Куколка

Бэлль едва справилась с приступом тошноты. Она боялась его. Ее лицо пульсировало болью, и от мысли о том, что ей придется заниматься сексом с сумасшедшим, она почувствовала себя омерзительно. Но выбора у нее не было, иначе он ее не отпустит.

— Хорошо, — сказала девушка. — Где, у камина или наверху?

Паскаль схватил ее за руки, потащил назад в гостиную и толкнул на диван.

— Не будьте таким грубым, — слабым голосом попросила она, но он уже задирал ее юбку, опустившись на колени рядом с ней, а другой рукой расстегивал штаны.

Бэлль полагала, что за последние два года многое повидала. У нее были и неловкие новички, и умелые любовники, а между этими двумя крайностями были сотни вариаций. Она научилась отгораживаться от воспоминаний о том, что ее изнасиловали — ей пришлось этому научиться, иначе она никогда не смогла бы выдержать жизнь у Марты. Когда Бэлль была с человеком, который ей не нравился, был неловок и груб, она мысленно представляла себя с Сержем и вспоминала о том удовольствии, которое он ей доставил.

Но с Паскалем невозможно было думать о чем-то приятном, чувствовать что-либо еще, кроме отвращения, потому что он был груб и равнодушен, как насильник. Он засунул ей в рот свой язык и напустил столько слюны, что Бэлль едва не вырвало. Паскаль грубо шарил по ее интимным местам, пока она не закричала от боли. Бэлль знала: слова, которые он бормочет по-французски, просто омерзительны, и радовалась, что не понимает их. Член у него был длинный, тонкий и твердый, как палка. Бэлль использовала все известные ей уловки, чтобы Паскаль побыстрее кончил — но безуспешно. Пытка все продолжалась. Девушка чувствовала себя оскверненной во всех смыслах этого слова: Паскаль кусал ее за шею и грудь так сильно, что ей казалось, что на ее теле выступит кровь. Консьерж царапал и щипал ее за бедра и ягодицы, как будто ненавидел женщин и хотел изуродовать ее.

Но наконец, когда она уже перестала надеяться на то, что этот кошмар когда-нибудь прекратится, Паскаль кончил с приглушенным всхлипом. Пару секунд он лежал на ней, тяжело дыша, потом резко встал и оправил одежду.

— Я покажу, где ванная, — отрывисто произнес он.

Бэлль знала, что практически все мужчины становятся добрее после секса, но только не Паскаль. Его лицо казалось еще холоднее и напряженнее, чем раньше. Его волосы, обычно аккуратно причесанные и набриолиненные, сейчас были взъерошены. Это было единственным доказательством того, что совсем недавно он занимался сексом.

Консьерж схватил Бэлль за руку и чуть ли не силой потащил наверх по лестнице, на последний этаж.

— Сюда, — произнес он, открывая дверь и слегка подталкивая ее.

Это была не ванная, как ожидала Бэлль, а маленькая спальня на чердаке. Девушка обернулась, чтобы указать на его ошибку, но Паскаль уже вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Она услышала, как в замке поворачивается ключ.

— Паскаль! — завопила она. — Выпустите меня! Мне нужно в ванную!

— Там есть ночной горшок и вода, чтобы умыться, — ответил он. — Ты останешься здесь.

Бэлль кричала, колотила в дверь, слыша звук его удаляющихся по лестнице шагов. В ответ Паскаль громко уверял ее в том, что орать бесполезно — все равно никто не услышит.

Несколько минут девушка стояла, слишком ошеломленная, чтобы как-то реагировать на происшедшее. Комната напоминала помещение для прислуги: узкая железная кровать с выцветшим одеялом, умывальник с кувшином и раковиной, а под ним — ночной горшок. Еще тут были комод и потертый ковер на дощатом полу. На маленьком окошке были ставни. Когда Бэлль их открыла, она поняла, что окно не застеклено, а забито досками.

Неожиданно погас свет. Она застонала, предположив, что Паскаль выключил его внизу. Бэлль замолчала и прислушалась. Она различила стук его шагов по кафельному полу, потом услышала, как хлопнула входная дверь.

Прижавшись к двери, Бэлль заскулила от страха. Он запер ее в этом доме!

Глава двадцать девятая

Габриэль еще раз взглянула на часы, висящие в коридоре. Два часа дня, а Бэлль так и не вернулась. Женщина попыталась убедить себя в том, что ее постоялица проводит время с мужчиной, который ей по-настоящему нравится, и, скорее всего, он повел ее куда-нибудь пообедать.

Но ни одна здравомыслящая девушка не станет щеголять днем в вечернем платье и лисьей накидке. Внутренний голос подсказывал Габриэль, что Бэлль в опасности.

Эта девушка приехала сюда в вечернем платье, поверх которого было надето теплое пальто. Она так и не рассказала, откуда прибыла. Поскольку гостиница «Мирабо» расположена совсем недалеко от станции, было очевидно, что она сбежала от мужчины и села в первый попавшийся поезд до Парижа.

Обычно Габриэль нисколько не интересовалась своими постояльцами. Для нее было достаточно, чтобы они вели себя тихо, поддерживали чистоту, уважали ее гостиницу и других постояльцев и платили в срок. За пять лет она, как и любой владелец гостиницы, повидала трудных, неприятных и беспокойных гостей. Она вызывала жандармов, чтобы унять разбушевавшихся постояльцев. Как-то одна из постоялиц свела счеты с жизнью наверху. Взбешенные мужья искали тут своих сбежавших жен. У нее даже жила женщина, которая в действительности оказалась мужчиной. Заглядывали в «Мирабо» и проститутки, которые хотели снять номер. Обычно Габриэль тут же распознавала продажных женщин и отказывала им, хотя и ей случалось ошибаться. Но как только они пытались привести мужчину, Габриэль указывала им на дверь.

Тем не менее Бэлль — особый случай. Она приехала вся взъерошенная, явно доведенная до отчаяния, без багажа, и Габриэль ожидала, что от нее будут одни неприятности, но оказалась неправа.

Она поняла, чем занимается Бэлль, после того как девушка вернулась домой ранним утром. Габриэль была обескуражена: опыт (в том числе и собственный) подсказывал ей, что Бэлль скоро начнет позволять себе вольности. Но опять ошиблась. Бэлль оказалась идеальной постоялицей: нетребовательной, благодарной за малейшее одолжение и невероятно обходительной.

Больше всего в Бэлль ее покорили изысканные манеры и нежная улыбка. Габриэль нравилось наблюдать, как она учит французский, как начинает влюбляться в Париж. Всегда было приятно смотреть на нее, такую стильную, красивую — настоящую даму.

Но тревога, которую испытывала Габриэль за свою постоялицу, последние недели не проходила. Хозяйка гостиницы по себе знала, что для таких юных девушек, как Бэлль, Париж полон опасностей. И дело не только в грабителях, которые ни перед чем не остановятся, чтобы завладеть ее сережками, но и в безумцах, которые были одержимы такими красивыми девушками, как она.

Когда Бэлль не вернулась и в десять вечера, тревога Габриэль усилилась. В отчаянии она вошла в комнату постоялицы, включила свет и огляделась, надеясь найти что-нибудь, что могло бы пролить свет на то, куда она отправилась вчера вечером.

Как обычно, в комнате царил идеальный порядок. Платья висели в шкафу, внизу ровными рядами стояли туфли, белье было аккуратно сложено в ящиках. Рядом с кроватью лежала пара книг на английском. На туалетном столике стоял флакон одеколона, лежали расческа и массажная щетка, а на неглубоком подносе — всевозможные заколки для волос и шпильки.

Несколько удивил лежащий у кровати блокнот с эскизами шляпок. Несмотря на то что Габриэль сносно говорила по-английски, читала она с трудом, но догадалась, что подписи внизу означают материал, из которого сделана каждая шляпка. Женщину поразило желание Бэлль стать шляпницей, но, судя по ее прекрасным эскизам и подробным записям, она была настроена решительно.

Вся одежда, туалетные принадлежности и безделушки были куплены уже после того, как Бэлль здесь поселилась. Писем она не получала, у нее не было никаких записных книжек и дневников, которые послужили бы ключом к разгадке того, кто она, откуда приехала. Ни одного адреса друзей или родных в Англии. Ее корреспонденция состояла из записок, которые время от времени приносили посыльные. Габриэль заметила, что последнее послание лежит на туалетном столике.