Страница 58 из 74
Странно, но ей почти не снились сны «сломанной куклы». Только два эпизода всплывали по временам из раскрепощенной сном памяти. Тот, когда Макс обрядил ее в шинель и нес на руках, прорываясь к «Сапсану», и другой, когда смерть стояла перед глазами, воплотившись в чужой крейсер. Когда ей снился побег с Земли, она просыпалась, полная светлой печали, и всегда шла в гардеробную, открывала шкаф и долго стояла, рассматривая все эти странные и неуместные на «Шаисе» вещи: зимний шлем, маузер и шинель.
А вот второй эпизод был совсем иным. Ей всегда снились только последние минуты той растянувшейся на семь дней эпопеи. Ей снилось, как она, измученная болью и усталостью, грязная и голодная, сидит на коленях своего железного Макса и, забыв обо всем, смотрит на экран, где скачут оранжевые цифры вероятностей и несется навстречу им крейсер императорского флота. Напряжение растет стремительно, и предугадать, чем все это кончится, не так уж и трудно. И Макс вдруг говорит ей своим спокойным уверенным голосом: «Все будет хорошо». «Все будет хорошо! – говорит он, крепко прижимая ее к себе правой рукой – левая лежит на кнопке пуска. – Все будет хорошо, потому что я тебя люблю». Вот что ей снится иногда. О чем этот сон? Это сон о счастье. О любви. О радости.
Но ужасы ей снятся тоже. Вернее, один ужас. Один ужасный сон. Сон о принце Меше, похожем на Чудовище из американского мультика, и каменном саркофаге, в котором умерла девушка Лика, и исчезла сломанная кукла, и родилась она. Безымянный монстр с памятью Лики и с памятью куклы, но не являющийся ни той и ни другой.
Теперь ее зовут Нор. Ай Гель Нор. Странное имя, как кусок дерна, вырванного из бесконечного травяного поля; тысячами корешков, ниточек, своей природой и историей связанный со всем остальным, утраченным и обретенным, миром. Кто утратил? Кто потерял? А кто нашел и обрел?
Мир Сцлогхжу, в котором жило это имя, был утрачен навсегда. Прорыв флота Ратай[64] во внутренние системы империи стал кульминацией последней большой войны между империей и Федерацией Ратай. Шестой флот – Серые всадники принцессы Чшерш – перехватил ратай в системе Удода, дал бой и разбил их наголову, но Сцлогхжу был полностью уничтожен. Умирая, ратай буквально испепелили единственный имперский мир, до которого они смогли дотянуться. Немногочисленные уцелевшие гегх – а все гегх принадлежали к дочерней линии народа ахан, являясь его южной ветвью, – в большинстве своем умерли от радиационного поражения в течение следующих трех‑четырех лет. Остальные растаяли как дым под ветром, растворившись среди шестидесяти миллиардов граждан империи.
Эту историю Лика не просто выучила наизусть, а приняла в себя, как часть себя самой, так что порой ей казалось, что это она сама на самом деле пережила весь ужас атаки ратай, длившейся полтора часа, и долгой агонии мира Сцлогхжу, растянувшейся на семь недель и четыре года.
Люди гегх были в среднем меньше ростом, чем их сородичи, принадлежавшие к главной генетической линии. Среди них редко встречались брюнеты, а карие глаза считались признаком нечистой крови, но зато было много голубоглазых и зеленоглазых блондинов и рыжих. Этот народ исчез, сначала проиграв в схватке за гегемонию на Тхолане, а затем попав в жернова еще более разрушительной войны, как случайная жертва. Вместе с народом умерло все, чем этот народ жил. Вместе с гегх исчезли и их имена. Имя Ай Гель Нор, странное имя, которое могли носить и мужчины и женщины, тоже подлежало забвению. На домашнем наречии оно означало Рыцарь Барс, а на обрядовом это имя звучало так, будто прямиком пришло из славных книг Профессора[65]. Повелитель Полуночи. Не больше и не меньше.
В давние времена, еще на Тхолане, так звали вождей одного из союзных племен гегх. На Сцлогхжу оно осталось графским титулом и как таковое было записано бриллиантовыми буквами на черном, как вечная ночь, мраморе в храме Первого Императора, то есть, попросту говоря, было занесено в списки высшей имперской аристократии. Графство Ай Гель Нор располагалось в излучине Другой Женщины, и исчезло вместе с испарившейся рекой. Исчезло графство, сгорели его жители, умерло имя.
А потом имя вернулось, обретя новую жизнь с женщиной, которая тоже умерла и тоже вернулась. А дело было так…
Макс возвратился из очередного печального рейда на разрушенный Курорт и приволок длинный и тонкий цилиндр, сделанный, как ей показалось, из гранита. Федор назвал его контейнером и сильно воодушевился при его появлении. Потом контейнер вскрыли. Оказывается, он раскрывался, как книга, по невидимому шву. Как они его открыли, Лика не поняла, но вещей, которые она не понимала, было так много, что она уже перестала удивляться диковинам из мира звездных войн и ужасаться своему дремучему невежеству во всем. Внутри контейнера, в узких углублениях лежали крошечные – со старую советскую копеечку размером – диски аспидно‑черного цвета. Вот с этими дисками и возились потом с неподдельным энтузиазмом все трое – Макс, Федя и Вика – едва ли не целую неделю. Они вставляли эти диски в свои хитромудрые машины, но ни звуков, ни изображений, которые Лика могла бы понять, здесь не было. Был хаос цветных пятен и замысловатых иероглифов на многочисленных экранах; какие‑то значки, похожие на рыболовные крючки, бежали по или мигали на дисплеях контрольных панелей, но главное, по‑видимому, приходило им прямо в голову через легкие ажурные шлемы, напомнившие Лике короны каких‑то европейских королей.
А потом Макс подошел к ней и, улыбнувшись, – «Я когда‑нибудь умру от твоей улыбки, Макс!» – вложил ей в ладонь один из этих черненьких кружочков, над которыми они так долго колдовали.
– На. Владей! – сказал он весело.
– Что это? – спросила она, рассматривая тонкий, но твердый диск глубокого – бездонного? – черного цвета.
– Это, Лика, твоя новая биография и пропуск в империю. – Макс сиял. По‑видимому, это было что‑то особенное.
– Ты у нас будешь теперь графиней, деточка! – встрял в разговор Федя. (Попробуй, назови Федором Кузьмичом этого молодого – максимум тридцатилетнего – мужика, настолько переполненного своими отношениями с Викой, что эмоции только что из ушей не лезли.) – И не абы как, а крутейшей аристократкой!
– Постойте, постойте! – запротестовала Лика. – Вы же мне опять ничего не объяснили. Это что, типа, документы? Паспорт такой?
– Нет, – ответил Макс. – Здесь вся ты. Воспоминания, характер, связи, банковские счета, коды допусков, пропуска… Все!
– Но откуда? То есть спасибо, но…
– Видишь ли, – мягко, как больной, – «Я опять больная?» – начал объяснять Макс. – Это ведь была реальная женщина. Графиня Ай Гель Нор. Она… умерла. Давно. Это случилось почти восемьдесят лет назад, но об этой смерти – так получилось – никто не знает. Так что она вроде как живет, хотя ее уже нет. А теперь вместо нее будешь жить ты. Ты поймешь. Потом. Она умерла, а это все досталось Легиону, а теперь это все твое.
Возможно, раньше, в своей прошлой жизни – еще полгода назад – этот не очень‑то понятный рассказ с недомолвками, за которыми чудились ужасы пострашнее фильмов Хичкока; так вот, раньше такой рассказ произвел бы на нее очень сильное впечатление. Но с тех пор – «А была ли, вообще, когда‑нибудь эта другая жизнь?» – многое изменилось. Лика вспомнила кровавый павлиний хвост, распустившийся в застывшем воздухе лобби «Невского Паласа», и горько усмехнулась. Увы, намеки на чужую смерть ее уже не впечатляли. Но у нее имелись другие, вполне практические вопросы.
– А как же отпечатки пальцев… – начала она. – Или что тут у вас?
– У нас, барышня, абсолютизм, обскурантизм и форменный бардак! – заржал Федя. – Добро пожаловать в страну непуганых идиотов! Эх, нету на них Лаврентия…
Лика смотрела на них, ровным счетом ничего не понимая. «Ну что они ржут, как кони! Объясните человеку! Я же не знаю, как и что здесь устроено!» И Макс объяснил. Ее Макс ей теперь всегда все объяснял:
– Ничего этого для тебя нет. Аристократия – тем более такая, как Ай Гель Норы, – выше закона. В империи конечно же есть досье на всех. Кое у кого есть досье и на аристократов, но дело в том, что закон запрещает фиксировать отпечатки пальцев, сетчатку глаз, голосовые форманты, спектр запахов и другие объективные данные, принадлежащие лицам, записанным бриллиантовыми, изумрудными и рубиновыми буквами. К слову, все эти объективные признаки можно подделать, но аристократам и этого не надо. Если ты, Лика, предъявишь код доступа к банковским счетам Ай Гель Нор или к ее личному праву на вход в императорский дворец, значит, ты она и есть. И никто не сможет это оспорить. Да и не захочет. Просто в голову не придет. Ну а внешне… Вы очень похожи. Просто как близнецы‑сестры. Такое, понимаешь, совпадение. Так что лучшего прикрытия и ожидать не приходится.