Страница 64 из 79
Трепещет небо нефритовым звоном,
Как сердце, бьется барабан из нефрита,
И звуки нефритовой флейты волнуют душу.
Она пришла, обнаженная, в перьях кецаля,
Такими же изумрудами
Ее глаза сверкали…
Гриша одобрительно кивал, не забывая подливать октли в бокал обер-шпиона.
Мастерская Шлатильцина помещалась в пристройке, имевшей два выхода – в дом и во двор. Деревянные станки с натянутыми нитяными рамами, часть из них уже утыкана цветными перьями. Олег Иваныч разглядел рисунки в виде диковинных рыб, черепах и морских раковин. А вот, рядом… Какой-то старик с длинной белой бородой. Невод. Крест! Господи, уж не святой ли Николай?
– Да, то Николай Угодник, – усмехнувшись, по-русски произнес Шлатильцин. – Мы давно ждали тебя, белый касик.
– Мы – это кто? – поинтересовался Олег Иваныч, даже и не пытаясь скрыть свою радость. А почему, черт возьми, он должен был ее скрывать?
– Мы – православные Мехико, – тихо, с какой-то затаенной гордостью, ответил староста составителей мозаик. – Больше я пока не могу сказать даже тебе. Слишком тяжело приходится нам и слишком много наших погибло во славу Господню. – Шлатильцин вздохнул. – Да будет им царствие небесное.
– Аминь, – кивнул Олег Иваныч. – Богоматерь Тихвинская – чья придумка?
– Тлаштилака, моего старшего сына. Мы давно ее выставили на рынке, как только узнали про вас.
– От кого узнали?
Шлатильцин игнорировал вопрос, и Олег Иваныч не стал настаивать. Захочет – скажет. Вместо ответа староста подвел гостя к роскошному плащу ярко-красного цвета с человеческими черепами из черных блестящих перьев и изображением извивающейся змеи с открытой пастью – из белых. Змея точь-в-точь походила на логотип знаменитой английской группы «Уайтснейк», которая очень нравилась Олегу Иванычу в юности. Рядом, на скамье, лежала искусно сделанная маска, вернее, даже целый шлем, надевающийся на голову. Он был сделан в виде головы змеи и украшен красными и белыми перьями, глубоко в раскрытой пасти гада, украшенной клыками ягуара, темнело отверстие для глаз.
– Это парадное облачение верховного жреца Асотля, – пояснил Шлатильцин. Олег Иваныч пожал плечами – сказать по правде, ему сейчас не было никакого дела до парадного одеяния жреца.
Он неплохо говорил по-русски, мастер Шлатильцин, только путался иногда в падежах да иногда замолкал, подыскивая нужное слово. Вероятно, у старосты был хороший учитель. Ушкуйник? Монах? Кто знает. Олег Иваныч не стал даже спрашивать – не время было, да и все равно не ответил бы Шлатильцин, сохраняя тайну. Даже не сказал точно, есть ли в Теночтитлане или округе тайный православный храм. Кивнул только, мол, есть, но вот – где – не сказал. Хотя чувствовалась во взгляде и голосе старого мастера какая-то тщательно скрываемая подспудная радость, видно, именно с новомихайловцами связывали тайные христиане Мехико свои самые сокровенные чаяния. Но ничего больше не рассказал Шлатильцин новгородскому воеводе – и прав был, а ну, как пытать начнут пленников? А ну, как расколются? И тогда пойдут под жертвенный нож все христиане Теночтитлана. А в том, что жрецы вполне способны провернуть подобную операцию, Олег Иваныч не сомневался.
– На празднике урожая будут играть в мяч, – уже у выхода придержал его под руку староста. – И вас принесут в жертву.
Олег Иваныч вздрогнул. Что ж, в принципе, он этого и ждал.
– Хорошо, если победит команда с красными перьями, и худо – если белые.
– Почему?
– Белые перья – за храм Уицилапочтли. Красные – за гору Ситлальтепетль. Это место жертвы, – пояснил Шлатильцин. – У горы, за городом, у нас больше возможностей вас спасти. Совсем не то – на алтаре Уицилапочтли. Эх, если могли бы договориться с играющими, хотя… – Староста махнул рукой. – Будем надеяться на Господа!
– Не самая плохая надежда, – улыбнулся Олег Иваныч, и оба размашисто перекрестились.
Яркие цветы – небесно-голубые, огненно-красные, рыжие – одуряюще пахли на террасах дворца тлатоани. В саду, средь тенистых деревьев – лип, платанов, магнолий – журчали прозрачные ручьи, в прудах резвилась рыба. Первые лучи солнца уже коснулись вершины теокалли, спустившись по ее массивным ступеням, достигли дворца, заливая ослепительным светом террасы. В храмах с новой силой запели жрецы, приветствуя солнечного бога Тонатиу, взмывающего к зениту на спине Огненного Змея. Многотысячная толпа людей, подхватив гимны, направилась к храмам.
Олег Иваныч и Гриша, окруженные воинами, стояли на широкой стене, полной волнующихся зрителей: аристократов, жрецов, воинов, даже масеуалли – последние, правда, толпились на противоположной стене, точно такой же широкой. Сам император Ашаякатль сидел в резном кресле, обильно украшенном золотом и нефритом, вокруг него располагались военачальники и вельможи, в их числе Тисок и верховный жрец Уицилапочтли Асотль. Тускат с Таштетлем стояли в заднем ряду, откуда похожий на общипанную ворону жрец, облаченный в черный плащ с изображением человеческих черепов, время от времени бросал на пленных новгородцев торжествующе-плотоядные взгляды. Выражение лица Асотля тоже было довольно хищным: ноздри раздулись, приподнятая в ухмылке верхняя губа обнажала желтые неровные зубы. Несмотря на жару, Олег Иваныч зябко кутался в сине-голубой плащ, недавно приобретенный на рынке, еще до встречи со Шлатильцином. Григорий покосился него и усмехнулся – под плащом воевода явно что-то прятал. Нож? Небольшой арбалет? Медный метательный диск? Порыв ветра на миг распахнул плащ, и Гриша заметил желтый блеск: грудь новгородского воеводы прикрывала тонкая пластинка из полированного золота, явно открученная от паланкина кого-нибудь из пилли. Григорий повернулся было к Олегу Иванычу спросить, да не успел.
Из тысячи глоток вырвался приветственный вопль, да такой громкий, что, пожалуй, было слышно по всем берегам озера Тескоко. Внизу, между стенами, на площадке для священной игры в мяч появились команды. Украшенные белыми перьями – «орлы» и красными – «ягуары». Вожаки обеих команд, в набедренных повязках из самых дорогих тканей, торжественно приветствовали тлатоани и вознесли хвалу богам, попросив победы в игре. Милостивым кивком император Ашаякатль дал сигнал к началу.
Удар!
Взмыл над головами литой каучуковый мяч.
Один из «красных» игроков, подпрыгнув, ловко отбил его локтем. Так же на лету мяч перехватил «белый», ударив голенью. Пущенный с силой мяч ударился в стену рядом с вделанным в нее каменным кольцом, почти напротив Олега Иваныча. Неточный удар тут же вызвал хохот и насмешки зрителей. Пристыженный игрок отпрыгнул от стены прочь, вливаясь в команду. До сих пор мяч так и не коснулся земли, что свидетельствовало о довольно хорошем уровне подготовки команд. Бить по мячу не разрешалось ни ладонями, ни ступнями, и попасть в вертикально укрепленное кольцо было задачей довольно трудной, но, в принципе, выполнимой, о чем и свидетельствовал очередной удар «белых». На этот раз бил вожак: ловко приняв падающий мяч на голень, он чуть подбросил его вверх и тут же, подпрыгнув, ударил его локтем. Словно пушечное ядро, мяч помчался к кольцу. И на этот раз удар достиг цели. Часть зрителей с дикими воплями принялась скакать на стенах, остальные – по всей видимости, болельщики «красных» – угрюмо молчали. Кое-кто, радуясь, заключал очередное пари. В азарте на кон ставили все – украшения, дома, жен с детьми, даже собственную свободу. Бывали случаи, когда аристократ-пилли из-за проигрыша любимой команды в одночасье становился бесправным рабом-тлакотлем.
Олега Иваныча и Гришу, помимо воли, тоже захватило развертывающееся на игровом поле действо. На этот раз атаку на мяч начали «красные». Их капитан, высоко подпрыгнув, ударил мяч головой, пасуя его левому крайнему нападающему. Один из защитников «синих» прыгнул навстречу мячу, но промахнулся, грузно свалившись на землю. Правда, тут же вскочил, запрыгал как ни в чем не бывало. Вообще, игра в мяч отличалась завидным количеством действий, даже по сравнению с футболом. Никто не стоял на месте – все перемещались по полю быстрыми забавными прыжками. На трибунах – сиречь, на стенах – азартно подпрыгивали зрители. Разнесся слух, будто сам император Ашаякатль поспорил с жрецом Асотлем. Тлатоани поставил на «красных» свое резное кресло, а жрец – естественно, на «белых» – три своих самых дорогих плаща и накидку из человеческой кожи в придачу. Так ли обстояли дела, или нет – сказать было трудно. Но, судя по улыбающемуся Асотлю и понурой физиономии императора, со вздохом поглядывающего на трон, сделка все-таки имела место.