит собравшихся. Но метрах в тридцати от земли он замер, завис над толпой, открылись пять донных люков, и оттуда вылетели стайки миниатюрных голубых и розовых парашютиков с подвешенными к ним квадратами брикетов овсянки, что очень развеселило всех. Тинг поймал сразу два брикета: на одном красовался усатый ас Интон, на другом — Ася в красном платье с черным драконом.
— Отдам один папе, а другой маме, — хихикнул он, запихивая брикеты за пазуху. — Лично мне все равно, кто основал Асинтон.
Гастрик раздраженно наблюдала за снующими, бегающими по площади людьми, и ее наполняло раздражение к этой суете. Когда же увидела, что замечена мутантами у мэрии и ей машут руками, приглашая на свой пятачок, поспешила уйти с площади. И не потому, что чувствовала свою вину перед ними, а потому, что считала себя не мутанткой, а уникумом. Так однажды сказал ей изобретатель Сильвобрук: «Запомни: ты — уникум. Не каждый может похвастать этим».
Она отвернула манжетку платья и, взглянув на часы, заторопилась: через двадцать минут должна появиться Астрик. Вовсе не хотелось, чтобы она сообщила Ватрине, где застало ее превращение. Нужно успеть обмануть старушку, сказать, что бегала домой за играми.
Зато Тинг не спешил — ему хотелось побродить по городу, к тому же он давно не видел Астрик и ждал встречи с ней. Но Гастрик упрямо торопила его.
— Ненавижу, — злобно пробормотала она, когда они подходили к дому Ватрины.
— Кого? — не понял Тинг.
— Всех! — выкрикнула она. — За то, что пялятся на меня.
Тинг хотел было успокоить ее, но из подъезда вышла Ватрина и направилась в их сторону. В ту же секунду Гастрик стала стремительно превращаться в Астрик. Как всегда, это проходило болезненно — девочка упала на асфальтовую дорожку, ее корчило и ломало в судорогах. Внезапно из-за угла вынырнул автомобиль. Тинг едва отскочил в сторону, как раздался скрежет тормозов, крик, и мальчик в ужасе увидел распростертую под колесами старуху, а чуть поодаль — Астрик, которую она успела отбросить в сторону.
— Ватрина! Ватрина! — Девочка пришла в себя и кинулась к старушке, над которой склонился перепуганный водитель.
Она лежала на спине с закрытыми глазами и белым, без кровинки, лицом.
— «Скорую!» — крикнул водитель, бросая Тингу монету, и выругался: — Черт ее дернул под колеса! А ты чего валялась на дороге? — набросился он на Астрик. — Что за идиотские игры? Поедешь со мной в инспекцию.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте