Страница 57 из 63
Я тоже летала к артиллеристам без штурмана. Первый вылет прошёл благополучно. Приземлилась. Орудий не видно, но слышу — идёт бой. Пока выгружали снаряды, обошла площадку. Измерила шагами длину, ширину, пощупала землю руками, приглядела ориентиры. Думаю, второй раз приземляться будет проще. Но ошиблась. Подлетела — вся эта лощина накрыта плотным туманом. Вокруг тумана нет, а тут — как назло. Кружусь, думаю. Вернуться? У артиллеристов каждый снаряд на счету. Может быть, сейчас они отбивают танковую атаку. Орудия им оставить нельзя, будут сражаться до последнего. Снаряды, конечно, привезут, но вдруг будет поздно. Как бы на моём месте поступили другие — та же Парфёнова, Меклин, или Распопова, Себрова, Аронова, Чечнева… Лейла? Каждая из них попадала в подобные ситуации, даже в более сложные, и не однажды, но я не могла вспомнить случая, чтобы они спасовали. Значит…
Разобью самолёт, покалечусь, может быть, погибну, но спасу людей. Только бы снаряды не взорвались. А если взорвутся? Бессмысленная смерть. Кружиться, пока не кончится горючее, может быть, туман поредеет? Но снаряды нужны артиллеристам сейчас, иначе меня сюда не послали бы. Хорошо, что нет штурмана. Двум смертям не бывать. Проклятый туман.
Всё обошлось, приземлилась. Спасла кого-нибудь, не спасла, не знаю, но задание выполнила.
Валя в этот день со мной почти не разговаривала, как будто это я принимала решение лететь без штурмана.
Ночь девятьсот восемьдесят седьмая
Середина февраля 1945 года… Памятные ночи. Полк разместился в деревушке Слуп, утопающей в грязи. Внезапная оттепель стала для нас сущим бедствием! аэродром раскис, о полётах нечего было и думать.
— Пойду на разведку, — сказала Валя, натягивая кирзовые сапоги, — Тебя не приглашаю, знаю: бесполезно.
Я подошла к окну, побарабанила пальцами по стеклу. То ли снег, то ли дождь. Подумала: «Это надолго. А за Вислой идут бои». Написала длинное письмо маме, закончив его так:
«Аэродром не просохнет до мая. Как говорит мой штурман, умереть можно. Пришли цветных ниток, с полпуда, займусь вышиванием».
Написала, конечно, в шутку. Нитки у меня были, но какое вышивание, когда небо вдали полыхает огнём и вздрагивает земля. Войска уйдут на запад, а мы так а просидим в Слупе до конца войны, может быть, не успеем сделать ни одного боевого вылета. Мощные укрепления, наступающие войска и ни одного самолёта в небе, ни одного «По-2». Во всяком случае — это что-то неестественное, это лишние жертвы, лишние часы и минуты войны.
Вернулась Валя, весёлая, румяная, в чисто вымытых сапогах, села, не раздеваясь, на скамью, сказала укоризненно:
— Сидишь, как затворница, и ничего не знаешь.
«Ей хочется меня развеселить, — с грустью подумала я, — но это невозможно».
Я ошиблась, Валя меня развеселила.
— Докладываю в хронологическом порядке. Тут недалеко, в полукилометре, поместье. Двухэтажный домина. Заходим, видим накрытый стол: закуски всякие, графины и бутылки с вином, хрусталь, мягкие стулья, и — никого, тишина. Такое ощущение, что за столом сидят тени. Жуть.
— Озеро поблизости есть?
— Есть! — Валя рассмеялась. — На воде круги. И свежие следы на берегу.
— Типичный случай, — усмехнулась я.
— Да, пожалуй. Но сейчас ты ахнешь. Наш батальон строит танцплощадку! Скажи: ах.
— Ах! — я в самом деле оторопела. — Зачем?
— Как зачем? — Валя лукаво улыбнулась. — Танцевать будем. До упаду.
Я всё поняла, спросила радостно:
— Бершанская придумала?
— Кто же ещё. Суворов… чуть не сказала «в юбке». Будет площадка двести пятьдесят метров на тридцать. Заборы, сараи, изгороди — всё идёт в дело. Здорово?
Я быстренько оделась, и мы поспешили на аэродром. Строительство деревянного настила шло полным ходом. А мне ещё не верилось, что будем летать.
Не помню, какой экипаж взлетал первым, но как сейчас вижу: девушки дружно выкатывают «По-2» на влажный, грязный настил, вооруженцы несут на руках бомбы, техники с вёдрами в руках — обступили бензовоз, увязший в грязи…
Самолёт взлетел, как стрекоза, мы все облегчённо вздохнули. Вернулся он через час и благополучно, как пошутила Валя, припаркетился.
Бершанская невозмутимо выслушала рапорт.
— Штурман, это не сон? — спросила я.
— Нет, товарищ командир, скоро наша очередь…
И вот мы летим сквозь мокрый снег. Он залепил козырёк кабины, но я всё равно различаю впереди бледное зарево — это горит город Нойебург, расположенный на западном берегу Вислы. С севера и юга его штурмуют наши войска. А мы ударим с востока.
— Высота триста пятьдесят, — доложила Валя. — До цели десять минут.
Подниматься выше нет смысла, там тучи, будем бомбить с ходу, из-под нижней кромки.
Пересекли мрачную, чёрную Вислу. С трёх сторон к самолёту устремились голубые трассы — бьют крупнокалиберные пулемёты. Ничего не вижу, кроме этих голубых струй и приборов, ничего не слышу, но каждое попадание снаряда в тело «По-2» отдаётся в сердце. Хочется отвернуть в сторону, взмыть вверх, скрыться в спасительной тьме, но…. рано, рано, рано. Штурман ещё целится, как всегда, невыносимо долго. Если не выдержу, отверну, придётся всё начинать сначала, заходить на цель повторно. Так что самое лучшее — лететь прямо.
— Бросила!
Беру ручку на себя, и самолёт устремляется ввысь. В сырой, чёрной тьме мелькают голубые искры, словно идёт звёздный дождь, малокалиберные снаряды изредка пробивают фюзеляж, плоскости, но самое страшное позади.
— Можно снижаться, — сказала Валя. — Мы над Вислой, чуть влево.
В её голосе я уловила беспокойство — думает, как в такой буран будем садиться. Ничего, станцуем.
— Что вы ещё видели в поместье? Вино попробовали? — мне хочется развлечь штурмана, моя очередь.
— Нет, что ты, даже близко к столу не подошли. Видели коров. Недоенные, мычат. Так их жалко. Хозяева удрали прямо из-за стола, похоже, до последнего момента на что-то надеялись.
На посадку заходим при боковом ветре. Вспоминаю, руки холодеют… Всё обошлось. В эту ночь мы сделали шесть вылетов. А днём Нойебург был взят. Всего с деревянного настила в Слупе полк совершил более пятисот вылетов, и — ни одного ЧП. И в других местах делали настилы — пошире, подлиннее. Глядя на нас, и мужские полки стали строить «танцплощадки».
23-го февраля 1945 года, в день 27-й годовщины Красной Армии, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза девяти лётчицам и штурманам нашего полка: Ирине Себровой, Наталье Меклин, Евгении Жигуленко, Екатерине Рябовой, Руфине Гашевой, Надежде Поповой, Татьяне Макаровой, Вере Велик и Ольге Санфировой. Последним троим — посмертно.
Мы поздравляли подруг, а они ещё не верили своему счастью. В наших рядах стало четырнадцать Героев Советского Союза. Обо всех я рассказывала и ещё расскажу. Пожалуй, мало внимания уделила командиру эскадрильи Наде Поповой, это моё упущение. Мы не были особенно близки с ней, всё-таки другая эскадрилья, но я всегда восхищалась этой милой, голубоглазой, скромной девушкой… Дочь паровозного машиниста, она родилась и выросла в Донбассе. В пятом классе писала сочинение на тему «Моя мечта» — о первой незабываемой встрече с самолётом, о твёрдом решении: «Буду летать!» За сочинение получила пятёрку и стала отличной лётчицей, настоящим асом. До войны окончила аэроклуб, но в лётную школу её не хотели принимать из-за возраста. Надя возмутилась и в тот же день написала два письма — Полине Осипенко и Марине Расковой. Они, видимо, почувствовали родственную душу, помогли ей. Окончив Херсонскую лётную школу, девушка стала работать лётчиком-инструктором в аэроклубе города Сталино. Успела подготовить одну группу, четырнадцать лётчиков. Почти все они сдали экзамены на «отлично». Началась война. Конечно, одной из первых Надя прилетела в Энгельс. Марина Раскова её не забыла.
Помню, как в одну из «слупских» ночей самолёт Поповой попал под сильный обстрел, с трудом вырвался из хищных лап нескольких прожекторов, но вместо, того, чтобы лететь на аэродром, развернулся и ринулся в атаку на зенитную установку, которая уже перенесла огонь на мой «По-2». Я сразу почувствовала: дело плохо, очередь прошила фюзеляж. С сожалением подумала: «У них же нет бомб». Про пулемёт почему-то забыла. А Надя, только что испытавшая на себе жестокий обстрел, видимо, испугалась, что этот снайпер нас собьёт. Прошла на бреющем над огневой точкой и длинной очередью заткнула пулемёту глотку.