Страница 30 из 161
Бывший служащий магазина Гимбела, заядлый картежник коротышка Маггио волновался и негодовал больше всех.
— Если бы я знал, — сказал он как-то Прюитту, своему соседу, по койке в отделении Чоута, — если бы я только знал, как это делается в армии!.. Они не нашли в нашей роте никого лучше Блюма, чтобы присвоить звание рядового первого класса!.. И все только потому, что он хорошо дерется на ринге!
— А что же ты хотел, Анджелло? — с улыбкой спросил его Прюитт.
— Да он и в рядовые-то не годится! — досадовал Маггио. — У него просто крепкие кулаки, и ничего больше. Я новобранец с месячной подготовкой, но солдатские обязанности знаю куда лучше его.
— Но его повысили вовсе не за хорошую службу, Анджелло.
— А должны повышать за это! — возмущенно продолжал Маггио. — Подожди, дай мне только отслужить… Будет призыв или не будет, меня потом и армию не затянешь.
— Чепуха, — засмеялся Прю. — У тебя все задатки будущего сверхсрочника. Стоит на тебя только взглянуть — сразу видно, что ты бравый солдат.
— Пошел ты ко всем чертям! Я ведь серьезно говорю, — раздраженно огрызнулся Маггио. — Ты мне хоть и нравишься, но тоже ничего не понимаешь… Солдат на тридцать лет! Нет уж, это не для меня! А если уж мне и придется прислуживать какой-нибудь офицерской свинье, так пусть хоть как следует платят за это. Понятно?
— И все-таки ты останешься на сверхсрочную. Вот посмотришь, останешься! — подзадоривал его Прю.
— Остаться на сверхсрочную! — повторил Маггио. — Да что я, осел, что ли? Уж если кого и надо было повысить в нашей роте, так это тебя. Ты у нас лучший солдат и вполне заслужил повышения.
На занятиях в казарме во время дождливого сезона Маггио убедился, что Прю — душевный парень и хороший солдат. От проворных и наблюдательных глаз Маггио не ускользнула уверенность, с которой Прю обращался с винтовкой, пистолетом и пулеметом. Когда же Маггио узнал, что в двадцать седьмом полку Прю считался не только хорошим солдатом, но и отличным боксером и что, несмотря на это, не согласился здесь выступать за команду Холмса, он пришел в восторг от этого парня. Поведение Прю, конечно, очень удивляло Маггио. И во время службы у Гимбела, и теперь, в армии, он привык к тому, что каждый, по море своих сил, старается подмять под себя других, и опираясь на них, подняться повыше, занять местечко получше… Прю же почему-то не хотел этого делать. Маггио отдавал должное Прю как хорошему солдату, а когда познакомился с ним поближе, то искренне предложил ему свою дружбу.
— Даю голову на отсечение, что, если бы ты согласился драться за Дайнэмайта, вакансия была бы наверняка твоя, — сказал он Прюитту.
Прю улыбнулся в знак согласия, но ничего не сказал. Да и что он мог ответить Маггио?
— Пошли хоть сыграем в карты, — с досадой предложил Маггио. — Может, мне повезет и я выиграю на поездку в город.
— Пошли, — согласился Прю и лениво поплелся за Маггио в уборную.
Казарменная жизнь во время дождливого сезона вполне устраивала Прю. Ему нравились спокойные занятия в комнате отдыха или тренировки на быстроту разборки и сборки оружия, которые проводились на прохладной веранде, в то время как на улице вовсю лил дождь. А поскольку эти занятия проводил один офицер или сержант и со всей ротой сразу, они спасали Прю от мстительных нападок Айка Гэловича, которые начались сразу же, как только тому стало известно об отказе Прю драться на ринге. Казалось, что у Гэловича не было никаких других забот, кроме как всюду и везде вставать на защиту чести Холмса.
Уборная на первом этаже освещалась тремя тусклыми лампочками. Справа вдоль стены тянулся ряд стульчаков в открытых кабинах, а по левой стене писсуары и умывальники. В середине на бетонном полу Маггио расстелил свое солдатское одеяло, и па нем примостились шесть человек.
Тасуя колоду карт, Маггио бросил взгляд на кабины: в трех из них сидели солдаты со спущенными штанами.
— Сдавай, Анджелло, сдавай! Чего ты волынишь? — сердито крикнул на него ротный горнист Андерсон.
— В самом деле, чего ты чешешься! — поддержал Андерсона его ученик, младший горнист длинноносый итальянец из Скрэнтона Сальваторе Кларк. — Сдавай поскорее или катись отсюда ко всем чертям! — петушился всегда такой застенчивый Кларк.
— Тише, тише! Легче на поворотах, малыш, — ответил Маггио, залихватски тасуя колоду левой рукой. — Сначала надо как следует перетасовать карты…
— Анджелло, хватит ковыряться! Сдавай, — заметил Прю.
— Слушайте, вы, болваны! — сердито проворчал Маггио. — А вам известно, что меня учили сдавать карты в Бруклине? На авешо Атлантик! Ясно? Там игроки не то что вы здесь…
Явно хвалясь проворством рук, Маггио мастерски перемешал колоду и начал сдавать. Сразу же наступила тишина, каждый рассматривал, что за карты ему выпали.
Прю положил на одеяло пятьдесят центов мелочью и подмигнул Кларку. Он занял эти деньги у сержанта Пита Карелсена из взвода оружия. Прю завоевал симпатии Карелсена отличным знанием устройства пулемета.
— Эх, дружище! — возбужденно сказал Сэл Кларк. — Выиграть бы кучу денег да пойти сорвать куш у О’Хейера… А потом скупить сразу всех проституток в «Новом Конгрессе» и развлекаться с ними всю ночь… Ты никогда не был в отеле «Новый Конгресс»? — продолжал он, обращаясь к Прю. — И не знаешь, какие девочки у госпожи Кайпфер?
— У меня не было денег, чтобы пойти туда, — ответил Прю. Он дружески посмотрел на Сэла, потом на сидящего рядом Анди, угрюмо рассматривавшего свои карты, и снова на Сэла, благодаря которому подружился со всей этой компанией.
Сэл Кларк, робкий, застенчивый парень, простой и доверчивый, походил на деревенского дурачка, этакого беззлобного, бесхитростного и мало разбирающегося в жизни. Он вырос, прислуживая состоятельным дельцам, которые с радостью обкрадывали друг друга при каждом удобном случае, а те кормили и одевали Кларка, как бы отдавая дань ему и богу за свои темные дела. Таким же Кларк остался и в армии: с ним обращались здесь как с неким ротным талисманом.
Андерсон несколько раз пытался предложить Прю свою дружбу, а в день получки, после того как Прю растранжирил деньги, он даже предложил ему взаймы свои. Однако Прю отверг все его попытки, потому что, разговаривая с ним, Анди всегда отводил глаза куда-то в сторону, а Прю не хотел иметь друзей, которые побаивались бы его. А вот Сэлу Кларку, с его доверчивыми и в то же время отрешенными от всего глазами оленя, отказать в дружбе было невозможно, и Прю не отказал.
…Это произошло в одну из темных февральских ночей, еще до начала дождливого сезона, когда звезды на небе светились так ярко, что, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Прю вышел из прокуренной пивной Чоя и остановился в длинном освещенном проходе, в котором, как в трубе, эхом разносились все ночные звуки. На противоположной стороне двора в здании второго батальона еще светились огни, а по веранде на фоне освещенных окон двигались какие-то тени. В темноте то здесь, то там вспыхивали яркие точки горящих сигарет.
Из далекого двора, где находился мегафон горниста, доносились нежные звуки гитары, сопровождавшие довольно стройное пение в четыре голоса. И хотя люди не очень-то спелись, их голоса звучали в ночной тишине довольно приятно. Прю сразу же узнал один из них — высокий, нежный, носовой голос Сэла. Пели тоскливую песенку шофера. Заунывная жалобность голоса Сэла Кларка тронула Прю до глубины души. Оп почувствовал, как досада на Уордена и возмущение всем, что произошло, постепенно куда-то улетучиваются, уступая место глубокой необъяснимой меланхолии. Может, на него подействовали слова песенки? Но слова, собственно, ничего не значили, за исключением того, что водитель очень устал и очень тоскует. Музыка рассказывала ему о безрадостной жизни солдат, жизни, которая, как вот эти мигающие огоньки сигарет, то вспыхнет на миг, то долго незаметно тлеет.
Маззполи и другие писаря, собиравшиеся по утрам у Чоя, чтобы выговориться, ничего не видели вокруг себя. Они горячо спорили о разных сложных вещах, об искусстве, выискивали никчемные доказательства и не видели того, что самое интересное находится у них под рукой.