Страница 52 из 63
У Юрика Нечаева фашисты на глазах убили отца и восьмидесятитрехлетнюю больную бабушку, а мать Зинаиду Сергеевну и сестру Нину угнали в Германию. У Володи Китаева они тоже расстреляли мать. Мать Алеши Пимонова, работницу поселкового совета, гитлеровцы публично повесили; мать Лиды Кузовковой — Матрену Дмитриевну — заживо сожгли в доме. За колючей проволокой оказались мать и брат Коли Курлапова, родственники Валентина Курлапова...
Можно ли было таких ребят оставлять на произвол судьбы? Не имея никакого жизненного опыта, но располагая оружием, они без наставника могли легко погибнуть.
Майор Шестаков и командиры подразделений, в которых находились подростки, старались всячески оберегать их. Но война есть война. Мальчишки переносили вместе с нами все тяготы и лишения, нередко участвовали в боях и наравне со взрослыми получали ордена и медали. Особенно хочется отметить Дмитрия Ипатова, Николая Шершнева, Василия Горохова, Сергея Ремизова, Петра Сапачева, Николая Шевлюгова и других юношей. Они храбро [213] сражались в рядах «Славного». Однако чаще всего нам приходилось сдерживать подростков.
Как-то незаметно в «Славном» создалась «девичья команда». Начало ее организации положил командир, хотя сам он больше всех противился появлению женщин в отряде, потому что считал, что война совсем «не бабье дело».
До перехода линии фронта в «Славном» была единственная девушка — военфельдшер Мария Петрушина. Физически крепкая и энергичная, она хорошо показала себя уже в битве под Москвой и была награждена медалью. Вскоре начальник разведотдела 16-й армии полковник Вавилов прислал нам разведчицу — комсомолку Евдокию Зайцеву. Она уже дважды ходила за линию фронта с различными заданиями. В третий раз Дуся оказалась на оккупированной территории вместе с нами. Собрав нужные сведения, она хотела уже возвращаться обратно, но внезапно заболела. Командир приказал передать донесение по радио, а разведчицу оставил в подчинении В. В. Рыкина.
Подполковник В. В. Рыкин уже имел девушек в своем незримом штате. В столовой Олсуфьевского аэродрома с показной старательностью убирала столы и мыла посуду Зина Маркина. Тайком она пересчитывала немецких летчиков, а когда удавалось, и самолеты. В другом поселке на гарнизонной кухне работала Людмила Соловьева. Помогая официанткам, она ловила обрывки разговоров между немецкими офицерами-радиотехниками. Не раз уже по заданию Рыкина ходили в Брянск, Рославль и другие крупные города учительница ивотской начальной школы Лидия Кузовкова, ее подруги Аня Польгуева и Катя Снежкова...
Однажды, собрав данные о количестве прилетевших на аэродром новых самолетов, Зина «заболела» и на недельку попросилась домой. Девушку отпустили. В деревне Липовка она зашла в избу обогреться и увидела за столом немецкого унтера и полицая. Оба были пьяны и не обратили на нее внимания. Разведчица схватила стоявший возле печки карабин и громко крикнула:
— Хенде хох, гады!
Немец встал первым, Зина повела их в сторону леса, хотя у самой у нее от страха подкашивались ноги. Полицейский попытался бежать, но разведчица тут же пристрелила [214] его. Перепуганный унтер-офицер еще выше задрал руки:
— Не надо капут! — взмолился он. — Я есть переводчик... Могу все говорить!
...Унтера самолетом отправили на Большую землю. А Зину Маркину командир по просьбе Рыкина оставил в отряде. Теперь ей уже нельзя было возвращаться в Олсуфьево.
Когда «Славный» по приказу Центра уходил за Десну, пришлось забрать и ивотских разведчиц. Фашисты начинали прочесывание Дятьковского района, и оставлять девушек было опасно.
Потом в отряде появилась тоненькая, как лозинка, шестнадцатилетняя красавица Ася Васильева. Перед самой войной она приехала из Москвы в Бобруйск на каникулы к бабушке. Потянулись черные дни оккупации. Во время очередной облавы Ася угодила в лапы фашистов, и ее вместе с группой молодежи должны были отправить на каторгу в Германию. Однако девушке повезло: она бежала и решила разыскать своего дядю-партизана. После многодневных скитаний по лесу и деревням она случайно встретилась с группой наших разведчиков, среди которых находилась Маркина. Зина и привела Асю в отряд.
В коротеньком платьице и стоптанных туфельках Ася выглядела ребенком. Но она сразу преображалась, становилась мужественной и даже казалась выше ростом, когда читала стихи о войне или пела партизанскую песню «Залился песней голосистой наш друг максимка-пулемет».
Лизу Козлову нашли в лесу Ипатов, Тидеман и Нечаев, возвращавшиеся из разведки. Она сидела под деревом совершенно обессилевшая, с распухшими и разбитыми в кровь ногами. Когда бойцы подошли к ней, чтобы помочь, Лиза в ужасе закричала:
— Не приближайтесь! Лучше сразу стреляйте!
Только тут ребята поняли, в чем дело: Нечаев и Тидеман были в немецкой форме, с немецкими автоматами.
— Да ты не бойся, мы — партизаны, — сказал Володя Тидеман. — Правда, дедушка мой действительно был немцем.
— Ненавижу немцев! — заплакала Лиза. — Двести шестьдесят дней мы жили в гетто, в Хотимске.
Лиза рассказала, что всех обитателей еврейского гетто согнали к противотанковому рву за городом. От родителей [215] стали отнимать детей, со взрослых срывать одежду. Затрещали пулеметные очереди. Лизе удалось убежать в лес, ее родители и сестра, приехавшая с маленькими детьми на лето к матери, навсегда остались во рву.
Разные судьбы и разные дороги приводили девушек в наш отряд. Уже опытными партизанками были в «Славном» Паша Лемтюгова и Юля Холопова. Не желая работать на оккупантов, ушли к народным мстителям медицинские сестры Нина Щелокова и Татьяна Васильева. Спасаясь от угона в Германию, бежали в лес Шура и Нина Волтовы. Чтобы избежать провала, пришлось уйти из-под Могилева нашим связным Марии и Татьяне Кусковым. Боевые подразделения пополнили Вера Кокошкина и Настя Карнаушенко, Женя Королева и Ольга Дыля. В санитарной части работали Ольга Шандыба и внимательная, заботливая няня Матрена Григорьевна Устьянцева.
Очень разными были наши девушки. Нежными и мечтательными в минуты затишья: сплетали из полевых цветов венки, гадали на лепестках ромашек, пели песни. В бою они становились смелыми и волевыми воинами, неустрашимыми народными мстителями.
«Славному» предстояло проделать немалый путь, чтобы, выполняя приказ Центра, выйти в район Могилева. В ночь на 10 мая 1943 года отряд с боем пересек железную дорогу Унеча — Кричев и углубился в лес. Через несколько дней он остановился возле Гуты Осиновской, близ Сожа.
Шли мы медленно. Шестаков и Рыкин действовали осмотрительно. Снова выслали вперед усиленную разведку и головной отряд. Впереди на многие километры простиралась открытая местность, а в населенных пунктах, расположенных поблизости от шоссе и железной дороги между Могилевом, Гомелем и Жлобиным, размещались части 221-й охранной дивизии. Люди В. В. Рыкина сообщали, что в последнее время заметно активизировались вражеская контрразведка, полевая жандармерия и полиция.
Бойцы томились, ожидая, когда отряд двинется дальше. Они осаждали командиров подразделений, групп просьбами отправить их на задание. Об этом докладывали, в частности, старшие лейтенанты Григорий Головин и Василий Романьков, лейтенант Иван Егорычев, старший сержант [216] Кондратий Мадей, который теперь командовал комсомольско-молодежной ротой.
Майор Шестаков внимательно выслушивал их, а когда они уходили, в штабе начинался оживленный разговор на эту тему. Теперь мне приходилось тоже в нем участвовать. И не только как начальнику медицинской службы, но и как заместителю комиссара: тяжело заболевшего майора В. С. Пегова пришлось в сопровождении небольшой группы бойцов отправить обратно в клетнянский лес.
Василий Васильевич Рыкин считал, что, пока мы не достигнем заданного района, надо прекратить всякую боевую деятельность, чтобы не привлекать внимания противника. Вести только разведку. Я был согласен с ним, но выдвигал иные доводы. Если мы на марше будем вступать в бои, у нас непременно появятся раненые, которые скуют маневренность отряда, замедлят его продвижение.