Страница 43 из 68
Пройдет не так много лет, и болью и обидой будут отзываться в наших сердцах слова нынешних краснобаев и просто безответсвенных болтунов: «А мы вас в Афганистан не посылали…»
Отечество, будь то злонамеренно разваленный Советский Союз, или нынешняя наша Россия, в неоплатном долгу перед своими погибшими сыновьями, перед их родителями, женами, детьми.
Три погибших друга — это много или мало?
Я до сих пор уверен, что и один погибший — это чудовищно много.
Но в кровавом аду Афганистана эти потери оказались меньше потерь предыдущего отряда «Кас-кад-2».
Обстановка в Афганистане накалялась с каждым днем.
Участие в войсковых операцих отдельных наших частей, особенно в провинциях, бои, засады стали каждодневными буднями «Каскада».
Перед нами стояла нелегкая задача — обеспечить армейское командование точными сведениями о готовящихся диверсиях и терактах, обнаруживать базы душманов, склады оружия и боеприпасов, отслеживать пути доставки оружия и снаряжения из Пакистана.
Я установил прочные деловые связи с нашим высшим военным руководством — маршалом Советского Союза С. Л. Соколовым, генералом армии, а позднее с маршалом С. Ф. Ахромеевым, командующим 40-й Армией, начальником штаба армии и другими советскими офицерами.
Каждый день, без выходных, ровно к 7.00 утра я прибывал в резиденцию Соколова на планирование предстоящих операций. Проводил эти заседания Сергей Федорович Ахромеев.
Уже немолодой офицер, среднего роста, сухощавый, всегда энергичный и подтянутый, он вызывал огромное чувство уважения.
Благодаря его воле и целеустремленности, огромному опыту на этих коротких блиц-совещаниях быстро решались все оперативные вопросы на текущий день.
Я восхищался четкостью и остротой мышления маршала Ахромеева, его умением быстро схватывать информацию и оценивать сложившуюся ситуацию. Каждое свое решение он выносил на обсуждение и, посовещавшись, выносил окончательное заключение.
Обстановка на совещаниях складывалась сугубо деловая.
Если кто-то докладывал, не вполне владея материалом, то его жестко прерывали, и вопрос снимался с обсуждения.
Это считалось серьезным проколом.
Так что я очень тщательно и скурпулезно готовился к каждому такому совещанию.
Я все расписывал по пунктам — результаты повседневной деятельности отряда и каждого разведчика отдельно, дислокация и рекогносцировка по Афганистану, информация по противнику.
Каждый разведчик отряда должен был работать с агентом или агентами из афганцев для изучения обстановки в стране, получения точной и достоверной информации по бандам душманов, их вооружении, передвижениям, складам оружия и снаряжения.
Необходимо было быть также в курсе их намерений и планов.
Мы использовали переданную нам предшественниками агентуру, искали и находили новые надежные источники информации, имеющие доступ к бандитам.
В этом нам, конечно, помогали афганские коллеги из местных спецслужб.
Мы обучали их методам нашей работы и совместными усилиями продвигались вперед.
Нам приходилось вступать в прямые контакты с главарями некоторых банд, особенно с теми, которые еще не успели сильно запятнать себя кровью своих соотечественников.
Склоняли их к сотрудничетсву с «Каскадом», направляли их на борьбу с наиболее жестокими и непримиримыми бандами.
В такой работе часто приходится идти на риск, иначе не достигнешь желаемых результатов.
Но какова допустимая степень риска и что значит «оправданный риск»?
Рисковать, по моему разумению, следует так, чтобы не лишиться головы и здоровья, и в то же время добиться ощутимых результатов.
Основным критерием работы «Каскада» была достоверность, точность добытой информации, своевременность ее получения, конкретность содержащихся в ней сведений.
И это требовало от разведчиков «Каскада» огромных усилий.
Но это — наша работа.
И мы делали ее как надо.
Так что мне приходилось суммировать результаты трудов всего «Каскада», всех его команд и подразделений, прежде чем являться на «совет старейшин», возглавляемый Ахромеевым.
На первых совещаниях, в первый месяц моей службы в Афганистане, маршал Ахромеев настороженно воспринимал нашу информацию. Он не забывал спросить, перепроверяли ли мы те или иные данные, надежны ли наши источники.
Он часто повторял: «Мы не можем позволить себе наносить удары в тех местах, где могут пострадать невинные люди — мирные афганские жители».
А еще он постоянно задавал нам один и тот же риторический вопрос: «А вы представляете себе, сколько стоит весь тот груз, который по вашей информации будет переброшен в указанную точку? Вы знаете, сколько пришлось трудиться нашему рабочему, чтобы изготовить эти изделия, и сколько изъято денег из карманов наших граждан на оплату всех наших операций?»
Только однажды, во время одного из самых первых своих докладов, я позволил себе довольно дерзко возразить высокому военному начальнику.
В ответ на тираду Ахромеева я разразился своей.
Причем обратился к старшему по званию офицеру не по уставу, а по флотской традиции, существующей еще со времен создания флота российского, то есть по имени и отчеству.
В дальнейшем я себе такого не позволял.
Я заявил: «А вы, Сергей Федорович, представляете, с каким трудом, рискуя жизнью, наши офицеры-разведчики добывают эту информацию, анализируют, перепроверяют и только убедившись в ее подлинности, докладывают ее Вам?»
Наступила тягостная пауза.
Никто не позволял себе переговариваться между собой во время выступления Ахромеева, поэтому мои слова прозвучали как-то неестественно громко и вызывающе.
Сергей Федорович молчал несколько секунд и как-то странно смотрел на меня.
Его шокировало, скорее всего, не то, что я сказал, а именно то, как я обратился к нему — по имени и отчеству.
В зале наступила гробовая тишина, я даже слышал, как тикают мои часы на руке.
«Вот сейчас всыплют тебе по первое число за панибратство, тоже мне, моряк нашелся», — подумал я.
Сергей Федорович, видимо вспомнив, что по званию я являюсь морским офицером, а он отличался цепкой памятью, ответил: «Товарищ капитан первого ранга, я хорошо себе представляю труд разведчика и не нуждаюсь в ваших напоминаниях о тех трудностях, с которыми приходится сталкиваться вашим людям при сборе информации в военное время. Но со своей стороны считаю своим долгом напомнить офицерам, а это касается не только вас, но и других присутствующих, что война — жестокое дело, но мирное население надо жалеть, оберегать его и помнить, что война — очень дорогое мероприятие с материальной точки зрения».
После этого он перешел к обсуждению следующего вопроса.
Для меня, к счастью, этот случай закончился благополучно, без последствий, и даже, как мне показалось, Ахромеев стал воспринимать меня более благожелательно. Мне неоднократно приходилось летать с ним по провинциям Афганистана для решения различных проблем.
Использовался самолет маршала Соколова, в котором было два салона — общий и специальный, на пять мест.
Обычно после взлета адъютант приглашал к Ахромееву в салон на беседу кого-нибудь из сопровождающих.
Приглашали туда и меня.
Должен заметить, что после службы на флоте и учебы в академии я никогда не надевал военной формы. И в Афганистане я всегда носил гражданский костюм, поэтому окружающие меня армейские офицеры не знали, кто я по званию.
И вот через несколько дней после того злополучного для меня совещания мы вновь полетели, на этот раз на север, в Мазари-Шариф.
Сразу после взлета адъютант Ахромеева вышел в общий салон и объявил: «Вадим Николаевич, вас просит к себе в салон генерал армии».
Присутствующие в салоне генералы и офицеры с удивлением уставились на меня. Все, видимо, гадали, что это за гусь такой.
Пройдя в салон к генералу, я по уставу доложил ему, что прибыл по его указанию. Сергей Федорович принял меня тепло, мы обсудили проблемы, которые надо было решать в Мазари-Шарифе, а затем генерал оставил меня в своем салоне до конца полета. Он предложил мне кофе и намекнул, что можно кое-чем его подсластить, отметив при этом, что сам он из-за болезни этого избегает. Я по скромности и из солидарности отказался от угощения.