Страница 36 из 51
На закате смена позиции. Батальон развернулся на позиции вдоль железнодорожной насыпи к востоку от Чира. Пехоте пришлось выдержать тяжелый бой.
9 августа 1942
В полдень смена позиции влево, изнуряющая жажда, вечером письмо от отца.
10 августа 1942
Наблюдательный пункт переводят вперед, 300 метров от Дона, на высоком гребне. Вечером получил приказ установить связь с саперным батальоном, расположенным на Дону перед нами. Я пополз, потратив полчаса на то, чтобы ползать вправо и влево, не найдя ни единого сапера. Наконец наткнулся на полупустой командный пункт и узнал об огромном секторе, который эта сводная рота должна охранять.
Позже группа русских шныряла вокруг нашего НП, была перестрелка, и был ранен вахмистр Экарт; к сожалению, пуля попала в легкое.
11 августа 1942
Ничего особенного, кроме вечерней раздачи почты. Два письма от Хельги!
12 августа 1942
Ночью снова небольшая перестрелка с разрозненными русскими, подходившими с тыла и желающими добраться до Дона.
13 августа 1942
Годовщина Жоттова! В прошлом году этот день был вершиной всех наших военных событий. И когда несколько недель назад под Петровским я лежал под залпами «Сталинских органов», это было хуже, чем год назад под Жоттовом. (Непонятно, что за населенный пункт имеется в виду. Станция Жотово на Волгоградщине, явно не то. — Примеч. пер.)
14 августа 1942
Наблюдательный пункт переместился вправо. По указанию обер-лейтенанта Зайделя я взял телегу и поехал к Дону украсть пару кур, при этом было больше ругани с двумя камрадами, жившими в доме, чем с русскими хозяевами. Вечером был «пир», цель которого стала мне ясна лишь когда обер-лейтенант непринужденно пристегнул мне унтер-офицерские погоны Наконец шаг вперед и вверх сделан. Теперь нужно будет подождать несколько недель.
15 августа 1942
Очень рано, часов в пять утра, пришил галун — который пришлось выпрашивать — на воротник. В полдень доложился командиру и новому абтайлунгсфюреру (в данном случае — и.о. комбата. — Примеч. пер.)
16 августа 1942
В полдень ездил на орудийные позиции. Вечером была почта.
17 августа 1942
Утром стирал белье в пруду и взял двух пленных. Уму непостижимо, как много русских окруженцев еще бродит по оврагам. Ночью, гонимые голодом, они подходят к нашим позициям. Мои два Ивана были полностью измотаны. Я приказал им положить винтовки и взял их с собой на позиции, чтобы покормить, потом они пошли дальше. Все оружие, что у меня с собой было, — кусок мыла.
18 августа 1942
Утром по дороге до НП меня подвезла полевая кухня, написал письма родителям и Хельге. До обеда командир приказал сразу же отправляться на позиции передков. Что? Неужели величайшая моя мечта стала реальностью? Да, мои дорожные документы готовы — перевод в запасную часть в Брауншвейге, к 11-му курсу военно-учебного заведения.
19 августа 1942
Ожидание почти невыносимо. Когда?!
20 августа 1942
Меня медленно добивает: я не могу спать, почти ничего не ем. Так что я лежу в ветхом амбаре и жду, и жду. После обеда получил сообщение, что я отправляюсь завтра утром. Ночь, я сижу у часового и пишу все это.
21 августа 1942
Полковой командный пункт. Доложив в батальоне об убытии, после долгой езды на телеге я наконец приземляюсь в полку. Оберст желает нам, шестерым молодым унтерам, удачи и успехов. Утром нас должен принять Ю-52, но подробности еще неизвестны. Одно только ясно: мы едем домой. Останемся ли мы артиллеристами или нас пошлют в пехоту, фактически, все равно: наши жизни принадлежат не нам, а нашему народу…
Вили Деннерлейн, вахмистр, 12-я батарея 171-го артполка
Долгие недели мирного болтания без дела остались позади. Я не зря сказал «болтания». Неделями не было никакого контакта с противником. Последнее сопротивление русских у Донца и во время битвы под Волчанском было сломлено 15 июня 1942 года. Теперь дивизия бесконечными колоннами двигалась на восток к среднему течению Дона и Волги. Объект главной заботы — лошади. Фуража не хватало, а чтобы найти воду для людей и животных, нужно было ехать долгие километры, пока не найдешь подходящий колодец или ручей. В последнем случае и человек и лошадь мирно плескались в воде. Дни проходили почти единообразно. Подъем в 02.00 и выход в 04.00. Два часа отдыха в полдень, и, если вам везло, то заданная цель к вечеру была достигнута. Деревни были разбросаны очень широко. Солнце весь день беспощадно светило на маршевые колонны, на небе ни облачка, только вечером становилось адски холодно, так что приходилось сразу хвататься за шинель. Мы ничего не могли сделать, чтобы лошади не слабели, а батарея не стала отставать. Мы помогали себе тракторами, которые торчали то тут, то там. Единственным недостатком был огромный расход топлива, так что приходилось волочь за собой цистерну. И рано или поздно это должно было случиться: орудие с расчетом из восьми человек и меня шло по району движения совершенно одно. Более легкие машины с поварами ушли к фронту с командиром во главе. Неписаный закон запрещал приближаться к нему больше, чем на 10 км, потому что там кипела безостановочная деятельность, а после у нас не было никакого желания.
Оружие давно ехало отдельно от нас, на машинах. При первой возможности мы так рассчитывали марш, чтобы прийти в деревню, потому что нам надоело ставить палатки на открытом месте. Так что вечером мы часто сидели в русской хате. А когда приезжали наши пайки — обычно на машине, — иногда с ними была водка, и мы устраивали совместную пьянку с русскими. Много раз они пели нам свои меланхоличные песни. Мы почти никогда не ставили часовых, потому что, если ты вел себя правильно, бояться было нечего. Дни летели быстро, и мы вышли к Дону. Однажды утром перед нашими квартирами встал тягач из нашего полка. Это вырвало нас из мирного существования и вернуло к нашему настоящему занятию.
Двадцать пятое августа 1942 г. был знаменательным днем. Наш НП был на высотах над Доном у Калача. Могучее русло Дона лежало под нами в 50 метрах. Вода текла медленно, почти лениво. Утром долину окутал густой туман. Все было тихо, в небе пролетел одинокий жаворонок, порадовав нас своей песней. Тишина была прервана в 02.50 неожиданным обстрелом из наших оружий. Ниже на реке у саперов взвыли моторы штурмовых лодок, началось форсирование реки, и сопротивление противника на том берегу было сломлено. После обеда через реку на пароме переправили наши тяжелые орудия, поставив на последние орудийные позиции перед Сталинградом. Мы долго оставались там, потому что русские ожесточенно сопротивлялись на границе города. Дни были жаркими. Все ходили в одних трусах. Фуража для лошадей не хватало, с водой было еще хуже. Ни того, ни другого в горячей калмыцкой степи не было. Потом, однажды утром, было приказано наступать на город. В тот же день пехота доложила, что цель дня достигнута и мы стоим на Волге. Мы моментально передвинулись на окраину Сталинграда. Наблюдательный пункт был прямо на Волге. Как же воодушевляло первый раз в жизни видеть эту могучую реку.
И никто не думал о грядущей катастрофе. Сам город впечатлял нас. Только пригород с жалкими лачугами напоминал, что мы в России. На указателях разных частей, среди прочего, можно было прочитать: «Штутгарт — 5211 км».
И для нас началась позиционная война. Мы стали строить блиндажи. Орудия были окопаны, вокруг них были насыпаны валы. Утром, с первым светом дня, над нами ревели «штуки» и, с воем сирен, бросали бомбы на город. Ночью приходили русские самолеты и бомбили наши позиции. Тогда мы расползались по ходам сообщения и искали, где бы укрыться. Из-за этого о сне можно было только мечтать. Недосыпание по-настоящему нервировало, и все раздражались по пустякам. Шла неделя за неделей, а мы не сдвигались ни на шаг вперед. Линия фронта в городе напоминала теннисную ракетку и все оставалась ею, пока русские в конце ноября не окружили нас и не устроили кровавую баню в обозах. Тем не менее никто не думал об ужасном заключении истории, блиндажи были готовы, все обшито лесом, печки установлены, и по ночам мы сидели у керосиновой лампы, играя в карты. У нас еще оставалась вера в непобедимый вермахт. Поначалу русское кольцо окружения было слабым. Попытка прорыва легко удалась бы. Но мы были обречены держаться, и в конце января 1943 г. пришел горький конец. Кто бы ни смотрел на массы солдат и огромные запасы материальной части, уничтоженные в Сталинграде, уже сомневался в том, что мы победим.