Белый индеец

Пепперелл и Уилсон переглянулись. Густой туман был обычным явлением в этой части света, особенно в окрестностях реки Святого Лаврентия. Все зависело только от того, удастся ли могаукам переправить солдат через реку.

— Это будет нелегко, — сказал генерал. — Течение сильное, и если плот наткнется на плавучую льдину, то, скорее всего, утонет.

— Да, риск огромный, — ответил Эндрю Уилсон, — но другого выхода у нас нет.

Часть онейда вернулись к реке ждать наступления подходящей погоды. Были выставлены часовые. Если бы французы и их союзники индейцы узнали, что четыре сотни вооруженных солдат подошли так близко к столице Новой Франции, кампания потерпела бы поражение, даже не начавшись.

Шли дни, и напряжение среди воинов, которым нечего было делать в ожидании подходящей погоды, возрастало. Индейцы держались с обычной выдержкой, и многие солдаты Пепперелла удивлялись Ренно, который, погрузившись в размышления, часами сидел скрестив ноги, не обращая внимания на неудобства.

На третий день двое гуронов прошли в непосредственной близости от лагеря в сторону Квебека. Онейда подали знак. Сун-ай-йи собрал небольшой отряд, чтобы уничтожить гуронов.

Ополченцы обрадовались, услышав звуки схватки, но хранили молчание. Генерал Пепперелл опасался, что гуронам удастся скрыться в подлеске.

Через некоторое время Сун-ай-йи и его воины появились так же бесшумно, как исчезли. Свежие скальпы свисали с поясов двух сенеков, а в руках их были луки, стрелы и металлические ножи погибших гуронов. Сун-ай-йи с торжествующим видом смотрел на Пепперелла и Уилсона.

Но даже этот случай не снял напряжения. Другие вражеские воины могли незамеченными проскользнуть сквозь цепь часовых и донести о приближении врага.

На следующий день рано утром, когда командир ополченцев с помощником пытались позавтракать холодной олениной, в лагерь колонистов пришел Гонка. Великий сахем сразу заговорил о деле:

— Вечером пойдет снег. Скоро наступит хорошая погода.

Пепперелл и Уилсон недоверчиво посмотрели на него.

— Великий сахем знает, — сказал им Ренно. — Он всегда знает больше, чем все другие воины.

.Генерал не хотел оставлять лагерь и уходить к реке.

— Если предчувствие индейцев — или их интуиция, как хотите, — заметил он, — обманет, то мы пойдем на ужасный риск из-за прихоти одного человека.

Гонка выслушал перевод Ренно, потом, не говоря ни слова, взглянул на сына.

Ренно знал, о чем думает отец.

— Если англичане трусы, то ирокезы пойдут вперед одни, — перевел он наконец слова великого сахема.

Пепперелл покраснел:

— Куда бы ни приказал идти великий сахем, ополченцы последуют за ним!

Гонка коротко усмехнулся.

Оба отряда быстро свернули лагерь и выступили в поход под прикрытием пятидесяти онейда и могауков. Шли медленно, отчасти из-за необходимости соблюдать тишину, отчасти из-за того, что приходилось нести тяжелые плоты.

Заключительный этап был пройден безо всяких происшествий, и поздно вечером разведчики онейда доложили, что отряд подошел вплотную к реке.

Гонка, Сун-ай-йи, Пепперелл, Уилсон и Ренно притаились за деревьями, чтобы их не могли заметить с северного берега.

Туман постепенно сгущался над рекой, и вскоре Квебек почти исчез в дымке. Уильям Пепперелл тихо, но искренне принес извинения Гонке. Сосредоточив все внимание на дальнем берегу, великий сахем кивнул. Охваченный благоговением, Ренно тоже вгляделся в туман над водой. Он никогда не предполагал о существовании такого места.

Над всей округой возвышалась скала высотой более трехсот футов, известная под названием Бриллиантовый плащ. На ее вершине стояла Цитадель — свидетельство гения и тяжкого труда французских строителей. Сооруженный почти на краю обрыва, форт был окружен частоколом из заостренных на концах бревен, каждое из которых казалось больше тридцати футов в высоту.

Ясно было, что перебраться через такой частокол невозможно. С внутренней стороны, недалеко от верхнего края, находились смотровые вышки, и Ренно видел разгуливающих туда и обратно часовых.

С одной стороны, там, где в реку Святого Лаврентия впадала крошечная река Святого Карла, склон был более пологим. Там стояли дома, церкви и другие строения. Часть зданий сгрудилась внизу, а другие были построены на плато, поднимающемся к самой Цитадели. Квебек, по сути, состоял из двух частей, и верхняя была практически неприступна.

Пока нападающие изучали свою цель, туман сгущался все больше. Темнота затрудняла обзор, и только Ренно, с его удивительным зрением, мог различить детали.

— Отыщи два пути, — сказал ему Гонка. — Один для ирокезов, в обход города, другой для англичан перед ним.

Углубившись в решение задачи, Ренно заметил две улицы, одну уходившую вглубь, и другую, шедшую вдоль берега, где стояло на якоре несколько военных судов. Молодой воин издали рассматривал улицы, стараясь запомнить каждую мелочь.

— На ближней тропе вижу ворота, которые открываются в стене великого длинного дома, — сказал он на языке сенеков. Ренно настолько погрузился в свое занятие, что не мог отвлекаться ради перевода на английский. — Но я не вижу, есть ли ворота на другой тропе.

Гонка пожал плечами:

— Если там есть ворота, мы найдем их. Если нет, то сенеки сделают их сами.

Становилось все темнее, и до наступления ночи Ренно нужно было изобразить все, что он увидел. Палочкой молодой воин нарисовал на снегу две улицы.

Вожди смотрели на рисунок до тех пор, пока он не отпечатался в их памяти.

— Единственная трудность заключается в том, что река составляет здесь пять тысяч футов в ширину.

— Ее непросто было бы пересечь даже при самых благоприятных обстоятельствах, — сказал Пепперелл, — а из-за этих плывущих по течению льдин все предприятие становится еще опаснее. Но у нас нет выбора.

Все опять посмотрели на реку. Туман стал тяжелее, северный берег превратился в расплывчатую полосу, а укрепления Цитадели представлялись смутными, бесформенными тенями.

Гонка определил окончательный план атаки:

— Ирокезов никто не услышит. Мы отправимся по длинному пути и подойдем к великому длинному дому сзади. Англичане поднимутся по короткой тропе от реки.

Предложение имело смысл. Пепперелл и Уилсон сразу же согласились.

— Сын мой, — сказал великий сахем, обращаясь к Ренно, — ты пойдешь с англичанами и приведешь их к воротам, которые видел.

Ренно кивнул.

— Надеюсь, — с улыбкой заметил Эндрю Уилсон, — ты помнишь дорогу!

Ренно улыбнулся в ответ. Он разбирался в людях и доверял Уилсону как вождю.

— Если мы отправимся прямо сейчас, то будем в городе еще затемно, — сказал Гонка.

Полковник Уилсон сомневался:

— Мы должны выждать по крайней мере час. Французы сейчас едят, а когда они едят, то пьют много вина. Вскоре они станут сонными и не такими внимательными.

Гонка кивнул:

— Мы подождем.

— Самое главное — скорость, — продолжал полковник. — Как только мы откроем огонь, придется много убивать, так что цельтесь как можно точнее.

— Каждый воин, оставшийся позади, отправится к духам своих предков, — согласился великий сахем.

Впервые в разговор вступил Сун-ай-йи:

— Когда атака закончится, каждый воин вернется на свой плот. Как только плот будет полон, он должен немедленно отчалить.

Предложение было мудрым. Если первые, кто вернется из крепости, будут дожидаться остальных, союзники могут понести большие потери.

— Французы могут выслать погоню, — задумчиво произнес полковник Уилсон. — Так что не стоит назначать место сбора у самой реки. Мы должны встретиться южнее.

Гонка снова повернулся к Ренно:

— Видишь клен, который стоит вон на той лужайке?

Дерево находилось в двух или трех милях к югу, но Гонка был уверен, что сын, с детства приученный запоминать каждую мелочь, знает, о чем идет речь.

— Я вижу его, отец.

— Мы встретимся там, — приказал Гонка. — Ты приведешь туда англичан. Ирокезы станут ждать вас там, если маниту будет так угодно.