Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 107 из 137

Остальные военнопленные в большинстве своем достаточно быстро прошли фильтрационную проверку. Тут дело не в гуманности советских властей — в то время шло мощное наступление на Западном фронте и армии требовалось пушечное мясо. Трезво поразмыслив, руководство НКВД сочло возможным дать бывшим военнопленным загладить свою «вину». Тех, кто был относительно здоров, использовали для пополнения маршевых рот. Остальные, чье состояние здоровья не позволяло скорейшей отправки в действующую армию, отправили в глубь СССР.

Однако все равно и после войны продолжения к пленным в СССР всегда и везде относились настороженно, с подозрением. И прежде всего при их устройстве на работу. Их не брали, в частности, на работу, связанную с зарубежными поездками и с доступом к секретным документам. Плен отрицательно сказывался на их продвижении по службе. Хотя бы уже потому, что им был затруднен прием в коммунистическую партию, от чего напрямую зависел подъем по служебной лестнице. Мало того, многие люди жалели бывших военнопленных, но не прощали им то, что они остались в живых. Под влиянием общественного настроения бывшие военнопленные невольно Испытывали чувство какой-то собственной вины. Они часто не говорили даже своим друзьям и знакомым о том, что находились в плену.

Определенные изменения к лучшему в отношении к этим жертвам войны, испытавшим моральное давление не только со стороны официальных органов, но и некоторой части населения, находившейся во власти неверных, обывательских представлений, наметились только после ХХ съезда КПСС. 29 июня 1956 года ЦК КПСС и Совет министров СССР приняли Постановление «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей».

Это был документ, имевший по советской практике того времени нормативно-законодательную силу. В нем осуждались незаконные репрессии в отношении бывших пленных и их родных, практика незаконного разжалования командного состава, а также незаконные и провокационные по методу проводившиеся по их делам следствия. Постановление по-новому показало обществу проблему военнопленных и изменило настроение населения в их пользу.

Важно заметить, что в связи с выходом Постановления уже в 1956 году большинство дел бывших военнопленных было пересмотрено. Многим из них восстановили воинские звания и вернули правительственные награды. Хотя с большим опозданием, но справедливость была восстановлена. Лучше поздно, чем никогда.

Как и в 1940 году, после заключения перемирия, фактически объявлявшего войну Продолжение законченной, обе стороны, в соответствии с нормами международного права — Гаагской и Женевской конвенциями и межгосударственными соглашениями, объявили о готовности начать обмен военнопленными. В задачи созданной Контрольной комиссии, помимо прочего, входил и вопрос о репатриации пленных. Отличительной особенностью работы данного органа после войны продолжения было то, что уполномоченные советского государства выезжали в лагеря на территории Финляндии и в значительной степени контролировали процесс подготовки к передаче русских пленных в СССР Однако финские представители как во время Зимней войны, так и во время войны Продолжения, не были допущены в лагеря для военнопленных на территории Советского Союза.

К осени 1944 года большая часть финских военнопленных была сконцентрирована в одном месте — Череповецком лагере НКВД № 158. Как мы помним, СССР предпринял аналогичные действия в отношении финских пленных периода Зимней войны — тогда 600 человек перед отправкой в Финляндию также собрали в Грязовецком лагере. Однако теперь количество военнопленных было на порядок выше — в Череповецком лагере содержались 1806 военнопленных финской армии.

После завершения репатриации основного количества советских военнопленных настал черед финнов. Собранные в Череповецком лагере, они с нетерпением ждали часа отправления на родину, воспринимая каждую утреннюю поверку как подготовку к нему. УПВИ считало, что в первую очередь следует возвращать в Финляндию активистов-антифашистов и передовиков производства, то есть положительно зарекомендовавших себя военнопленных, а также больных и физически ослабленных пленных. Смысл этого заключается, по моему мнению, в том, чтобы: во-первых, отправить на родину потенциальных «солдат революции», с помощью которых можно донести идеи коммунизма до населения Финляндии; во-вторых, чтобы создать дополнительный стимул у оставшихся повышать производительность и качество труда, и в-третьих, избавиться от тех, чей труд в народном хозяйстве было уже неэффективно использовать.

Однако Советский Союз не мог отправлять в первой партии явно больных пленных, так как это не соответствовало его заявлениям о хороших условиях содержания и медицинского обслуживания в лагерях для военнопленных. поэтому такую группу следовало хотя бы немного подлечить. Но сами финны думали несколько иначе. Считая, что отправка больных может растянуться на долгое время, они не ходили на прием к врачу, тщательно скрывая свои болезни и отказываясь получать освобождение от работы. Этим, как мне кажется, и объясняется то обстоятельство, что финские военные власти расценивали эту партию как самую неблагополучную по состоянию здоровья.

Перед отправкой на родину финским военнопленным выдали заработанные ими за время пребывания в плену деньги. Но по советскому законодательству рубли нельзя было вывозить за пределы СССР[271], а следовательно, их необходимо было потратить еще на русской территории. Так среди финских пленных возникла торговля. Некоторые, например, покупали у немцев газеты на самокрутки. Бывший военнопленный Теуво Алава вспоминает, что истратил имевшиеся у него рубли на покупку половины газеты Freis Deutschland. Впрочем, покупательная способность намного превышала предложение, и поэтому некоторые пленные просто выкидывали неистраченные деньги. После прибытия в Выборг финских военнопленных еще раз сверили со списками узнали, нет ли желающих остаться в СССР, после чего ждали отправления через границу.

Первая партия финских военнопленных в количестве 1252 человек, среди которых была лотта Кирсти Руотсалайнен и ее сын, рожденный в Череповецком лагере, пересекла линию государственной границы 23 ноября 1944 года. После краткой остановки на финской территории, приема пищи и медосмотра бывших пленных направили в фильтрационный лагерь в Ханко. Следующая группа финнов прибыла в Финляндию месяц спустя, 25 декабря 1944 года. В этой группе было уже гораздо меньше военнопленных, всего 551 человек.

Состояние здоровья репатриируемых из СССР финских пленных оставляло желать лучшего. 28 марта 1945 года в Финляндию прибыла третья партия — 89 военнопленных и 35 интернированных. Финские военные власти отмечали, что их самочувствие намного лучше, чем у пленных, поступивших в предыдущих партиях. Однако 63 пленных были сразу же помещены в лагерный госпиталь со следующими диагнозами:

туберкулез — 18 человек;

раненые и инвалиды — 15;



дизентерия — 8;

истощение — 5;

малярия — 3;

гепатит — 3;

тиф — 2;

паратиф — 2;

дифтерия — 1;

общая слабость и температура — 5 человек.

Характерно отметить, что эти данные практически полностью подтверждают те сведения об общей картине заболеваемости иностранных военнопленных, которые приведены в отчете УПВИ НКВД СССР в 1944 году. Об этом я писал выше.

Четвертая партия военнопленных прибыла в Финляндию только 30 мая 1946 года, то есть спустя почти два года после окончания войны Продолжения. В ней были 34 человека — 18 военнопленных и 16 интернированных. Затем в Финляндию стали поступать отдельные пленные, по разным причинам остававшиеся на территории СССР.

Таким образом, в составе этих четырех партий в Финляндию после войны Продолжения вернулись 1926 человек. Имена вернувшихся объявили по радио, в газетах, а родным были отправлены письма.

271

В 1947 г., когда началась массовая репатриация иностранных военнопленных, вывоз советских денег за границу принял такой размах, что заместитель министра внутренних дел СССР И. Серов 14 августа отдал специальное распоряжение, в котором предписывалось тщательно обыскивать самих репатриируемых и их личные вещи. Изъятые деньги приказывалось сдавать в финансовые отделы лагерей. Военнопленные в СССР, 2000. С. 846–847.