Особый талант

— Вот это и есть тот самый человек, — проговорил Пашков, чувствуя сухость во рту, — который вам расскажет, кто и как вас заказал.

Матвей зло посмотрел на Пашкова. Такого развития событий он не ожидал. Но и деваться было уже некуда, учитывая направленный ему в живот ствол пистолета и вообще всю ситуацию.

— Проходи сюда. А мы, — Пашков повернулся к телохранителю, — подождем за дверью. Все это, я думаю, нам знать совершенно не обязательно.

Повинуясь разрешающему кивку хозяина, телохранитель вышел следом за Пашковым и встал неподалеку от двери, держа ее под прицелом, и готовый в любую секунду принять самое деятельное участие в скрытом от его глаз рандеву.

Через пять минут Пашков начал испытывать нетерпение. Ему хотелось в туалет и одновременно пить, чтобы смыть противную сухость во рту, но вид настороженного телохранителя с пальцем на курке позволял только время от времени посматривать на часы, и по ним встреча двух высоких сторон продолжалась двадцать одну минуту.

Молочков вышел первым. Лицо его было непроницаемым и спокойным. Второе обстоятельство вполне устроило телохранителя, и он убрал оружие в карман.

— Спасибо, — сказал Молочков, подходя к Пашкову и кладя ему ладонь на предплечье. С близкого расстояния его лицо еще меньше внушало приязнь. Красно-фиолетовые прожилки, крупные поры, нечистая кожа и красноватые пятна на пожелтевших белках производили довольно отталкивающее впечатление. На мгновение Пашков представил, как должно быть противно тому неизвестному Вове, который должен с ним заниматься сексом несколько раз в неделю.

— На здоровье.

— В случае чего обращайся, — переходя на «ты», сказал Молочков и пошел на выход. Телохранитель двинулся за ним.

Постояв несколько секунд в нерешительности, Пашков глубоко вздохнул и прошел в комнату. Предстоял непростой разговор с Матвеем. А тот стоял к нему спиной и смотрел в окно. Через плечо глянув на вошедшего, он сообщил с непонятной интонацией:

— Отъезжают.

— Накрылась моя бутылка, — сказал Пашков, подходя к окну.

— Так ты за бутылку старался?

— Ну да.

— Сказал бы сразу — я бы с собой прихватил.

— Теперь уж чего… Ну и как поговорили?

— Хорошо. Встреча прошла в теплой и дружественной обстановке. Стороны обменялись рукопожатиями. Зачем ты это сделал?

— После акции тебя должны были грохнуть. Так мне кажется.

— Ну, это еще бабушка надвое…

— Может быть. Но только теперь уже ничего не изменить.

— А знаешь, как мне его хотелось грохнуть? Прямо руки чесались. Такая рожа противная…

— Ты бы руку не успел протянуть, как его охранник в тебя бы пулю всадил.

— Да? — криво усмехнулся Матвей и выхватил из-под спецовки пистолет.

Пашков инстинктивно отшатнулся.

— Неужели ты постоянно с ним ходишь?

— Почему постоянно? Вот поговорил с тобой сегодня и решил прихватить на всякий случай. Уж больно голос у тебя был напряженный.

— Спрячь. Так до чего вы договорились?

— Ну заказчика он тут же вычислил. Еврей какой-то… Штейнберг, что ли.

— Штаймер.

— Вот именно. И, как я понимаю, жить этому Штаймеру осталось не так много. А тогда и ко мне никаких претензий не будет. Кстати, кто он?

— Его компаньон.

В коридоре раздались тяжелые, приближающиеся шаги. В комнату вошел тот самый телохранитель. В руках у него была здоровенная бутыль смирновской водки.

— Это вам, — сообщил он Пашкову, ставя бутыль на пол. — А это вам. — И через всю комнату кинул Матвею пачку долларов в банковской упаковке.

— Передайте от нас спасибо.

— Даю вам добрый совет, парни. Забудьте вы про эту историю.

— Уже забыли, — пообещал Матвей.

— Вот это правильно. Ну и еще один. На прощанье. Не попадайтесь мне больше на глаза.

И ушел, нарочито громко топая по коридору.

— Как делить будем? — спросил Матвей, взвешивая пачку в руке.

— За нас уже все разделили. По заслугам. Пойдем-ка в кухню. Мне почему-то нестерпимо хочется выпить. Там хоть табуретки есть.

— И посуда тоже. А то из этого сифона и захлебнуться недолго.

После того как они выпили, Матвей закурил и сказал, развалившись на табуретке и небрежно опершись локтем о заляпанный подоконник:

— А хорошую мы операцию провернули.

— Мы? Да до последнего момента я один задницу подставлял! — возмутился Пашков.

— Но начал-то ее я. Знаешь, что я подумал? Хорошая у нас с тобой команда. Я чувствовал, что ты меня просто так не бросишь. Слушай, а меня правда могли шлепнуть?

— На восемьдесят процентов.

— Многовато. — Матвей выбросил окурок в открытую форточку. — Наливай, что ли. Когда твои архаровцы ремонт закончат?

— Недели через две.

— Знаешь, я тут тебе классную кухню присмотрел. Со встроенным холодильником и со всеми делами. Из дуба. Тебе какой цвет больше нравится? Посветлее или потемнее?

— Светлая лучше.

— Во! И я так думаю. Завтра пригоню сюда спецов. Они все тут замерят и сами через недельку установят. Будешь жить и меня вспоминать.

— Куда от тебя денешься…

— А я что говорю!

Через месяц Пашковы справляли новоселье. Одним из предметов гордости хозяйки была именно кухня. А за некоторое время до этого в средствах массовой информации появились сообщения о странной смерти известных бизнесменов и компаньонов Штаймера и Евграфова, смертельно ранивших друг друга на даче одного из них. Как писали газеты — на почве пьяной ссоры. Молочков же за неделю до выборов от участия в них отказался, призвав своих сторонников отдать голоса за другого кандидата.

11 января. 11 час. 30 мин

Борька Злоткин гудел. Гудел третий день. Уже были водка, джин, шампанское, мартини, красное вино, пиво и даже текила. Денег просадил — страшно вспомнить, но они все не кончались. Даже как-то странно было и непривычно. Сунул руку в карман — и пожалуйста. Мало осталось — поймал такси, съездил домой, хотя до дома всего ничего, городок маленький, за час от края до края можно пешком пройти, достал пару-тройку купюр из-под половицы, смотался в обменник, и опять гуляй.

Гулял он на квартире у своей невесты Женьки, которую так вслух и величал — «невеста». Она терпела его загул и ради этого даже отпросилась с работы. Жила она одна и, кроме Борьки, других женихов у нее не было, если не считать время от времени появляющихся любителей погреться в чужой постели, а то и просто прижать в темном месте, но от таких она научилась отбиваться. В первый день гулянки, которая началась в кафе, переделанном под дискобар, она пыталась подсчитать, сколько Борька потратил, но скоро сбилась со счета, поняв одно — много.

За эти дни через ее квартиру прошли все Борькины друзья-приятели. Сама она старалась пить поменьше и только вино, поэтому всех их ей удавалось к ночи из квартиры выпроваживать. Не хватало еще, чтобы у нее притон устроили. И так соседи начали коситься и шептаться за спиной, когда она выносит пакеты с пустыми бутылками и упаковками из-под дорогой еды, хотя делать это она старается попозже, когда опускаются плотные сумерки. Но разве от людей скроешься! Вот она и говорит, что ее жених с заработков вернулся, с вахты, и теперь отдыхает. Это понятно. Если жених и с заработков — это понятно. Окрестные мужики, работающие на лесозаготовках, после получки тоже по суткам пьют.

Едва продрав глаза и наскоро умывшись, Борька отправился в магазин за новой порцией выпивки, решая про себя, стоит ли сегодня завязать или он продержится еще денек в таком режиме. На подходе к супермаркету, который стал так обзываться после переоборудования магазина № 2 горторга, он почувствовал, как бешено колотится сердце и огнем пылают щеки, несмотря на мороз. С гулянкой, похоже, пора заканчивать. Не мальчик. Двадцать восемь — это возраст. Уже войдя во влажную атмосферу небольшого торгового зала, он решил окончательно: завязывает, а то коньки откинет. Вон как сердце бухает. Да и денег жалко. И вместо водки для себя и шампанского для Женьки взял несколько банок пива и какой-то закуски.