Связующие нити

Здесь Тристан Строитель, наше последнее звено. Вельтон каждый раз переживал, когда тому предстояло браться за свою часть работы, и каждый раз по — отечески наставлял, хотя даже не знал всей особенности его труда.

Я Реставратор. И я тоже иногда брала свою халтурку в агентство и сидела над ней до последнего, проклиная себя, что согласилась на срочность. Хороший, направленный свет, удобный стул с пружинистой спинкой, горстка отточенных карандашей и порезанных стёрок. Всё для работы, но если уж приходилось заниматься настоящим делом, то рабочее место было в каморке, как и у Пули.

— Никто никого не знает… опять заново, — это продолжался начатый разговор о кандидатуре Сыщика, — хотите сказать, дадим объявление?

— А что ты предлагаешь? Пошли напропалую знакомиться, авось, попадётся?

— Человек должен быть с нюхом, с чутьём. Видеть на расстоянии, сразу вычислить. Здесь и опыт роль играет.

— А кто был до Киры?

— М — м… — Вельтон озадачился, — не помню, не важно.

— Надо сходить в полицейское отделение под липовым предлогом, там посмотреть, вдруг, профессии схожи?

— Тебя, Зарина, с «липовым предлогом»…

— Понятно, можешь не продолжать.

— Слушайте, если каждый из нас копнет свою историю попадания сюда, то ясно, что всё дело не в случае, — вяло ввязалась Пуля, — надо искать среди своих.

— Надо… надо… Кстати, Зариночка, уже почти три, ты не забыла, что ты дежурная?

Она со вздохом встала с кресла:

— Составляйте список, голодная братия. Грэтт, записывай, что там кому.

Пока она одевалась, я ловила возгласы о булочках со сгущёнкой, горячем кофе, заварной лапше, яблоке, апельсине, соломке с маком, пакете сливок и ватрушках. Вельтон выдал деньги и снабдил пустым пакетом.

— Через двадцать мину вернусь…

— Перерыв.

Пустое слово для агентства, — все простаивали.

Глава 6.Посетитель

Мужество, которым должен был обладать человек, не поддается никакому сравнению. А всё дело в тоске.

Как она сильна, если ночью, на самой окраине, подходя к заколоченному Зданию, некто решается войти внутрь и проделать весь путь наверх до заветной двери. И всё на интуиции, не осознавая, что так влечет за путеводную ниточку. Не замечая времени, запутавшись в мыслях и одиночестве, плутает человек по улицам, поднимает глаза… Что такое «Реставрационное агентство „Сожжённый мост“? Здесь же не написано ничего больше.

— Вот, второй день без еды, — схмурив брови рассказывал наш Архивариус, — ближайшее поселение трое суток пешком топать, из запасов только соль и вода. Мы там на заброшенной мельнице засели, на мышей пытались охотиться, но те не дуры. И тут в окошко воробушек залетел…

— Вельтон, ты живодёр! — вскричала сердобольная Пуля, предчувствуя конец истории.

— Я же говорю, второй день без еды…

Скрипнула дверь, стала открываться…

— Это ты называешь двадцать минут?

Но на пороге стояла не Зарина. Молодая красивая женщина испуганно замерла в повисшей тишине, словно не ожидая войти в нормальное помещение из жуткого подъезда. Она схватилась рукой за большую пуговицу на горловине пальто и хотела что‑то сказать, но, видимо, перехватило дыхание.

— Вы потеряли человека?

В таком беззвучии тихий вопрос Тристана прозвучал очень отчетливо. Женщина перевела на него глаза, и выражение испуга сменилось поражением. Она и сама, видимо, до последнего момента не понимала причину изглодавшей её тревоги и несчастья.

— Да… Да! Откуда вы знаете?

— Вы же пришли сюда.

— Конечно…

— Проходите.

Гостья прошла внутрь, Тристан, выйдя из‑за стола, помог ей снять пальто и предложил присесть, но в каждом движении женщины чувствовалась растерянность и неловкость. Что говорить, что делать? С чего начать? До конца ли ей верилось, что это не сон, и она действительно в старом нежилом доме, в три часа ночи, пришла рассказать о связующей нити?

— Это так странно…

— Когда же она вернется, — процедил в мою сторону Трис, — запропастилась…

— Кажется, это уже она.

В незакрытой двери с полным пакетом нарисовалась и Зарина. Охнула, увидев посетителя:

— Здравствуйте, — и пролетела к вешалке.

В секунду управилась с верхней одеждой, пакет задвинула за свой стол и подошла, поправляя волосы.

— На улице совсем весна, даже ночью уже тепло, правда?

— Да.

— Я бы тоже с удовольствием погуляла, да вот ночная смена. Работа. Вы тоже с работы?

— Я? — удивилась та, — нет… я у друзей была. В смысле у подруги, мы собирались на встречу выпускников.

— Боже, это вас так поздно отпустили с вечеринки? И проводить не кому было? Хорошо, что заглянули к нам.

— Извините, сама не знаю, почему мне подумалось…

— Так расскажите, раз пришли.

Я подалась вперёд, превратившись в слух.

— Как ваше имя?

— Анна.

— Я Зарина, это Пульхерия, это Грэтт, Тристан, Вельтон. Рады знакомству… кого вы потеряли?

— Неужели можно найти?

— Понимаю ваше неверие. Много лет прошло? Это было в детстве?

— Да, почти, мне было уже одиннадцать.

— Начните сначала.

Никто ни единым вдохом не прерывал работу Настройщика.

Ей было одиннадцать. Под конец зимы, в феврале, Анна попала в больницу с воспалением лёгких, и несколько дней провалялась в бреду, а потом, когда пошла на поправку, её перевели в общую палату. Там то она и познакомилась с девочкой, чьё имя она уже не помнит. И не помнит, по какой причине та тоже попала в больницу, но дружба возникла сразу. Они напридумывали каких‑то игр, держались вместе, по ночам потихонечку шептались через тумбочку, рассказывая тайны, которых не знал никто прежде. И шли на поправку быстрее прочих, на радость родителей. Через четыре дня Анну выписали, и она пообещала, что зайдет её навестить. Обещала, да дома, вернувшись в привычную обстановку, занявшись уроками, догоняя программу, возвратившись к школьным подружкам, забыла. Вспомнила, когда дома раздался телефонный звонок и, взяв трубку, она услышала такое неловкое „Привет, это…“, и та назвалась по имени. „Привет“, — натянуто со стыда ответила Анна. Девочка продолжала: „У нас в магазине шоколадки „Рико“ привезли, я вспомнила, что ты говорила, это твои любимые, решила позвонить“.

Эти „Рико“ в то время продавались во всех магазинах. Она так и ответила.

Вина за невыполненное обещание, растерянность, неумение выходить из молчания, когда не знаешь, что спросить или как прервать разговор, заставили её молчать в трубку, а на той стороне раздавалось ненаходчивое сопение „Ну ладно тогда… я просто вспомнила и позвонила. Значит, у тебя они тоже продаются? Да?“. „Да“, — и снова молчание. „Пока тогда“, „Пока“…

Сейчас Анне тридцать. Девятнадцать лет с того дня она прожила с колокольчиком внутри, который звонил иногда, и очень негромко, воспоминанием об этом разговоре. Жизненные события бурлили, она училась, строила карьеру, отношения, дважды была замужем. Первый раз вышла, когда ей было двадцать, второй раз, когда двадцать два. Мужчины своим вниманием никогда не обделяли, она знала, что красива и интересна. Подружек куча, — со школы ещё и с университета, с работы, да только одним либо не особо дело есть до её жизни, другие завидуют, третьи козни строят и мужчин отбивают. Тряпки, сплетни, диеты, — вот и все разговоры, тошно становится. Настоящей, лучшей подруги нет. Чтоб горе пополам, радость искренне, чтоб пореветь напару. И звенит далекий колокольчик о шоколадке „Рико“.

— Её до сих пор фабрика выпускает… я сегодня с этой встречи выпускников иду, выть от одиночества хочется. Понимаю, что ни одной родственной души на земле нет, кто бы понимал с полуслова, или не с полуслова, а вообще понимал. Что бы ни случилось… а тут эта шоколадка в киоске на витрине лежит. Я ничего не помню, кроме этого телефонного звонка. Ни имени девчонки, ни о чём болтали в больнице, ни во что играли, помню только, что она и была „настоящей подругой“. Я потеряла этого человека.