Последний бобр

Теперь Кома уже почти не бывал в муравейнике. Великий Закон Инстинкта диктовал другие задачи. День его начинался рано, с посещения царицы, где, скрестив антенны, он отдавал ей все царские почести и всегда удалялся злой, потому что царица-мать заряжала его отрицательными зарядами, продолжая жаловаться и оскорблять.

А повод к постоянному унижению был. Только царица своим тонким чутьем матери могла знать, что Кома, рожденный из, казалось бы, такого же яйца и куколки, был вовсе не ее детенышем и не детенышем ее сестры или матери. Он был украден и внесен в муравейник старым охотником, вырастившим и воспитавшим его из чужого яйца.

Муравьи путают красный цвет с черным, но только царица способна была почувствовать обман и не принимала красного муравья за своего, хотя без конца пользовалась его услугами.

Выбежав из царских покоев, Кома обошел муравейник, наблюдая за тем, как медленно просыпаются его жители, вначале вяло, а потом все убыстряя и убыстряя темп рабочей жизни. Каждый знал свое дело и делал его добросовестно. Работа в обществе заставляла трудиться всех в полную силу, и безвозвратно прошло то время, когда Коме приходилось подбадривать и своим примером воодушевлять собратьев.

Кома взобрался на купол и увидел, что тот почти закончен. Только лист, откуда-то сорвавшийся ночью и накрывший узкое отверстие купола, мешал работникам.

Но вожак не стал вмешиваться, он просто знал, что через какое-то время лист стянут с купола или разрежут на мелкие части. Больше Кома нигде не останавливался, он бежал дальше в глубь леса в вечном поиске корма для возрожденного муравейника.

…Еще три недели назад этот запах присутствовал всюду. Чуткие усы Комы ловили его почти на всей территории, куда заглядывал он в поисках пищи. Особенно на стволах и ветках деревьев, где часто грелись на солнышке серовато-белые бабочки. Но их было так много, что, казалось, они специально выбрали это место для свадебного карнавала, зная о гибели муравейника.

После бурного карнавала самки откладывали яйца, из которых впоследствии рождались гусеницы. Этот запах был прочно закодирован в памяти Комы, а сейчас снова всплыл по совершенно неуловимым законам и настойчиво влек его к знакомым местам.

Первая ближайшая береза, по коре которой легко и ловко взбирался

Кома, уже предвещала обильную охоту. Ветви и листья дерева были буквально усеяны мелкими гусеницами, густо покрытыми волосками.

Кома не стал нападать, даже не прикоснулся усами — путь его лежал снова вниз, к земле, к соседнему дереву — развесистому старому дубу. Но еще не взобравшись, он повернул вниз: его локаторы уловили не только запах, но и хруст пожираемых листьев.

Обойдя весь участок, Кома все же разорвал одну гусеницу, насытился сам, а какую-то часть, зажав в жвалы, понес к дому. Теперь он передвигался несколько медленнее, но все же спешил, боясь упустить охотников, которые могли разбежаться по всей территории.

У входа в муравейник Кома бросил гусеницу на землю и, высоко вскинув антенну, кружась на одном месте, казалось, воинственно трубил, оповещая муравьиный мир о великой добыче. Охотники и фуражиры скрещивали с ним антенны, получив точные указания, спешили на промысел. Муравейник опустел, но до ближайшего дерева образовалась живая, будто ползущая змейка, дорога.

ФУ-А, ФУ-А!

С утра поливал теплый летний дождь и поэтому все обитатели муравейника работали внутри помещений: кто переносил заготовленные корма, кто яйца и куколок, кто ремонтировал камеры или прорывал новые галереи. Были и те, что поначалу без толку слонялись из помещения в помещение, пока не натыкались на особо деятельных муравьев и те своими примерами не приобщали их к общему делу. Одним словом, муравейник сейчас жил своей замкнутой жизнью.

Кома, как правило, обходил все помещения этого огромного подземного города, и всюду его узнавали и приветствовали, предлагая ему пищу. Он позволял кормить себя только особо избранным собратьям, которых сам выпестовал и с кем не раз участвовал в добыче пищи.

Карликовые муравьи сновали туда-сюда. Это самые трудолюбивые и дисциплинированные жители, но и самые беззащитные. По Великому Закону Инстинкта они есть и должны быть составной частью любого муравьиного государства. Но как их много! Слишком мало рождает царица воинов и охотников.

Кома заглянул в боковое помещение, где работали три фуражира, но смотреть на них было непривычно, потому что движения их были настолько замедленны, будто они только проснулись от зимней спячки.

Кома вдруг почувствовал прикосновение к своей задней лапке, оглянулся и увидел карликового муравья. Тот поднимался, выделывал пируэты, пытаясь прикоснуться своими короткими и тонкими усиками к усам Комы. Кома скрестил с ним антенны.

— Знаю, ты давно ждал, Кома, и я тебе помогу. Следуй за мной, Кома. Муравей быстро побежал и скрылся в лабиринте. Но Кома безошибочно следовал за ним в самую дальнюю и теплую камеру для куколок.

Это та самая камера, которая несколько месяцев назад спасла ему жизнь. И сейчас он увидел здесь два пустых кокона, а рядом двух белых, только что вылупившихся крылатых муравьев.

Своими длинными усами Кома ощупал и прослушал их, обволок сигналами и повторил танец карлика. Самка и самец появились в их доме, а это значит, что уже в этот сезон в муравейник вольется здоровое племя.

В качестве высшей благодарности Кома стал кормить карлика.

Новость мгновенно облетела весь муравейник, и в самую дальнюю камеру потянулись фуражиры, чтобы кормить самку и самца отборной и вкусной пищей.

Кома отправился к царице, но по дороге снова задержался у камеры, где работали три фуражира. И снова его поразили собратья. Они будто и не слышали новость, а все трое, упершись головами в стену, застыли в нелепых позах.

Кома приблизился к ним — никакой реакции. Он прослушал и ощупал каждого, и, миллионами лет отточенный, муравьиный аппарат тут же выдал готовый ответ:

— Фу-а, фу-а!

Где-то здесь прятался жучок Фу-а, от прикосновения к которому муравьи пьянели, надолго теряли трудоспособность, а порой становились просто его жертвами. Жучок ничем не брезговал, пожирал даже своих покровителей, если был очень голоден.

Сейчас некогда было искать проклятого жука. Кома спешил к царице, чтобы поблагодарить ее за подарок, но буквально у самого входа в царские покои увидел слугу в той же нелепой позе. Кома на мгновение замер: «Опять Фу-а! Сколько же их поселилось в муравейнике?»

Память его напряглась, высчитывая и ожидая готовое решение, но оно не приходило, его просто не было. Миллионы лет совместно с муравьями жили нахлебники — разные жучки и букашки: одни в обмен на корм выделяли вкусный сок, другие просто попрошайничали, третьи подсовывали свои личинки, чтобы их выкармливали, но жили и такие, как Фу-а. И ответа на то, что с ним делать, не было. В раздражении Кома завертелся на месте, но потом, оттолкнув слугу, вошел в покои царицы.

Она была возбуждена. Лапы попеременно поднимались и опускались, голова вертелась в разные стороны, а усы колебались, будто под натиском ветра. Обычно пугливая и подозрительная, сейчас царица принимала угрожающие позы, высоко подняв брюшко. Она вся была в движении.

Но вдруг все разом кончилось. Она застыла в нелепой позе, уткнувшись головой в яйцо.

Кома давным-давно, когда еще не был допущен к высокой особе, слышал об устрашающем танце царицы, но теперь он видел это своими глазами и знал, отчего происходит этот танец — танец медленной смерти. В нем зародился протест против жука, против царицы, против того, что все время рождаются карлики, против слуги, напоившего царицу, и он, возбудившись до предела, приняв воинственную позу, приблизился к слуге-пигмею и жвалами, как ножами, отсек ему голову.

ДАЛЬНИЙ ПОХОД

Купол муравейника был закончен. Теперь он стал похож на круглую теплую остроконечную шапку. Ему уже не страшен ни дождь, ни холод, ни обильный снег. Солнце только часа на полтора-два пробивалось сквозь кроны деревьев, но и этого было достаточно, чтобы поддержать в муравейнике постоянную температуру. Ведь купол вечно подвижен. Детали строительства никогда не крепились намертво и со временем передвигались и менялись местами.