Страница 21 из 72
Яков готов был ожидать каверзного случая где угодно и с кем угодно, но только не в Белой пади и не с Петром Ивановичем. Он потуже натянул кепку, так, что одного глаза не стало видно за козырьком, и спросил:
— Мужика, которого ты видел за мостом, хорошо запомнил?
— Сразу узнаю, — сказал Дементий, сворачивая самокрутку. Он сидел на траве, подогнув под себя ногу, и, казалось, весь был поглощен только тем, как потуже и покрасивее свернуть самокрутку. Яков, лежавший на разостланной телогрейке, тоже сел и закурил. Дым выдыхал вяло, губы его при этом кривились, будто курил по принуждению или не нравился табак. Медленно сдул пепел, приподнял изогнутый козырек кепки, из-под которого сверкнул второй глаз, и спросил:
— Как думаешь, из наших краев?
— Думаю, что нет.
— Если не из наших, то откуда? Издалека не станет ходить.
— Почему не станет, — возразил-Дементий. — Кому надо, придет за тысячу километров.
— Схватить бы его надо, связать, и в контору. Там бы разобрались.
— Как ты его схватишь, — сказал Дементий. — Мы едем, орем по лесу, он нас за километр обойдет. А захочет, спрячется рядом и будет слушать, о чем мы тут с тобой говорим. Вполне может быть.
Яков хмуро оглянулся по сторонам, будто хотел убедиться, — а не прячется ли кто-нибудь в ближних кустах или за деревом, и сказал:
— Нам тайга знакомая.
— Тайга-то знакомая, да в ней триста ворот, — сказал Дементий.
— Попадется.
— Может, и встретимся, каждый день в лесу.
— Куда он денется, — рассуждал Яков. — Здесь мы с тобой пасем, за Харгантуйским мостиком — тоже пастухи. На хуторе не спрятаться — лес редкий. Надежнее всего ему сидеть в Харгантуйском лесу, по той дороге мало кто ездит. Там хорошая ловушка на Ильиной заимке — амбар стоит и колодец. Да-а, утром бы или ночью проверить…
— И тут недалеко такая ловушка, — сказал Дементий. — Дом на Татарском, в котором Маша жила!
Дементий съездил на Исаковку. Никто из новых жителей за последнее время на Исаковке не появился.
Утром Яков Горшков рассказывал в бригадной конторе, что около Белой пади, а точнее, около дома Мезенцевых, появляется по ночам какой-то человек. Раз этого человека видел за мостом Дементий…
Мужики сидели на длинных скамейках вдоль стен, на подоконниках и даже на столе, за которым, низко склонившись, сидел бригадир с мальчишеским лицом, в берете, в нейлоновой куртке с застежкой молнией. Он недовольно смотрел на Якова, будто Яков вместо того, чтобы заниматься делом, отнимал время и у себя и у других. Бригадир бы давно попросил его «говорить короче и ближе к делу», но Яков говорил что-то не совсем обычное, и бригадир, оставаясь все так же недовольным, продолжал слушать его. Изредка поглядывая на пастуха, он чертил блестящим концом авторучки какую-то незамысловатую, фигуру на столе, кажется, у него выходила зигзагообразная непрерывающаяся линия. Он чертил все медленнее и, наконец, перестал — бросил авторучку на стол, будто она ему больше не понадобится, отклонился от стола, взгляд его тяжело уперся в Якова.
— Ты, Яков, всерьез все говоришь или вы с Дементием от скуки придумали?
Сразу же после этих слов бригадира исчезло напряжение, с которым сидели и слушали мужики, все зашевелились, заговорили, стали закуривать.
— Кто тебе сказал про этого мужика? — спросил бригадир у Якова, и сразу же стало тихо.
— Дементий.
— А ему кто?
— Петр Иванович.
— Ничего не слыхал, — сказал бригадир, оглядывая лица мужиков. — Везде езжу, всех вижу, ни от кого — ни слова. Петра Ивановича позавчера видел в конторе… Наверно бы, он сказал, если бы что-то плохо было. Сколько, ты говоришь, как этот человек у нас появился?
— Неделя будет.
— А точнее?
— Может, побольше недели…
— Дементия бы послушать. Где Дементий?
— Пошел за конем.
Колхозники, сидевшие на подоконнике, как по команде, повернулись к стеклу и посмотрели в сторону конного двора.
— Идет!!
— Коня сейчас привяжет, — сообщили два или три голоса с подоконника.
Через дверь слышно было, как Дементий поздоровался в сенях с шорником Буреломом, прозванным так за свой огромный рост и за огромную силу. Дементий говорил с шорником и не торопился заходить в контору. Бригадир посмотрел на свои часы в золотой оправе и на серебряном браслете, обтягивавшем крупную, мужицкую, но уже слегка холеную руку, и попросил кого-нибудь из близко сидевших к двери позвать Дементия. Дементий, по всей вероятности, выпрашивал у Бурелома узду или новое седло. Даже после того как его позвали, он долго не входил.
Пастухи в Белой пади находились в привилегированном положении, но у Бурелома выпросить даже пустяковый ремешок было не так-то просто: без распоряжения бригадира никому ничего он не давал. Бригадир улыбнулся, поняв по голосам, доносившимся из сеней, как твердо стоит Бурелом на страже колхозного имущества.
Не переставая улыбаться, бригадир вылез из-за стола, по-хозяйски прошел мимо скамеек с мужиками, выглянул в сени и крикнул:
— Дядя Афанас! Дай пастухам все, что просят!
— А он ничего не просит, — широко развел лапищами Бурелом, будто собирался отдать пастуху все, что было у него в хомутарке.
— Я же слышу — просит, — сказал бригадир и засмеялся. — Ну и Бурелом!
Бурелом как будто не слышал бригадировых слов, ушел в глубь хомутарки, освещенной яркой электрической лампочкой, и принялся что-то разыскивать, раздвигая хомуты на стене то вправо, то влево. Дементий стоял и ждал.
— Не дает? — спросил бригадир и с интересом смотрел за Буреломом, который, расставив руки, медленно поворачивался в маленькой хомутарке и был похож на медведя в берлоге.
— Я у него два веревочных пута попросил, — отвечал бригадиру Дементий. — А видишь, сколько разговору? Одно, говорит, дам, а два — нету. Легче самому сделать, чем у него просить! Честное слово!
Бригадир засмеялся, довольный, что Бурелом не балует даже пастухов.
— Дементий Корнилович, зайди-ка, тебя полбригады мужиков ждет.
— Некогда, Степанович, коров надо гнать.
— Зайди-зайди.
— Что за собрание с утра?
— А мы быстро проведем! — ответил бригадир. — Ты председателем будешь! Твой заместитель уже выступил, теперь очередь за тобой!
— Шутишь над стариком?
— Сейчас разберемся, кто над кем шутит. Заходи, не стесняйся!
— Яков в конторе?
— Здесь.
— Понятно, что за собрание, — сказал Дементий. — Насчет Петра Ивановича?
— Какой ты догадливый!
Бригадир с Дементием зашли в контору.
— Ты, Степанович, со мной разговариваешь, будто я провинился перед тобой.
— Передо мной — это полбеды! — Бригадир, шедший впереди Дементия, остановился посреди конторы, повернулся к Дементию. — Ты перед всеми провинился!
— Как это так? — готовый рассердиться, спросил Дементий. — В чем я перед всеми провинился?
— Сейчас сядем, скажу.
Бригадир предложил Дементию место за столом, но тот отказался, объяснив свой отказ тем, что на подоконнике сидеть удобнее, и втиснулся между мужиками. Бросив суровый взгляд на Дементия, бригадир сел, наклонился над столом, как прежде, и, обращаясь ко всем, сказал:
— Про такие дела надо немедленно сообщать! А то ведь получается…
— Яков, — перебил бригадира Дементий, — ты рассказал, как было?
За Якова ответил бригадир:
— Он-то рассказал, а почему ты молчал?
— Петр Иванович просил не распространяться.
— Это ты, Дементий, брось, — не поверил бригадир. — Вокруг моего дома кто-то ночью ходит, а я буду из этого делать тайну?
— Кричать же не будешь?
— Ты знаешь, о чем я говорю?
— Один день ничего не решает, — сказал Дементий, поглубже садясь на подоконнике.
— Что значит «один день ничего не решает»?
— А то и значит, что ничего не решает. Я только вчера узнал от Петра Ивановича, что кто-то ходит около его дома.
Взгляд Дементия, устремленный на бригадира, говорил: вот так вот, товарищ бригадир, нападаешь, а толком не разобрался. Лицо Дементия багровеет.