Южная звезда

— Войдите, — сказала она, удивленная таким поздним посещением.

— Это я, мисс Уоткинс, — сказал голос, от которого он задрожала всем телом, — голос Сиприена Мере.

Это был действительно он — бледный, похудевший, обросший длинной бородой и одетый в сильно поношенное дорожное платье, но все такой же изящный и веселый.

Алиса вскочила, вскрикнув от удивления и радости. Одной рукой она старалась сдержать свое сильно бьющееся сердце, другую руку она протянула молодому инженеру, который крепко сжал ее в своих руках. Мистер Уоткинс в эту минуту открыл глаза и спросил, что тут происходит. Прошло несколько минут, прежде чем фермер мог дать себе ясный отчет в происшедшем. Но как только он понял, что случилось, он воскликнул: «А алмаз?» И восклицание это шло у него от сердца.

— Увы, алмаз не возвратится! — было ему печальным ответом.

Сиприен в коротких словах рассказал обо всех приключениях, случившихся во время злополучной экспедиции, упомянул о смерти своих спутников — Джеймса Гильтона, Фридела и Аннибала Панталаччи, рассказал о том, как он нашел Матакита в плену у Тонаи, умолчав о том, что тот возвратился в Грикаланд, и сказал, почему именно он вполне уверен в невиновности молодого кафра. Он не забыл воздать должное преданности Бардика и Ли и дружбе Фарамона Берте; о последнем он рассказал, как тот ухаживал за ним во время его болезни, без чего и он не остался бы в живых. Почти бессознательно во время разговора Сиприен скрыл от своих слушателей преступные замыслы и действия своих соперников и представил их несчастными жертвами задуманного вместе предприятия. Из всего своего путешествия он умолчал о таинственной пещере и ее богатствах, согласно клятве, данной им по этому поводу королю Тонаи.

— Король-негр, — сказал Сиприен, заканчивая свое повествование, — исполнил свой уговор. Через два дня все было готово для нашего возвращения в Грикаланд: нам дали быков, съестных припасов и сильный конвой, и со всем этим мы прибыли к повозке, оставленной нами под кучей хвороста. Она оказалась целой и невредимой, и мы, отдав пять ружей вместо четырех, как следовало по уговору, простились с нашим хозяином. Наше обратное путешествие было медленным, но вполне безопасным. Конвой покинул нас на границе Трансвааля, где расстался с нами и Фарамон Берте со своими бассутами, и после сорокадневного пути по Вельду мы прибыли сюда безо всяких приключений.

— Но тогда зачем же Матакит бежал? — спросив Сиприена мистер Уоткинс, слушавший его рассказ с большим интересом, не обнаруживая, впрочем, огорчения по поводу гибели своих троих приятелей.

— Матакит убежал со страху, — ответил Сиприен.

— Но разве нет правосудия в Грикаланде? — возразил фермер, пожав плечами.

— Правосудие бывает здесь иной раз слишком коротким, мистер Уоткинс, и, по правде говоря, я не в состоянии искренне порицать несчастного за то, что он бежал в безотчетном страхе от необъяснимой пропажи бриллианта.

— Я с вами согласна, — добавила Алиса.

— Во всяком случае, я повторяю вам, что он невиновен в этой краже, и я рассчитываю на то, что его оставят теперь в покое.

— Гм! — пробормотал мистер Уоткинс, по-видимому вовсе не убежденный бездоказательными доводами Сиприена. — Но, может быть, хитрый Матакит притворился испуганным, чтобы скрыться от преследования полиции, — сказал он наконец.

— Нет! Он невиновен, я убежден в этом, — сказал Сиприен несколько сухо, — и убеждение это купил дорогой ценой.

— О, вы можете оставаться при вашем мнении, а я останусь при своем, — возразил Уоткинс.

Боясь, чтобы спор между собеседниками не принял угрожающего характера, мисс Алиса поспешила предложить молодому инженеру поужинать, на что тот очень охотно согласился.

Накрыли на стол, и непредвиденный ужин кончился для обоих молодых людей очень приятно: мистер Уоткинс, плотно покушав, выпил большое количество джина, причем Сиприен за компанию с ним тоже выпил, в свою очередь, стаканчик этого напитка. По своему обыкновению, Уоткинс вскоре же задремал, сидя в своем кресле, а Сиприен и Алиса могли поговорить.

Уже была полночь, когда Сиприен наконец решился пойти к себе домой, где его ждала целая пачка писем из Франции, тщательно собранных для него на его письменном столе Алисой.

В первую минуту, как это всегда бывает с людьми, которые были долго в отсутствии, Сиприен не решался распечатать эти письма. Что если в них заключается весть о каком-нибудь несчастье?.. Живы ли и здоровы его отец, мать, маленькая сестра Жанна?.. Сколько перемен могло произойти за эти три месяца!..

Проглядев наконец все письма, Сиприен, к своей радости, убедился, что в них заключались только хорошие вести. Он вздохнул облегченно и продолжал читать их уже внимательно. Все дорогие ему люди были здоровы. Из министерства он получил большую похвалу за свою теорию об алмазовидных формациях; ему писали, кроме того, что он может продлить свое пребывание в Грикаланде еще на полгода, если найдет это нужным. Одним словом, все шло как нельзя лучше, и Сиприен заснул в эту ночь так спокойно, как давно уже не спал. Все утро следующего дня он посвятил посещению своих друзей. Первый визит его был к Томасу Стилу; оказалось, что участок, на котором работал ланкаширец, был очень хорош, и Томас Стил стал одним из богатейших диггеров на Вандергартовых россыпях, что не помешало, однако же, доброму Томасу встретить Сиприена Мере очень радушно. Сиприен условился с ним, что Бардик и Ли по-прежнему будут работать с ним вместе; молодой инженер хотел дать своим верным слугам возможность составить себе капиталец. Сам же он решил, по желанию Алисы, снова взяться за свои химические изыскания. Ни минуты не думая о том, что он мог бы воспользоваться громадной пещерой Тонаи, переполненной драгоценными каменьями, Сиприен принялся за подготовку второго опыта по образцу первого, имевшего такой блестящий результат, и целые дни проводил в своей лаборатории. У Сиприена была достаточно серьезная причина не терять энергии: с тех пор как мистер Уоткинс стал считать свой алмаз безвозвратно погибшим, он уже не возобновлял более разговора о браке с Алисой, и потому было очень вероятно, что если бы молодому инженеру посчастливилось сделать еще один алмаз огромной ценности, то Джон Уоткинс возвратился бы к своим прежним мыслям.

Построив новый аппарат, Сиприен заставил Бардика за отсутствием Матакита поддерживать в печи огонь, что тот исполнял с большим усердием. Пока длился опыт, Сиприен, не желая терять времени и предвидя, что он, может быть, будет вынужден скоро возвратиться в Европу, принялся за труд, намеченный в его программе, а именно за определение понижения почвы к северо-востоку равнины; он был того мнения, что понижение это могло служить для стока воды в ту отдаленную эпоху, когда происходило образование алмазной формации.

Развернув перед собой на столе план, Сиприен работал усидчиво над вычислениями уже несколько дней и, к своему удивлению, заметил, что цифры его не согласовывались с планом. Вскоре для него стало очевидно, что план был плохо ориентирован и в нем были ошибочно определены долготы и широты. Определив ровно в полдень долготу места посредством хронометра, поставленного по Парижской обсерватории, он окончательно убедился, что карта была составлена неправильно: север на этой карте, обозначенный стрелкой, в действительности приходился приблизительно на северо-западе, а потому все указания карты становились ошибочными.

«Теперь я понимаю, в чем тут дело! — воскликнул Сиприен про себя. — Ослы, составившие это образцовое произведение, просто не приняли во внимание отклонения магнитной стрелки! Оно здесь равно двадцати девяти градусам к западу! Хороши землемеры, нечего сказать! Впрочем, кто не ошибался!..»

Тем не менее у Сиприена не было основания скрывать найденной им ошибки в плане, а также и той поправки, которую он счел нужным сделать для определения местности алмазных россыпей округа. Встретив в этот день на ферме Якоба Вандергарта, молодой инженер рассказал ему о своем открытии.