Страница 7 из 18
— Жив, здоров и бьет фашистов.
— Тише! Тише! — Изволин подошел к двери и потянул на себя ручку. — У нас тише надо говорить — соседи не того… — Он сделал рукой какой-то неопределенный жест.
— Денис! — с укором в голосе сказала Пелагея Стратоновна. — Да ты раздень, усади человека…
— Пелагея Стратоновна… Знакомьтесь, — торопливо проговорил Изволин, стягивая с плеч Ожогина пальто.
Никита Родионович поклонился и пожал руку Пелагее Стратоновне.
— Садитесь… садитесь… — суетился Денис Макарович. — Есть хотите?
— Нет, спасибо, сыт, — ответил Никита Родионович, с интересом наблюдая за хозяином, которого так всполошил его приход.
— Когда от Иннокентия Степановича?
— Пятнадцатого сентября.
…Изволин слушал рассказ Ожогина о боевой жизни Кривовяза и его партизан, и перед ним вставал Иннокентий Степанович таким, каким он видел его в последний раз в тревожную июньскую ночь. Обняв на прощанье друга, Кривовяз сказал тогда: «Не падай духом, старина. Поборемся с фашистами. Я там, в лесу, ты — тут. Еще посмотрим, кто кого! Придет наш день — встретимся. Пусть Полюшка тогда такие же вареники сготовит. Покушаем и вспомним боевые дни».
Ожогин подробно объяснил, с каким заданием появились он и его друг Грязнов у Юргенса. Рассказал все без утайки, как и рекомендовал сделать Кривовяз.
…Началось все с того, что партизаны Кривовяза одиннадцатого сентября наткнулись на двух людей, направляющихся в город. Их допросили, и оказалось, что они имеют письмо к некоему Юргенсу. В письме было сказано следующее:
«…Более надежных людей (назовут они себя сами) у меня сейчас нет. Оба знают немецкий язык, имеют родственников в далеком тылу и готовы служить фюреру. Здесь их никто не знает, они не местные, а теперь о них совсем забудут. Ваш Брехер».
Иначе говоря, два брата-предателя Зюкины шли в услужение к немцам, и их характеризовали как надежных людей. Партизаны решили использовать этот случай и послать к немцам Ожогина и Грязнова.
Денису Макаровичу понравился план Кривовяза.
— Но положение ваше опасное, — предостерег он Никиту Родионовича. — Тут надо иметь и выдержку и смекалку, день и ночь прислушиваться и обдумывать, что к чему…
Спускались сумерки.
— Кстати, — вспомнил Ожогин, — как же быть с аккордеоном? Ведь он нам и в самом деле нужен.
Денис Макарович лукаво подмигнул и вышел в другую комнату.
Ожогин подошел к окну. Его взгляд остановился на двух людях, стоявших у ступенек дома. Один был горбатый, маленького роста, другой — упитанный, рослый.
— Что это за люди? — спросил Ожогин.
— Где? — отозвался Изволин из другой комнаты.
— Около вашего дома.
Осторожно приблизившись к стеклу, Изволин поглядел на улицу:
— Плохие люди… Горбун — агент гестапо, а второй — мой сосед, тоже предатель. Приятели. На их совести много замученных советских людей.
Горбун и сосед Изволина поднялись на крыльцо. Когда их шаги стихли в коридоре, Денис Макарович раскрыл принесенный футляр и вынул аккордеон.
— Вот вам и музыка! — сказал он рассмеявшись, — Нас на мякине не проведешь.
Никита Родионович увидел красивый, белый с черными клавишами, инструмент.
— Фирма «Гонер», размер три четверти, — продолжал Денис Макарович. — И басы не западают, совершенно новенький. Его привез мне сын из Риги в сороковом году.
— У вас есть сын?
— Тсс… — Денис Макарович приложил палец к губам и, оглянувшись, добавил: — Есть, есть… Расскажу как-нибудь и о нем. Не всё сразу.
Ожогин не настаивал. Отстегнув ремешок, он стал осматривать аккордеон. В этот момент дверь открылась и в комнату вошел сосед, которого Никита Родионович только что видел в окно в компании горбуна.
— У вас гость, оказывается? — произнес он и развел руками.
— Да, покупатель.
Никита Родионович вложил аккордеон в футляр, встал и подал вошедшему руку.
— Тряскин, — отрекомендовался тот.
— Ожогин.
Рука у Тряскина была горячей и липкой.
— Я за табачком, Денис Макарович, — потирая руки, заговорил он. — Одолжите немного. Гость пожаловал, а у меня весь вышел.
Никита Родионович вынул портсигар, наполненный сигаретами, открыл его и подал Тряскину:
— Прошу.
— Батюшки мои! — воскликнул Тряскин. — Настоящие сигареты… Мне даже неудобно.
— Берите, берите, у меня есть еще. И знаем, где взять.
— Смотрите! — растянув красное лицо в улыбку, удивился Тряскин. — Премного благодарен… Приятное знакомство! — Он захватил с десяток сигарет. — Надеюсь, еще увидимся… Спасибо.
Неуклюже повернувшись, Тряскин вышел.
— Пройдемте в ту комнату, — предложил Изволин, — поторгуемся за аккордеон.
Вошла Пелагея Стратоновна.
— Темно уже, — проговорила она. — Окна завесить, что ли?
— Завесь, завесь, — согласился Изволин. — Придется при коптилке посидеть, в наш район света не дают.
Пелагея Стратоновна принесла коптилку, сделанную из консервной банки, и зажгла фитилек. Коптилка светила тускло, неприветливо: комната сразу потеряла свой уют.
Денис Макарович заговорил о своем соседе — Карпе Тряскине. Он рассказал, что коридор разделяет их дом на две одинаковые двухкомнатные квартиры. Тряскин занимает вторую половину. Он столяр-краснодеревец. До прихода немцев квартиру занимала жена райвоенкома из того же района, где до войны работал и жил Тряскин. Райвоенком ушел в партизаны, а жену с дочерью оставил здесь. Тряскин, появившись в городе, пронюхал об этом, донес, и в декабре сорок первого года мать и дочь арестовали. Управа передала квартиру Тряскину. У Тряскина есть жена и дочь — переводчица гестапо.
— Опасное соседство… — покачал головой Ожогин.
— Нисколько!
Ожогин удивленно поднял брови.
Денис Макарович еще раз подтвердил, что соседство нисколько не опасное. После того как Тряскин вселился в квартиру, совершенно прекратились визиты немцев и полицейских и Изволин стал жить спокойно. До знакомства с Тряскиным он ходил на регистрацию в комендатуру еженедельно, а теперь ходит раз в месяц. Тряскин ни в чем Изволина не подозревает.
Вот друг Тряскина — горбун — более опасен. Он давно живет в городе, примечает каждого нового человека, наблюдает за ним, а результаты сообщает в гестапо. Он предал уже нескольких человек.
— Да, кстати, вам не казалось, что за вашим домом кто-нибудь наблюдает? — спросил вдруг Денис Макарович.
Ожогин не обратил внимания на тон, каким задан был этот вопрос, и не подметил лукавых огоньков в прищуренных глазах Дениса Макаровича.
— Разве уже наблюдают? — в свою очередь, спросил Никита Родионович, считая слежку, организованную Юргенсом, вполне естественной и закономерной.
Денис Макарович рассмеялся и положил руку на плечо гостя.
— Смотря кого вы имеете в виду, — сказал он. — Если немцев, то не знаю; а если наших — то наблюдали, а теперь уже не будем. Дом, где вас поселили, — продолжал Денис Макарович, — нам хорошо известен. Мы знаем, что немецкая военная разведка использует его под конспиративную квартиру. В нем со времени оккупации города по два, по три месяца, иногда и больше жили разные лица, а мы за ними поглядывали. Когда вас вселили, мне доложили, что появились новые квартиранты. Ясно?
…За беседой просидели часа полтора. Когда Ожогин вышел из дома, на улице было уже темно. Луч поискового прожектора прочертил по небу огненную полосу, осветил на мгновение улицу и погас. Никита Родионович повесил через плечо аккордеон и зашагал по затемненному городу.
6
Вечер складывался, как обычно. Приближалось время занятий: путешествие по грязи сначала на квартиру Кибица, а затем Зорга. Никита Родионович уже собрал разложенные на столе детали радиоприемника и хотел одеваться, как неожиданно услышал за окном торопливые шаги. Шаги замерли у крыльца, и через минуту раздался сильный стук. Кто-то немилосердно бил кулаком в дверь.
Друзья переглянулись. В такой поздний час, когда город уже спал, появление гостей было неожиданным. Да и никто к ним, кроме Игорька, еще ни разу не заходил.