Особый талант

В обоих салонах шли приготовления к экстренной посадке. В переднем салоне безжалостно вскрывались портфели и их содержимое. Тугие пачки стодолларовых купюр сваливались в три объемистых баула. Бойцы группы одевались, принимая свое первоначальное обличье. Туалет в хвосте салона работал безостановочно. За борт летели бутылки, стаканы, ненужные вещи. Привязанные к креслам члены экипажа напоминали манекенов. На их голову были надеты разноцветные и разнофасонные шерстяные шапочки, натянутые на глаза, так что о происходящем они могли догадываться только по звукам.

«ЭКСТРА!»

СПЕЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ

От борта 017, совершающего рейс Москва — Борисполь, поступило кодированное сообщение о том, что самолет захвачен группой террористов. Судя по всему, они предполагают совершить экстренную посадку на одном из аэродромов.

Старший диспетчер Громов.

31 декабря. 14 час. 28 мин.

«СРОЧНО»

СЛУЖЕБНАЯ ТЕЛЕГРАММА

Начальнику УФСБ Брянской области.

По имеющейся у нас неполной информации, борт 017 рейса Москва — Борисполь захвачен террористами. Предполагаю его приземление на аэродром г. Брянска, как способный принимать самолеты класса ИЛ-62. По имеющимся сведениям, на борту находится до 15 человек чеченской национальности, шесть членов экипажа и семь пассажиров. Примите меры к встрече.

Дежурный по ФСБ РФ полковник Пшеничников.

31 декабря. 14 час. 35 мин.

31 декабря. Город Брянск. 14 час. 41 мин

Период с тридцать первого декабря по третье января во всех уголках России давно уже отмечен самым низким количеством преступлений. Солидные люди сами празднуют Новый год и дают его праздновать другим. Ну а пьянь всякая — этим только повод дай схватиться за нож или сковородку. За той преступностью, которая в отчетах называется бытовой, не уследишь. Хорошо еще, если участковый попадется въедливый и дотошный и пройдется по известным ему плохим домам и квартирам да приструнит не в меру буйных супругов, сожителей или просто собутыльников. Или соседи вступятся. А так — вызовут в лучшем случае наряд милиции. Или вообще закроют глаза и уши — праздник, как никак.

У дежурного по Управлению ФСБ майора Жданко было неважное настроение. С одной стороны, у него через полтора часа дежурство заканчивается и впереди маячит стол с запотевшей бутылочкой «Столичной» местного разлива, с припасенной с осени баночкой икры, с деревенским окороком и прочими гастрономическими радостями. А с другой — его уже третий день «радовали» соседи по пятиэтажке. Семейка забулдыжных пьяниц — муж, жена и тридцатилетний сынуля — отмечали католическое Рождество, плавно переходящее в Новый год, аж с двадцать четвертого числа. Отмечали с размахом. То есть с криками по ночам, с топотом, хлопаньем дверей и гостями — такой же идейно-питейной ориентации гражданами свободной России. Ни дня ни ночи для этой компании не существовало.

На ночное празднование Жданко пригласил двух приятелей с женами. С одним он дружил еще со школы, а со вторым вместе работал. И едва он представлял себе, что во время их семейного, тихого, почти скучного застолья за стенкой опять будет нескончаемый гром сковородок и жуткие крики, на которые он уже раза три приходил, среди ночи вставая с постели и каждый раз решая, что сейчас-то уж точно кого-то убивают, как ему хотелось перенести празднование куда-нибудь в другое место. И ведь не смущает этих гадов даже то, что он работает в ФСБ! Ну не в милицию же ему, в самом деле, обращаться. Вот смеху-то будет!

Эта пустяковая на первый взгляд проблема занимала его целиком. И ближе к концу дежурства он нашел решение. Если они не понимают человеческого языка, то должны понять звериный. Им нужно сказать так, чтобы они поняли и вняли. И такой человек есть. Замкомандира отряда милиции особого назначения, несколько лет назад организованного при УВД. Здоровенный мужик с пудовыми кулачищами и со зверским лицом, изуродованным оспой, и голосок под стать. Отношения у них со Жданко были приличные, и он не откажет ему в пустяковой просьбе, хотя формально они и принадлежат к разным и к тому же конкурирующим ведомствам.

Майор уже потянулся было к трубке телефона, чтобы позвонить в отряд, когда в дежурку вошел, почти вбежал шифровальщик и положил ему на стол только что полученную и расшифрованную спецтелеграмму. Жданко автоматически поставил время получения, расписался и, вчитываясь в короткий текст, понял, что с соседями сегодня вряд ли чего получится. Как, впрочем, и с застольем.

Заветный номер он все же набрал, но совсем по другому поводу. Через десять минут мощный «Урал» с отапливаемым кунгом северного исполнения выехал из расположения отряда, везя двадцать полностью экипированных бойцов по направлению к аэропорту, где уже полным ходом шла подготовка к неприятной встрече. По дороге его обогнали три легковушки со спецсигналами; начальство наплевало на праздник и спешило к месту предстоящих событий, которые неизвестно, когда начнутся и еще менее известно, когда и чем закончатся.

31 декабря. Борт 017. 14 час. 45 мин

— Так, командир, — сказал Миша, снова нависая над плечом летчика. — Теперь передаешь сообщение следующего содержания: «Потеря топлива усиливается». Ведь она же усиливается, верно? Верно. Значит, мы никого не обманываем.

Выслушав доклад командира на землю, он удовлетворенно кивнул и распорядился:

— А теперь, Гоша, действуй. Нам же с вами, господин начальник, нужно пройти в салон, к пассажирам.

— Что вы собираетесь делать?

— Сначала снять с вас наушники. А уже потом проводить на ваше место. Да не бойтесь вы так…

— Я не боюсь!

— Боитесь. И правильно делаете. Любой бы боялся на вашем месте. Только поверьте мне, что мы и в самом деле не собираемся вас убивать. Вы же знаете главное правило общения с террористами на борту? Беспрекословно выполнять все их команды. Вот и следуйте ему.

Командир корабля снял наушники с ларингофоном и с тоской посмотрел на приборную доску перед собой. Его можно было понять. Даже не до конца зная, что точно произошло у него за спиной, там, в салонах несколько уже устаревшего лайнера, он не без основания опасался, что рискует никогда уже не увидеть ни этих циферблатов и датчиков, ни кабины, и вообще ничего. Ноги его сделались ватными, и вспыхнувшая было мысль что-нибудь сделать вроде срыва самолета в пике или еще чего похлеще мигом погасла. Страх, замешенный на надежде выжить, лишил его воли к сопротивлению. Да и прав этот мужик — есть соответствующая инструкция. Все знают, сволочи! Даже про инструкцию. Геройские поступки на борту самолета приветствуются только в ее пределах, да и всякие позывы к ним пропали, когда он увидел, что творится в первом салоне. Кровь в проходе, кое-как сваленные между креслами тела… И еще двое стонущих людей, явно раненых, привязанных спинами друг к другу. Теперь ему стало окончательно ясно, что террористы не шутили и не просто имитировали нападение. Они напали по-настоящему, всерьез, с кровью, завалив чеченцев, с которыми мало кому хотелось связываться. Свободные до наглости сыны гор сейчас потерпели явную и крупную неудачу. От нехорошего предчувствия у командира стало кисло во рту. Даже если он выживет — если! — то родичи убитых найдут его и спросят: кто это сделал? Про то, что спрашивать они умеют, он наслышан.

Его проводили в задний салон, связали руки, усадили в кресло и пристегнули ремнем безопасности. Перед тем как ему заклеили пластырем глаза, он с удивлением успел увидеть, как из багажного отсека один из террористов тащит тяжелый баул.

В салоне слышалось движение и не очень понятные звуки. Но самое главное было не это. Командир так давно летал, что ему не обязательно было видеть, чтобы понять рисунок полета. Они явно снижались и при этом делали маневр. Вряд ли он был предназначен для того, чтобы сбить с толку наземные службы. Хотя как знать? Тот, которого один из террористов называл Гошей, дело свое знал. Хороший летчик, толковый. В обстановке ориентируется мгновенно. Но отчего-то показалось, что он военный.