Беженцы и победители

Чехословацкие воины изготавливаются к бою — занимают свои места у пулеметов и противотанковых ружей, заряжают орудия.

Танки с черными крестами на бортах выползают из леса, расположенного за Пролетарским.

Свобода занимает свое место на наблюдательном пункте, разместившемся на окраине совхоза.

Защитники Соколова открывают массированный огонь по вражеским танкам. Гремят 76-мм орудия, захлебываются длинными очередями «максимы» и «Дегтяревы», ухают противотанковые ружья. Со стороны Миргорода палят закопанные в землю танки 179-й бригады.

Владя занимает место на рубеже обороны возле реки. Прямо на него ползут сразу три вражеских танка. И вдруг почти одновременно они останавливаются перед окопом Карела Команека. Из окопа доносятся радостные крики обороняющихся. Из башен танков — неужели подбитых? — выскакивают фашистские танкисты и бегут к лесу. Бегут как зайцы… Но танки, поспешно брошенные ими, почему-то не горят. Так подбиты они или… Черт возьми, что «или»? И почему в атаку тли только три машины, ведь в лесу наверняка скрывается целая лавина танков?

Через некоторое время сомнения воинов оправдываются. Оказывается, в будто бы подбитых танках гитлеровцы оставили своих наводчиков, которые теперь хладнокровно наводят орудия по нашим огневым точкам. Залп — и фашистские снаряды летят в цель. Вперед движется стальная лавина танков и бронетранспортеров, а за ними — пехота.

Сорокапятки подпоручика Франка защищают подступы к Соколову со стороны Тарановки. Они бьют по танкам противника прямой наводкой.

Отбиваясь от наседающих гитлеровцев, отступает к центру села Франта Немец.

Фашистские огнеметчики прокладывают дорогу эсэсовцам. По сплошной стене огня над крышами можно определить, куда они прорвались. Отовсюду слышатся крики, выстрелы, стрекот пулеметов, лязг гусениц. Прорвавшиеся вражеские танки утюжат разрушенные блиндажи, раздавленные «максимы».

Под гусеницами фашистского стального чудовища погибает мужественный командир пулеметной роты надпоручик Ярослав Лом.

Погибают все артиллеристы Франка. Их орудия раздавлены и искорежены. От разорвавшегося фашистского снаряда погибает и сам Иржи Франк…

Ротмистр Вишек, выждав, пока за танками появится вражеская пехота, косит ее длинными очередями из «максима».

Пламя быстро перекидывается с одного дома на другой, ведь почти все они деревянные. А с юга накатываются волной все новые танки и бронетранспортеры в сопровождении фашистских огнеметчиков.

У Влади пересыхает в горле. Сердце у него колотится так же, как колотилось совсем недавно на нейтральной полосе.

Клочья дыма заволакивают небо, словно тучи, и медленно плывут на восток. «Катюши» бьют по подступам к Соколову, но поддержать огнем чехословацких воинов не могут: они слишком сблизились с противником.

Полковник Свобода отдает приказ танкам 179-й бригады оказать поддержку первой роте и советским воинам, которые совместными усилиями отражают натиск превосходящего противника. Но уже под первым танком проламывается лед. Плохо дело, недаром лейтенант Садовский сомневался в его крепости. Как выдвинутый вперед опорный пункт Соколове окончательно теряет смысл. Теперь вражеские танки через реку не пройдут. Свобода отдает приказ об отступлении. Вот только…

Телефонист с досадой швыряет трубку — связь прервана, надпоручик Ярош не отвечает, а ведь он говорил, что не отступит.

Связисты немедленно уходят на линию. Потом в горящее Соколове направляют одного за другим связных, однако обратно никто из них не возвращается.

Приказа об отступлении надпоручик Ярош не успел получить. Он погиб, но до конца остался верен своему воинскому долгу. Уже после его гибели, глубокой ночью, остатки роты переправились на левый берег реки Мжа.

Славному сыну чехословацкого народа надпоручику Отакару Ярошу посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Он стал первым иностранцем, удостоенным этой высокой чести.

В том же бою погиб и адъютант Яроша — свободнпк Гуго Редиш. Коммунист, человек высокого интеллекта, он был хорошим советчиком для своего командира. Даже будучи раненным, он не покинул Яроша, оставался рядом с ним до последнего дыхания…

Вечереет. Раненые, прихрамывая, отправляются на перевязочный пункт. Среди них Мирен Махач, Тонда Сохор, Эрик Фрешл и ребята из третьей роты, пришедшие на помощь.

— А где Ворач?

— Убит наповал. Нет его больше…

Несут Василия из взвода Ворача, который помогал Ярде Досталу рыть окоп. Он тяжело дышит — ему прострелили легкое.

На льду распластался советский солдат. Он ранен в голову. Две чехословацкие санитарки покидают укрытие и, несмотря на непрекращающийся минометный огонь, устремляются к нему. Двадцать лет спустя Михаил Ильченко станет председателем Соколовского Совета народных депутатов и будет вспоминать, как его, восемнадцатилетнего советского солдата, рядового 1180-го полка 350-й стрелковой дивизии, спасли, рискуя собственной жизнью, чехословацкие девушки.

На перевязочном пункте чехословацкому врачу и медсестрам помогает фельдшерица Анастасия Тихоновна Карелова. Эта молодая женщина пыталась вместе с маленьким сынишкой переправиться в Артюховку. Но начался бой, и им пришлось спрятаться в укрытии. Оттуда Анастасия увидела, как у противотанковой пушки ранило двух чехословацких воинов, и, оставив малыша на попечение соседке, бросилась им на помощь…

Одиннадцатилетний Ваня Обозный подбирает раненного в ногу чехословацкого бойца и отводит его в чудом уцелевшую хату Ульяны Кривко. Там солдата перевязывают и укладывают на печь, закрыв занавеской. Раненый моментально засыпает.

Вечером приходят немцы. Они раздеваются и принимаются умываться. В это время на печи кто-то начинает шуршать. Немцы настораживаются.

— Тесто, это тесто. Хлеб, понимаете? — пытается рассеять их подозрения Ульяна.

— Если есть тесто, значит, должны быть и лепешки, — рассудительно замечает дед Кривко. — Иди-ка за водой, а я пока принесу дров.

Но едва они выходят за порог, как хату один за другим сотрясают два взрыва — это раненый чех бросает с печи гранату. В выбитом окне появляется его окровавленное лицо. Соседи цепенеют от страха. Из дома слышатся крики и стоны. К хате сбегаются немцы. Они истошно вопят: «Партизаны!» — и стреляют, как сумасшедшие. Чех бросает в них еще одну гранату, потом еще… И падает, сраженный фашистской пулей. Хату фашисты поджигают, но семье Кривко в суматохе удается скрыться.

Только на третий день сельчане хоронят чехословацкого воина под вишней у дороги, а в августе, когда село освобождает Советская Армия, его прах переносят в братскую могилу.

Во время контратаки второй роты был ранен Бедржих Скала. Его отвозят на перевязочный пункт.

Владя отправляется навестить приятеля. Перевязочный пункт переполнен. Раненые сидят и лежат прямо на полу. Бедржиха Владя находит в дальнем углу.

— Здравствуй. Что, плохо тебе? — участливо спрашивает он.

— Лучше не спрашивай. Вот рука…

— Так это обойдется… — пытается утешить приятеля Владя.

— Ну что ты говоришь! — возражает Бедя. — Рука раздроблена. Наверняка придется ампутировать. Главное теперь — не упустить время…

Где-то рядом бредит в горячке Василий — тот, что помогал Ярде Досталу рыть окоп. При каждом вздохе в груди у него что-то сухо потрескивает.

А Курт Вольф погиб ночью на глазах у Бедржиха.

До передовой доходят слухи, что началась эвакуация Харькова. Солдаты волнуются: что будет с их товарищами, находящимися там в госпитале, — с Эриком Фрешлом, Франтой Кралом, Пепой Ржепиком, Тондой Сохором и другими?

Плохо с питанием, зато с боеприпасами все в порядке. Так что на фашистов, окопавшихся в Соколове, снаряды и мины сыплются градом. Фашисты снова и снова пытаются форсировать реку и обрушивают на оборонительные позиции чехословацкого батальона между Миргородом и Артюховкой лавину снарядов. Среди чехословацких воинов растет число убитых и раненых. Пополнения уже ждать неоткуда. С левого фланга обороны поступает донесение: Билютин с остатками своего полка оставил Тарановку.