Страница 82 из 90
Следом за батальонами прорвался через линию редутов и эскорт Карла XII. При этом не обошлось без приключений. Были моменты, когда жизнь короля, казалось, повисала на волоске. И защитники редутов, и роившиеся вокруг казаки не упускали случая обстрелять столь живописную и непонятно как появившуюся на поле боя группу. Именно в эти моменты драбанты и гвардейцы, выступавшие в роли живого щита Карла XII, понесли свои первые потери.
Эскорт особенно соблазнял жадных до трофеев казаков. Правда, нападать на столь решительно настроенную группу они не решались — искали добычу полегче. Однако трудно было предсказать, как долго будут длиться их колебания. На помощь королю были отряжены лейб-драгуны. Появление драгун на время разрядило обстановку. Казаки убрались восвояси. Но зато король со свитой вышел на линию валов лагеря, о чем немедленно возвестили русские орудия. Одно из ядер поразило лошадь, запряженную в носилки. Дышло надломилось, и Карл XII оказался на земле. Пришлось остановиться и заняться ремонтом носилок, чем незамедлительно воспользовались артиллеристы Петра, сумевшие пристреляться по статично стоявшей группе. Наконец эскорт тронулся дальше. Несмотря на неприятное падение, Карл не терял бодрости духа — боль и опасность лишь раззадоривали его.
Выход к русскому лагерю шведы посчитали за хорошее предзнаменование. «Слава Богу, все идет хорошо, дал бы только Бог, чтобы у нас был настоящий порядок в строю», — молили офицеры. Кое-кто даже поспешил поздравить Карла XII с первым камнем в основании победы. Но в поздравлениях не было привычной бодрости — все пока складывалось совсем не так, как задумывали король и фельдмаршал. Иной диагноз ставили в царской ставке: «Неприятель от прохода своего сквозь редута еще сам в конфузии находится и строится у лесу». Время показало, что последняя оценка была ближе к действительному положению дел. Шведы понесли большой урон, пагубные последствия которого скажутся буквально через несколько часов. Ставка на внезапность также не оправдалась. Но, главное, инициатива, которую шведы, как им до сих пор казалось, прочно держали в своих руках, стала ускользать от них.
Было около шести часов утра, когда шведы двинулись в обход русского лагеря в направлении к Будищенскому лесу. Приближалась решающая фаза сражения. Но тут обнаружилась потеря шести батальонов генерал-майора Росса — трети всей пехоты. Никто толком не мог объяснить Реншильду, как такое могло случиться. Между тем в этом отчасти повинен был сам фельдмаршал и очень сильно — царь Петр со своими редутами и упрямыми русскими, засевшими в них. Не получив точных распоряжений от Реншильда, как действовать в дефиле, Роос поступил в соответствии с единственно полученным приказом. Он развернул батальоны и принялся штурмовать поперечные редуты. Об успешном начале этого наступления говорилось выше. Но все застопорилось, когда дело дошло до 3-го и 4-го (или по иной «классификации» — 7-го и 8-го) редутов. Эти укрепления были закончены и полностью готовы к бою. Подобраться к ним оказалось нелегкой задачей. Потери оказались очень чувствительными, особенно среди офицеров, не прятавшихся за спинами своих солдат. К шести утра в лучшем Далекарлийском полку Сигрота из 21 капитана в строю остались четверо.
История этих потерь следующая: Делакарлийский полк подошел к «большому шанцу», который уже неудачно атаковали батальоны Неркского, Йончёпингского, Вестерботтенского (сильно ослабленного) полков. По описанию свидетелей, момент был драматический. Шведы не атаковали. Русские не стреляли, хотя неприятель стоял в досягаемости орудийных выстрелов. Сигрот вывел всех из этого зыбкого равновесия. По его команде полковые барабаны ударили атаку и делакарлийцы, увлекая остальных, кинулись навалы. Ответный огонь был ужасен. Именно в эту атаку и были выбиты многие офицеры, включая смертельно раненного Сигрота. Напора хватило на то, чтобы немногие уцелевшие взобрались на гребни валов, откуда их защитники сбросили штыками и выстрелами. За первым штурмом последовал второй — с тем же результатом.
Позднее шведские историки признали, что сильные качества офицерского корпуса королевской армии — дисциплина и исполнительность — сыграли со скандинавами злую шутку (надо заметить, очень своеобразный, если не сказать более, упрек). Вместо того чтобы на время — на момент прорыва — лишь отвлечь русских, Роос атаковал и атаковал редуты, заваливая трупами пространство перед укреплениями. Вот только есть ли в том вина Рооса, который привык не догадываться, а выполнять приказания? Это во-первых. Во-вторых, если Реншильд намеревался держать в величайшем секрете даже от собственных генералов общий замысел сражения, то почему он не скорректировал их действий, как обещал, по ходу битвы? Ведь находился фельдмаршал от Рооса не за тридевять земель. Однако ничего этого не было сделано. Или, точнее, коррективы были внесены так неловко и с таким опозданием, что несчастный Роос не сумел ими воспользоваться.
Почему такое стало возможным? Разумеется, первопричина — действия русской армии. Роос не сумел, потому что не успел. В истории с шестью отрезанными и уничтоженными батальонами русские все время опережали шведов. Однако стоит прислушаться и к мнению новейшего биографа Карла XII Б. Григорьева, отметившего, что в военной машине шведов далеко не все оказалось так безупречно отлажено, как принято считать. Во всяком случае, она не была рассчитана на выход из строя истинного главнокомандующего, не исполнителя, а созидателя. Едва такое случилось, как начались системные сбои. Механизмы же, призванные предотвратить или хотя бы смягчить их, оказались малоэффективными: выяснилось, что назначения нового командующего, пускай и осуществленного строго по субординации, абсолютно недостаточно. Пресловутый «квадрат» полководца, в котором, по убеждению Наполеона, воля и ум полководца должны составлять равные стороны, под Полтавой обратились в прямоугольник: воли было много, ума мало. Карл, умевший держать в голове если не все, то по крайней мере главное для успеха сражения, перекос бы, скорее всего, устранил. Реншильд же в истории с очень исполнительным, но не очень умным Роосом этого сделать не сумел. Возможно, потому, что и его полководческая «фигура» была далека от наполеоновского «квадрата».
…Безрезультативные атаки редутов вконец расстроили скандинавов. Дело дошло до того, что лейтенант делакарлийцев Улоф Поммерийн попросил Росса бить отступление. Генерал-майор признал совет лейтенанта здравым. Тем более что было не ясно, куда делись остальные. Поскольку перед Россом маячили так и не взятые редуты, отойти можно было только к Яковецкому лесу, в сторону, противоположную от движения главных сил.
На опушке Росс попытался привести в порядок свои части. Картина обнаружилась безрадостная — потери составили около 40 процентов. Генерал имел под рукой около полутора тысяч деморализованных бойцов. Впрочем, времени на то, чтобы сокрушаться, просто не оставалось. Изоляция от остальной армии грозила большими неприятностями, и надо было, не мешкая, что-то делать, и в первую очередь — искать своих.
Попытался разыскать Росса и Реншильд. Начав с посылки адъютантов, которые вернулись ни с чем, Реншильд наконец отрядил на выручку отставших генерал-майора Спарре с двумя батальонами. Спарре действовал как-то странно: вернулся к редутам, но не пересек их — здесь опять почему-то оказалось слишком много русских; издалека увидел на противоположной стороне прогалины Росса и… повернул назад. Далее уместно дать слово генерал-квартирмейстеру Юлленкругу, свидетелю доклада бравого генерала королю о своем маневре. Спарре заявил, что пробиться к отставшим батальонам нет возможности и, главное, надобности: Росс «находится в лесу и отлично защищается». Юлленкруг резонно заметил, что лучше бы Росс не отбивался, а был на месте. Затем генерал-квартирмейстер усомнился и в последней части доклада — так ли все же успешно отбивается? — на что задетый за живое Спарре резко ответил: если Росс с шестью батальонами не может отбиться от русских, то он ему не помощник. Фраза, примечательная для генерала, который через пару часов угодит в плен, в ней ощутимо все то же высокомерное отношение к противнику, отбиться от которого можно и с шестью батальонами.