Страница 67 из 91
(V, 222—223)
И лицезрение этой прекрасной розы, напомнившей ему его прекрасную возлюбленную, с которой он был столь долго разлучен, придало Ланселоту сил, и он раздвигает прутья решетки, защищавшей окно, и вырывается на свободу. Столь острого восприятия красоты природы и ее переосмысления в личном плане мы почти не найдем в куртуазном романе (быть может, за исключением известной сцены с кровью на снегу из «Персеваля» Кретьена, но там, строго говоря, речь шла немного о другом).
Но в романе воплощены не только всевозможные оттопки любовного чувства. Не меньшее место занимают мотивы героического побратимства и дружбы рыцарей; тема эта решается во многом в интимном плане: здесь мы не найдем возвышенной патетики жест (например, в духе описания отношений Роланда и Оливье). Сделана в романе попытка дать индивидуализированные характеры героев, и эта задача решена в книге для своего времени достаточно тонко. Ведь их много, этих рыцарей; на первом плане, помимо Ланселота, постоянно находятся Галеот из Сорелуа, ближайший друг протагониста, кузен Ланселота Лионель, а также сводный брат героя Эктор, прозванный Белым Рыцарем, отважный Бодемагюс, благородный и целомудренный Боор и т. д. Их взаимоотношения сложны и многоплановы; им случается враждовать, случается выходить один против другого на турнирах, схватываться в жестоком поединке, вызванном либо внезапно возникшим соперничеством, либо данным обетом, либо просто недоразумением. Но доминируют отношения дружбы, взаимовыручки и доверия, прекрасные в своем скупом лиризме. Распадение артуровского рыцарского братства на два враждующих клана — Говена и Ланселота — в этом романе лишь предугадывается.
Полезно вспомнить, сколь своеобразными, неповторимыми чертами характера наделял Кретьен де Труа своих героинь. В прозаическом романе мы не найдем этой тонкости в изображении женских характеров. Они стали более традиционны, клишированны, шаблонны. Это не исключает известной лиричности в их обрисовке. Но возлюбленные рыцарей оказались явно бледнее их кавалеров.
Доминирует в романе не лирическое, пусть и окрашенное оттенком грусти, начало. По ходу повествования драматизм ситуаций все нарастает, все больше персонажей (пусть второстепенных и тем самым этически нейтральных) гибнет, все больше появляется описаний всяких беззаконий, насилий убийств. Но этот напряженный драматизм обнаруживает себя не только в сценах поединков, все более опасных и кровавых, и не в загадочных приключениях, все более рискованных и необъяснимых, а и в осмыслении человеком своего назначения в жизни, того оглядывания вокруг и заглядывания в самого себя, которым предаются многие герои романа. Для этого у них теперь новые конфиденты: не близкие друзья или верные оруженосцы, а святые отшельники, учители жизни и толкователи ее смысла. И еще нарастает в книге тревожное предощущение трагического конца, который предуказан артуровскому королевству. О роковом предательстве Мордрета здесь еще не рассказано, но оно уже предчувствуется, хотя и этот рыцарь выступает в романе как полноправный член артуровского братства. Отсюда тот налет печальной меланхолии, в которой пребывают герои повествования, не только, скажем, Ланселот во время бесконечных скитаний или в томительном плену у феи Морганы, но и, например, королева Элайна, мать Ланселота, укрывшаяся от тягот повседневной жизни за надежными стенами монастыря. Иная тональность в следующем романе. Его место во всей «эпопее» было несомненно определено «архитектором». Но, пожалуй, не его идеологическая наполненность. Здесь перед нами все те же поединки и приключения (правда, рыцарями в данном случае руководят уже новые чувства — прежде всего религиозная одухотворенность), но за ними стоит вполне определенный подтекст. Книга полна иносказаний. В ней доминирует пессимистический взгляд на жизнь, в которой идет постоянная борьба между добром и злом, между божественным началом и Сатаной. Поэтому все эти поиски Грааля, все эти поединки и испытания, не утрачивая своего первоначального, непосредственного, так сказать поверхностного, смысла, обладают и иным содержанием — это рассказ о пути человека к Богу. Показательно, что в романе сцен исповеди и покаяния ничуть не меньше, чем сцен посвящения в рыцари или описаний турниров. К тому же рыцарские (точнее, куртуазные) идеалы здесь не увязываются с идеалами благочестия, а противопоставляются им.
Миниатюра из рукописи «Романа о Ланселоте» (XIV в.)
От их столкновения возникают иногда напряженные душевные конфликты. Так, в сцене исповеди Ланселота святой отшельник (в этом романе постоянно уточняется, что ими были «белые монахи», т. е. цистерцианцы) растолковывает герою, что он погряз в грехах лишь после того, как стал рыцарем, ибо до этого он был чист душой и телом (цитируем издание А. Пофиле):
Lancelot, cest essample t’ai mostre рог la vie que tu as si lonffuement menee puis que tu chai's en pechie, ce est a dire puis que tu receus lordre de chevalerie. Car devant ce que tu fusses chevaliers avoies tu en toi herbergiees toutes les bones vcrtuz si naturelment que je ne sai juene home qui poi’st estre tes pareuz. Car tout premierement avoies tu virginite herbergiee en toi si naturelment qu’onques ne l’avoies enfrainte ne en volonte ne en oevre.
(p. 123y 1. 20—27)
После трудной внутренней борьбы Ланселот признает греховность своей любви к королеве и отказывается от этой страсти. Поэтому ему удается лицезреть чудесный Грааль. Но владеть святыней дано другим. Первый среди трех избранников — Галахад, сын Ланселота и дочери Короля-Рыболова. В конце романа Галахад избирается королем Сарра, куда переносится Грааль из замка Корбеник. Там Галахад умирает, окруженный знамениями и чудесами. В отдаленной обители кончает свои дни и другой избранник — Персеваль. Но он не смог стать королем Грааля, хотя он также чист, как Галахад. Ему приходится испытать немало искушений, и малейшее колебание не будет ему прощено. Так, например, в одном из замков, что встретился рыцарю во время его поиска, он едва не впал в плотский грех, и лишь взгляд, брошенный на крест на эфесе его шпаги, прислоненной к постели, уберег его от этого. Третий избранник — Боор — также едва не совершает грех сладострастия, к тому же его толкает на это не сластолюбие, а сострадание: влюбившаяся в него прекрасная девица угрожает броситься с высокой башни, если юноша не ответит на ее любовь. Боор колеблется, и эти минутные сомнения решают его судьбу. Избранничество Галахада узнается в символической сцене: лишь ему удается вынуть из ножен чудесный меч Давида; ни Боор, ни Персеваль не могут этого сделать.
Мы помним, что рыцарское приключение в романе кретьеновского типа так или иначе было связано с любовью. Подвиг совершался во имя любви и к любовному увлечению приводил. В романе «Поиски Святого Грааля» все совершенно иначе. Так, Говен и Эктор, выехав на поиски священной чаши, бесплодно едут по лесным дорогам. Им не попадается по пути ни заколдованных замков, ни таинственных рыцарей. Ничего. Встреченный ими отшельник объясняет, что авантюра дается лишь тому, кто не познал плотского греха (см. строки 160—161). Вполне понятно, что ни Говен, ни Лионель, ни Эктор не могут отыскать Грааль. Священная чаша на какой-то миг является Ланселоту, но лишь ценой глубокого покаяния и полного отречения от былой любви. С этим связана новая для куртуазного романа концепция рыцарского подвига. Три избранника — конечно, отважные рыцари и не останавливаются перед опасностью, перед любым загадочным и трудным приключением. Но исподволь в романе начинает доминировать мысль, что подвиг целомудрия не менее значителен, чем схватка на копьях или мечах. И замок Грааля открывается им сам собой: чудесный корабль, на палубу которого они взошли, спокойно пристает к его стенам. Так религиозно-мистические идеалы торжествуют над куртуазными.