Страница 7 из 76
Зарина взяла Анну за руку, накрыла второй ладонью и ответила:
— Ясно. Я не буду вас обманывать, говоря, что у нас всё получится. Некоторые мосты восстановлению не подлежат, если их подожгли с обеих сторон. Вы должны прийти завтра, и мы начнём работу, сможете прийти?
— Да. Как сегодня?
— К двенадцати.
— Я обязательно приду, только помогите мне.
Она оделась, открыла входную дверь в темноту подъезда. Сейчас, на не затуманенную голову, поняла, через какую жуть сюда добиралась.
— Простите, а света на лестнице нет? — и бросила взгляд на ожившие боем часы. Четыре. — И мне теперь так страшно добираться до дома…
— Вы далеко живёте? — спросил Трис.
— В трёх кварталах.
— Я провожу вас.
Я никогда не уставала восхищаться своим Тристаном.
Глава 7.Каморка
Утром я отправилась на работу, потом домой. Завтрак и сон. День пролетел незаметно настолько, что когда я вновь оказалась за своим столом и снова увидела Анну, мне показалось, что ни я, ни она не уходили из Здания ни на минуту.
Вчера Зарина сказала, что ниточка настоящая. Случались такие ошибки, когда в агентство заходили отчаянные одиночки, которым каждый упущенный случай казался тем самым. Крик в пустыне, но никак не связующая нить. Мост, тысяча мостов, горящих только желанием построиться, но не протянутых ни к кому и ни до кого.
Задача решалась в несколько этапов, и я была на втором, сразу после Зарины. Пуля на третьем, Сыщик на четвёртом, Тристан на последнем, пятом. Где искать Сыщика, когда он нужен уже вот — вот, почти что завтра? Окинув мысленно всех немногочисленных знакомых, и мужчин, и женщин, я не видела ни одной кандидатуры. Признаться, и круг был узок…
— Я Грэтт, — напомнила своё имя, — Реставратор. Пойдёмте со мной.
Анна с готовностью кивнула. Всё же это были разные дни, — гостья была воодушевлена, а не подавлена, как вчера, чувствовала себя гораздо уверенней. Я открыла одну из двух комнатных дверей и включила внутри такое же оранжевое бра, как и в холле. Узкая комната, которую я называла каморкой, была заставлена всяческим хламом, который по негласному правилу никто не уносил и не вычищал пространства. Хлам был разный, — книги, рулоны пожелтевших обоев, всяческая старинная утварь и картины. Мы пробрались в уголок к моим полкам, и я показала Анне на её пуфик, села напротив на такой же и взяла на колени планшет. Бра как раз висело слева, мне было хорошо видно её лицо, а комната с остальным народом остался за дверью. Как мы вчера не мешали Настройщику, так и мне, Реставратору, никто бы не посмел помешать.
— Вы будете рисовать меня? — Женщина проследила глазами за всеми моими движениями по извлечению угля, соуса и сангины, палочек — растирок, альбома с чуть затонироваными под топлёное молоко листами.
— Нет, — я невольно заулыбалась ей, — вернее не совсем так, как вы думаете. У этой комнаты есть одно незаурядное свойство передачи мысли. Сама не знаю, как это происходит, но сейчас вы на некоторое время получите способность отразить свои воспоминания. Вы сами умеете рисовать?
— Нет, я секретарь.
— Ваша задача сосредоточиться на воспоминании того времени, когда вы контактировали с человеком, с той девочкой. Даже если это будет, как туман, ни конкретного лица, ни обстановки, только по общим ощущениям, этого будет достаточно. Мои руки нарисуют всё, что ваша память хранит, и не желает пропускать через прошедшие годы. Готовы?
— Подождите, так сразу?
— Можно подождать. Настройтесь. Не должно быть никакого мусора, лишних мыслей, мечтаний и придуманного прошлого. Только правда, только один из тех дней в больнице.
Анна закрыла глаза и несколько секунд не шевелилась.
— Я готова.
Затаив дыхание, я прикоснулась к бумаге краешком угольной палочки… и превратилась в зрителя. Штрихи, штрихи, нажим, растушёвывание, — быстрые движения кисти, и уголь послушно, очень живой и дышащей линией выводил всё более чёткую картину больничного коридора, декоративной пальмы в бочке, занавесок, детского силуэта в халате. Короткая стрижка, волосы светлые… я швырнула лист в сторону, схватилась за рыжую сангину, — новое изображение.
Мысль запечатлеть трудно. Её скорость, её неустойчивость, её переплетение с тем, что есть и с тем, что только кажется… шестой рисунок стал похож на бред, ничего не проглядывало, образы и пространства сплелись в невообразимую кашу.
— Анна, внимательней…
— Да — да.
Снова уголь. Она села ровнее, покивала мне головой, но тут же сознание соскользнуло в мечтательную улыбку секунд на десять. Этого хватило, чтобы моя собственная рука вывела за пять секунд одним безукоризненным движением её профиль, а за другие пять, столь же безупречным жестом профиль Тристана. Я выдрала лист:
— Сосредоточьтесь! Вас заносит!
— Простите.
Две девчонки у зеркала строят рожицы своему отражению, соревнуются в том, кто больше будет похож на мартышку. Следующий рисунок, как кадр фильма, передаёт их смеющимися. Главное схвачено.
— Всё, достаточно.
С облегчением я опустила руки вдоль тела. А Анна в восторге:
— Это удивительное ощущение, так вспоминать…
— Сейчас пройдёт, — сердито успокоила я, и взяла на себя наглость: — это что?
— Ой, — и гостья смутилась.
— Что же вы ищите на самом деле, Анна? Это воспоминание о вчерашней ночи?
Засмеявшись, Анна кокетливо прикрыла рот и отвечала вполголоса:
— Я невольно представила. Ваш коллега был очень учтив, и он обнадёжил меня, что всё будет хорошо.
— Поцелуем?
— Нет, только лишь словами. А любого привлекательного мужчину я привыкла представлять… как бы это выразиться, с возможностью на роман, особенно если я свободна. А вы мне не скажете, — снова смутилась Анна, — у него есть кто‑нибудь?
— Нет.
— Я кажусь вам легкомысленной?
— Ничуть. Но скажу сразу, что у работников агентства не в правилах заводить романы с посетителями.
— Почему?
— Потому что как только ваш заказ будет выполнен, вы забудете и о Здании, и о "Сожжённом мосте" по одной простой причине, — для вас окажется, что вы никогда к нам не приходили.
Глава 8.Творчество
Полседьмого утра я шла на работу, и настроения у меня не было. Не знала, как мне провести урок с той же группой, что была у меня в понедельник. Постояла немного у скульптуры льва и вновь завернула к шпилю университета. Лестница привычно подняла меня в мастерскую.
И здесь, и в Здании, и дома, — везде я обитала на последнем этаже, как можно ближе к небу и солнцу. Так само вышло.
Повесила пальто, переобулась, приоткрыла окно и раздвинула все шторы. Весенняя свежесть прогулялась вместе со мной по кругу вдоль полок с книгами. До восьми времени хоть отбавляй, а мысли о предстоящем уроке не шли в голову, наоборот, уплывали вслед за сквозняком. В конце концов, поставила стул на середину аудитории, села и решила докопаться до плохого настроения… только бы найти источник, и перекрыть капающий раздражающими капельками кран.
Ученики, не ответившие в прошлый раз на вопрос? Нет…
Сыщик? Кто будет выполнять его работу? Нет…
Здание могут снести? Возможно…
Анна, не знающая, что же ей нужно? Нет…
Рисунок поцелуя? Возможно… А почему?
В каморке этот рисунок я оставлять не стала, свернула, запрятала в сумке и забрала. Пользуясь одиночеством, я решала вновь на него посмотреть, и для сравнения достала "Портрет идеального мужчины". Одного взгляда было достаточно, чтобы достать причину настроения из подполья: всё изображала я, но одно не шло в сравнение с другим.
Уже несколько лет подряд я рисовала узоры. Утратила как‑то интерес к жанрам и пошла по лёгкому и любимому пути, начав рисовать и придумывать только переплетения, орнаменты и всяческие вензеля. Я могла невообразимо запутать любую линию, оставляя её чёткой и лаконичной, не теряя центра композиции, не перегружая глаз. Рука не дрогнет, эта линия не прервётся, не сделает нецелесообразного шага в сторону. Чистота исполнения была отточена мною настолько, что я гордилась собственным усовершенствованием. Гордилась, да… Я громко и разочарованно вздохнула. После такого долгого простоя портрет Тристана дался мне очень трудно, я всё забыла, оказывается. А рисунок, сделанный в каморке отнял у меня десять секунд, и Тристан на нём как живой, словно вот — вот шевельнётся. Вздрогнувшая линия, смазанный краешек, несколько штрихов без прорисовки всех деталей, и это — он. Искусство одного очень вдохновенного момента. Истинный. Настоящий. Не смотря на то, что это были мои руки, моё умение, так нарисовать я никогда не могла.