Куколка

Она положила деньги в свой крошечный ридикюль и на цыпочках вышла из комнаты, оставив сладко храпящего Кловиса одного.

Внизу в вестибюле за конторкой дремал портье. Бэлль тихонько прошмыгнула мимо него в небольшую гардеробную, где она оставила свое пальто. Ей повезло — пальто до сих пор висело там.

Когда девушка вышла из гардеробной и уже подошла к входной двери, ночной портье проснулся и резко сел.

— Revener au sommeil, doux monsier, — дерзко сказала она и послала ему поцелуй.

Мадам Албертин сказала так одному из своих гостей на Рождество, когда он пропустил ее реплику. Бэлль объяснили, что это означает: «Продолжайте спать, милый человек». Она так и не узнала, правильно ли поняла значение этой фразы, но портье застенчиво улыбнулся, и Бэлль выскользнула за дверь.

На улице было очень холодно и темно. Бэлль пошла вниз по холму, потому что, по логике вещей, эта дорога должна была привести в порт. Девушка надеялась, что там открыто хоть какое-нибудь кафе, где она сможет выпить чего-нибудь горячего и спросить, где находится железнодорожный вокзал. К счастью, ее пальто было достаточно длинным и скрывало вечерний наряд, в котором она довольно странно выглядела бы днем. Бэлль собиралась на деньги Кловиса купить какое-нибудь повседневное платье. Разумеется, она не могла вернуться к мадам Албертин за своими вещами и деньгами.

Шагая по безлюдной улице, девушка чувствовала невыносимый стыд за собственную глупость: вот уже который раз она доверяет людям и позволяет манипулировать собой. Бэлль устала и готова была расплакаться. И неудивительно, ведь она так мало спала и оставила все свои вещи и одежду у мадам Албертин. Но были и положительные моменты. Сотни франков хватит на то, чтобы добраться в Париж. И к тому же у нее осталось красивое вечернее платье.

Поезд прибыл в Париж ближе к вечеру. Бэлль повезло: не доходя до порта, она увидела слева указатель и обнаружила, что железнодорожный вокзал расположен всего в нескольких кварталах. Поезд до Парижа отправлялся в шесть утра, всего через полчаса, а рядом как раз открылось кафе, где она смогла купить кофе.

Бэлль уснула, как только тронулся поезд, и проснулась в полдень, потому что стали шуметь остальные пассажиры в вагоне. Казалось, все они одна семья: две женщины лет двадцати-двадцати пяти, тридцатилетний мужчина и супружеская пара постарше — скорее всего, их родители. Они спорили, но спор был беззлобный, поскольку они много смеялись и доставали из корзинки еду.

Мать что-то сказала Бэлль, вероятно, извинилась за то, что они ее разбудили. А немного позже предложила ей кусок пирога, а потом хлеб с сыром. Бэлль улыбнулась, поблагодарила, используя скудный запас французских слов, которые выучила за пару дней. Но она вздохнула с облегчением, поскольку никто из попутчиков не знал английского, поэтому она не обязана была поддерживать разговор.

И только когда поезд наконец стал подъезжать к Парижу, девушка заволновалась. Довольно трудно найти дешевую комнату, смену одежды и белья, не владея французским. Но она знала, что должна заработать побольше денег и как-то получить документы, чтобы вернуться в Англию. В Марселе проблем не возникло: когда таможенник поднялся на борт корабля, чтобы проверить документы команды, капитан Роллинз ни слова не упомянул о том, что на борту у него пассажиры, а таможенник и не спрашивал об этом. Когда представители официальной власти покинули корабль, Бэлль смогла выйти. В Англии так не получится — Бэлль была в этом уверена.

Глядя в окно экипажа на ровные голые поля, девушка вспомнила, что такой же вид открывался из окна лечебницы в Париже, где ее выхаживали. Она размышляла над тем, поможет ли ей французская полиция добраться домой, в Англию, если она объяснит, что с ней произошло.

Что-то подсказывало ей, что эта идея не слишком удачная. Неужели жизнь еще не научила ее, что никому нельзя доверять?

Глава двадцать седьмая

Улицы вокруг Лионского вокзала в Париже были тускло освещены и переполнены людьми, которые, казалось, куда-то спешили. В Париже было грязно, шумно и плохо пахло — намного хуже, чем в Марселе. Бэлль пугалась каждого мужского взгляда, обращенного на нее. В довершение ко всему заметно похолодало и стал накрапывать дождь. Куда ни взгляни, повсюду стояли гостиницы, но было неясно, какая из них хорошая, плохая, дорогая, дешевая, надежная или опасная — все были в одинаковой степени обветшалыми. Бэлль прекрасно осознавала, что ее вечернее платье под пальто и легкие туфли — не слишком подходящее одеяние для долгих и утомительных прогулок по городским улицам. К тому же она проголодалась и умирала от жажды.

Она представляла себе Париж совсем иначе: с широкими, засаженными деревьями бульварами, величественными зданиями, витиеватыми фонтанами, прекрасными магазинами и стильными ресторанами. На самом деле все было серым и угрюмым, и в ее душе вновь ожили воспоминания о том, что именно в этом городе ее изнасиловали пять человек.

Как она могла думать, что здесь ее ждет что-то хорошее?

Бэлль подошла к ресторану, остановилась, заглянула в окно. Заведение было таким же безрадостным, как и все вокруг, но народу была тьма. Большинство посетителей напоминали чиновников, поэтому девушка решила, что здесь не слишком дорого, но вкусно кормят.

Она подсела за столик к двум девушкам, которые едва ли были старше, чем она сама. Они были аккуратно, но просто одеты, волосы были убраны с лица. Бэлль улыбнулась незнакомкам и поздоровалась. Они ответили на приветствие и вернулись к своей беседе.

Бэлль не смогла прочитать меню, поэтому, когда к ней подошла официантка, чтобы принять заказ, она указала на тарелки соседок, на которых лежало что-то, напоминавшее говяжье рагу.

— S’il vous plaît[13], — улыбнулась она. Официантка нахмурилась. — Je ne parle bien français[14], — добавила Бэлль, преисполненная гордости оттого, что запомнила эту фразу.

Когда официантка отошла, одна из девушек поинтересовалась у Бэлль, не англичанка ли она. Бэлль кивнула.

— Первый раз во Франции? — спросила девушка.

— Oui[15], — ответила Бэлль с облегчением, поскольку девушка говорила по-английски, пусть и не очень хорошо. — Я напугана, потому что не знаю, какую гостиницу выбрать.

Девушки переглянулись, потом вновь залопотали по-французски.

— Хочешь чистенькую, но недорогую гостиницу? — уточнила первая, у которой волосы были темнее.

Бэлль кивнула.

Обе девушки еще раз посоветовались, а потом темноволосая достала из сумочки блокнот, вырвала страничку и что-то написала карандашом.

— Вот эта хорошая, — заверила она, передавая листок Бэлль. — Не бойся.

Она написала адрес гостиницы «Мирабо» на улице Парротт и нарисовала от руки карту, чтобы показать: это место находится прямо на соседней улице. Девушка улыбнулась Бэлль.

— Bo

Гостиница «Мирабо» выглядела такой же обветшалой, как и все вокруг. Если бы не облупившаяся вывеска, раскачивающаяся над входной дверью, Бэлль ее даже не заметила бы, поскольку гостиница находилась между булочной и обувной мастерской. На улице было очень холодно, да и ноги болели, поэтому Бэлль поднялась по трем ступенькам, толкнула входную дверь и вошла.

Сразу за дверью был небольшой вестибюль с конторкой портье. Пару минут Бэлль стояла, оглядываясь, потом позвонила в колокольчик на столе. В вестибюле и на лестнице, которая вела наверх, стены были оклеены темно-красными обоями, отчего помещение казалось уютным, а большая коллекция картин, развешанных на стенах, служила отличным украшением. На всех полотнах были изображены сельские пейзажи: мужчина, который косит кукурузу; человек, едущий домой на телеге, груженной сеном; пастух с отарой овец. Их явно писала одна и та же рука, и Бэлль было интересно, не хозяин ли гостиницы автор этих работ.

Из двери рядом с лестницей вышла худощавая сгорбленная женщина. У нее было такое выражение лица, которое, по-видимому, должно было сойти за улыбку. Бэлль спросила, есть ли свободная комната, и подняла один палец, чтобы показать, что ей нужен одноместный номер. Женщина кивнула и назвала цену — пятьдесят сантимов.