Страница 58 из 63
Можете представить, как весело мы отметили двойной праздник.
Прошло несколько дней. Меня назначили дежурной по аэродрому. Валя полетела с новенький. Я, конечно, волновалась и не напрасно. Вижу, возвращается самолёт, по времени — они, и вдруг — красная ракета…
Обе вернулись ранеными: лётчица в руку, легко, а Валя в ногу, осколок раздробил голень. Утром я пришла к ней в санчасть, лежит бледная, тихая, увидела меня, улыбнулась, в глазах слёзы. А я уже настроилась на весёлый лад: осталась жива моя воспитанница, в конце концов это самое главное. Тем более, по словам полкового врача, дело обойдётся без ампутации. Будет хромать, ничего страшного. Да, кстати, нас обеих тоже наградили, я получила второй орден Красного Знамени, Валя — орден Отечественной войны третьей степени. Свою программу-минимум она выполнила.
— Смеяться надо, а не плакать, — сказала я. — Через полчаса подадут тебе воздушный корабль, полетишь в тыл, своих повидаешь — папу, маму.
— Как-то смутно на душе. Всю ночь не спала, перебирала в памяти наши с тобой боевые вылеты. Помню их наизусть, могу повторить каждое словечко, сказанное тобой. Это была настоящая жизнь! А теперь… Одна в тылу, без полка, без командира, день и ночь буду думать, как и что, умереть можно.
— Не горюй, — я провела рукой по её волосам, поправила подушку. — Война кончается, скоро все разлетимся кто куда. И снова соберёмся — на твоей свадьбе. Вот о чём тебе надо думать, милая моя.
— Ещё неизвестно, как Игорь…
Положив ладонь на её сухие, шершавые губы, я тихо сказала:
— Всё известно. Как нога, очень болит?
— Ничего, терпимо. У меня к тебе просьба: скажи Бершанской, что Таня, лётчица, не допустила ни одной ошибки, нам просто не повезло.
Валя вызывала у меня всё большее восхищение: даже тяжелораненая, она не забывала об обязанности доложить командиру, высказать своё мнение о подруге.
— Расскажи подробно, — попросила я. — Если можешь.
Она оживилась.
— Конечно, могу. Подошли мы к цели с южного направления. Высота облачности четыреста метров, но делать нечего, надо бомбить из-под кромки. Внизу, в ложбине, танки, штук десять, чуть левее зарево, — горит бензовоз, а справа высота, оттуда шпарят «эрликоны» и пулемёты. Вспышка, самолёт на дыбы — прямое попадание. Меня пронзила острая боль, показалось — оторвало ногу напрочь. У Тани на правом рукаве — дыра. Она не растерялась, выровняла самолёт. «Жива?» — спросила меня. Пока жива, отвечаю. Глянула в прицел, мамочка моя, отверстие в нижней плоскости перекрывает пламя. Крикнула: горим! Танечка говорит: «Вижу, не отвлекайся». Держит курс. Из оторванной ноги, как из трубы, хлещет кровь. Думаю, сброшу свои последние бомбочки и умру. Парашюты без пользы: до линии фронта почти сто километров. Жду момента. И вот в прицеле мелькнул танк: хоть гусеницу ему перерву, больше ничего в жизни теперь не надо. Чувствую, из раны последняя моя кровь вытекает. Бомбы отцепились, самолёт сделал рывок вверх, в ноге дикая боль, будто молния ударила. Последнее виденье: багряные кремлёвские башни, Мавзолей… Всё личное ушло. Умираю с чистой совестью. Представь, в это мгновенье я испытала чувство какого-то безмятежного счастья, улыбалась, несмотря на боль. Честное комсомольское! И согласилась бы сто раз подряд так умереть.
Взрывов я больше не слышала, значит, отключилась, когда бомбы были ещё в воздухе. И ты знаешь, Оля Жуковская говорит, что это меня спасло. Была бы в сознании, умерла через несколько минут. Как ты думаешь, отчего? От потери крови! Внушила себе, что нога оторвана и этим сама себя чуть не убила. Врачи ещё в позапрошлом веке провели такой опыт. Нескольким преступникам, приговорённым к повешению, предложили другой вид казни: им завяжут глаза, подвесят за руки и вскроют на ногах вены. Они согласились. Врачи слегка надрезали кожу, вены не тронули, стали на эти места лить тёплую воду, а на полу поставили тазы. Преступники слышат: кап-кап-кап… И все умерли так, словно у них в самом деле вскрыты вены. Вот и я чуть не окочурилась из-за своей мнительности. Ты это учти, на всякий случай.
— Учту. Если оторвёт ногу, буду думать: пустяк, царапина и дотяну до аэродрома.
— Правильно сделаешь. Воскресла я, как в сказке, от живой воды. Чувствую, ледяные струйки хлещут по лицу — дождь, правая коленка как в огне. И тут всё вспомнила. Открыла глаза, в передней кабине свет, на рукаве у Тани кровь. Пощупала ногу — цела! Значит, живы. Летим. Я как с того света вернулась. Таня спрашивает: «Куда тебя стукнуло?» В ногу, отвечаю, коленку раздробило. «Потерпи, — говорит, — снижаюсь, по моим расчётам, через две-три минуты увидим приводной прожектор». Неожиданно в голову полезли невесёлые мысли. Удивительно — перед смертью радовалась, а перед жизнью сдрейфила. Ненормальная, правда? Прощай, думаю 46-й гвардейский, ногу отрежут, свадьбы не будет, кому я такая нужна, из жалости не хочу и так далее. Хорошо мужичкам, подумаешь, нога, пристегнул протез, тросточку в руку, засвистел и пошёл. Стала сочинять письмо Игорю: прощай, мол, ищи другую невесту, вспоминай изредка свою фронтовую любовь, а лучше забудь навсегда, желаю счастья с красавицей-женой, адреса не указываю… Плачу, так горько, а сама ногу поглаживаю, думаю, если любит, разыщет, может быть, всё обойдётся. Ну, буду хромать, не такая уж большая беда, у французского короля фаворитка была хромоножка, читала «Десять лет спустя»? И король от неё без ума, и ещё парень один, Рауль, сын Атоса, умный, скромный, чистое золото, так что не всё потеряно. Ну, заболталась. Как приземлились, ты сама видела — впритирочку. В общем, объясни Бершанской…
— Доложу сегодня же на разборе полётов, не беспокойся. А ты не дури, напиши Игорю, укажи ему новый адрес. Пальцы шевелятся, значит, жилы на месте, а косточки срастутся.
— Подожду, что врачи скажут…
Моим новым штурманом стала Ася Пинчук, одна из новеньких, милая, расторопная девушка. На земле у нас близости не было, как говорится, не сошлись характерами, но в воздухе — никаких трений.
В ходе наступления, которое началось 12 января, наше командование осуществило две операции стратегического значения: Висло-Одерскую и Восточно-Прусскую. Дважды в день, утром и вечером, Евдокия Яковлевна Рачкевич рассказывала нам, как развиваются события.
17 января войска 1-го Белорусского фронта и 1-й армии Войска Польского освободили многострадальную Варшаву. Поляки ждали этого дня более пяти лет. А города по существу не было: немцы ещё осенью 1944 года превратили его в руины. В годы Второй мировой войны ни одна из столиц воюющих государств, включая Берлин, не была разрушена так, как Варшава.
Напомню вам, что самая ужасная, самая кровопролитная война в истории человечества началась на рассвете 1 августа 1939 года с вероломного нападения гитлеровской Германии на Польшу. Фашистское командование бросило в бой 57 дивизий — полтора миллиона солдат и офицеров, 2500 танков, 2000 самолётов. Польская армия оказалась не подготовленной к такому удару. Немцы быстро прорвали оборону и устремились в глубь страны, сжигая деревни и города, уничтожая население. Правительство Польши покинуло страну и обосновалось в Лондоне.
Когда наши войска, завершая операцию «Багратион», летом 1944 года вступили на территорию — Польши, в Варшаве по сигналу из Лондона, группа офицеров Армии Крайовой, подпольной бандитской организации, подняла восстание, к которому примкнули тысячи варшавян. Рассчитывая захватить в столице власть до прихода советских войск, бывшие правители Польши не согласовали сроков восстания с командованием 1-го Белорусского фронта, и это привело к страшной трагедии. Фашистское командование бросило против восставших крупные силы. Гитлер приказал стереть Варшаву с лица земли.
Советские войска и 1-я армия Войска Польского 14 сентября 1944 года освободили предместье Варшавы — Прагу, расположенную на правом берегу Вислы. Но преодолеть водную преграду с ходу не смогли.
Оказать помощь повстанцам сделали попытку англичане, но неудачно: грузы, предназначенные для варшавян, сброшенные с высоты 4500 метров с «летающих крепостей», попали в руки немцев.