Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 18



Никита Родионович и Изволин составили план действий и решили установить слежку за домом Юргенса.

10

Морозное утро висело над городом. Снег не падал, но в воздухе блестели, переливаясь в лучах негреющего солнца, мириады серебристых звездочек.

Ожогин шел по усыпанному снегом тротуару, не теряя из виду Игорька. Мальчик шагал быстро и уверенно, не оглядываясь, не останавливаясь. Он вывел Никиту Родионовича на окраину города. Здесь уже не было тротуаров, мостовая с протоптанными пешеходами тропинками вела на выгон. Вдали чернели контуры соснового бора. Небольшие деревянные дома с палисадниками, обнесенные заборами, стояли поодаль друг от друга.

Большинство деревьев было вырублено на топливо. Из-за заборов сиротливо выглядывал молодняк.

Игорек остановился возле небольшого, выходившего тремя окнами на улицу домика, присел на лавку у ворот и поднял края своей ушанки. Это был условный сигнал. Ожогин замедлил шаг. Игорек встал с лавки, прошел несколько домов и повернул навстречу Никите Родионовичу — он проверял, нет ли за Ожогиным «хвоста». Убедившись, что улица пуста, Игорек юркнул во двор. Его примеру последовал Никита Родионович.

Во дворе их встретил звонким лаем небольшой лохматый пес. Он рвался с привязи и бросался к калитке.

На лай из дома вышел высокий, худой мужчина. Судя по описанию Изволина, это был Игнат Нестерович Тризна. Он был в поношенном шерстяном свитере и спортивных брюках, заправленных в сапоги. Большие глаза его горели каким-то внутренним жаром.

— Верный! На место! — крикнул Тризна и, схватившись рукой за грудь, закашлялся. (Пес послушно завилял кудлатым хвостом и полез в деревянную будку.) — Проходите в дом, а то он не успокоится.

Дом состоял из двух комнат и передней. Внутри было чисто, уютно.

Тризна усадил гостей в первой комнате и заговорил. У него был приятный, грудной голос.

— Товарищ Ожогин?

— Да.

— Говорил мне о вас Денис Макарович… — Тризна посмотрел на Ожогина долгим, внимательным взглядом. — Обещали передатчик наладить?

— Попытаюсь.

— Что ж, раз знание в этом деле есть, наладите. Мы с пекарней тоже попытались — и получилось…

Игнат Нестерович рассказал, что пекарня уже начала работать и выпекает раз в сутки хлеб по нарядам городской управы. Тризна в ней на правах главного пекаря и заведующего. Помогают ему два человека.

— Подкоп под одной комнатой? — поинтересовался Никита Родионович.

— Под тремя. Я там везде норы сделал. И слышно все слово в слово. Правда, пол старый, скрипит сильно, когда ходят.

Снова начался приступ мучительного кашля. Лицо Игната Нестеровича исказилось, потемнело. Он придерживал рукой грудь, как бы пытаясь облегчить боль.

«Тает парень на глазах», — говорил о Тризне Денис Макарович. Сейчас, наблюдая за Тризной, Ожогин понял страшный смысл этих слов.

Наконец кашель стих. Тризна тяжело вздохнул и покачал головой.

— Вы слышали что-нибудь о гестаповце Родэ? — неожиданно спросил он Ожогина.

— Да, кое-что слышал.

— Родэ — бешеная собака, — мрачно продолжал Тризна. — Никто из подпольщиков не вышел живым из его рук. На допросах он жестоко истязает свои жертвы, глумится над ними. Он задушил собственными руками дочь патриота-большевика Клокова, отказавшуюся открыть местонахождение отца. От его рук погибли верные сыны Родины: Ребров, Мамулов, Клецко, Захарьян. Кто попадал к Родэ, тот уже не выходил на свободу. Подполье решило с ним покончить и нуждается в вашей помощи.

— Какую же помощь могу вам оказать я? — удивленно спросил Никита Родионович.

— Мне известно, что вы познакомились с Тряскиной, а она работает у Родэ переводчицей.

Игнат Нестерович посмотрел на сидящего тут же Игорька.

— Пойди-ка, хлопчик, к тете Жене и Вовке. Они там скучают без тебя, — попросил он мальчика.

Тот положил книжку на подоконник и направился во вторую комнату.

Игнат Нестерович прикрыл за Игорьком дверь и, откашлявшись в кулак, вновь сел против Никиты Родионовича.

— Надо использовать ваше знакомство, — продолжил он свою мысль.



— Каким образом?

— Тряскина Родэ ненавидит: он издевается над ней, всячески ее унижает. — Тризна встал и прошелся по комнате. — Вам, товарищ Ожогин, надо через Тряскину разузнать, какие дома в городе посещает Родэ, где он ночует, узнать расположение комнат в его квартире… Это просьба подполья.

Никита Родионович в знак согласия кивнул головой.

— Ну вот и договорились… Теперь я сведу вас на радиостанцию.

Игнат Нестерович позвал из второй комнаты жену и познакомил ее с Никитой Родионовичем. У Евгении Демьяновны было бледное, болезненное лицо, продолговатые глаза, губы с поднятыми уголками, мягкий овал лица.

— Мы пойдем, Женя, — коротко сказал Игнат Нестерович, — а ты с ребятами посмотри за улицей.

Видимо, уже не раз приходилось Евгении Демьяновне выполнять обязанности дозорного. Не задавая никаких вопросов, она кивнула головой, оделась и вместе с сыном — мальчиком лет пяти — и Игорьком вышла из дому.

— Мучается со мной, бедняга! — с глубокой грустью сказал Тризна, глядя вслед ушедшей жене, и начал свертывать цыгарку из махорки.

— Зачем вы курите?

— Какая разница! — Игнат Нестерович безнадежно махнул рукой.

В комнату вернулся Игорек и сообщил, что на улице никого не видно.

Игнат Нестерович повел Ожогина во двор, огороженный с одной стороны кирпичной, а с другой — деревянной стеной. В глубине двора стоял большой, позеленевший от времени и покрывшийся мохом рубленый сарай с лестницей, ведущей на сеновал.

Тризна подошел к собачьей будке. Увидев постороннего, пес зло зарычал.

— Свой, Верный, свой, — успокоил пса Игнат Нестерович и отодвинул в сторону будку.

Под ней оказалось деревянное творило, замаскированное сеном.

— Когда-то погреб был, а теперь мы его для других целей приспособили, — пояснил Игнат Нестерович и поднял творило. — Лезьте, а я подержу.

Деревянная лесенка в восемь-десять ступенек круто повела вниз. Ожогин сделал несколько шагов и остановился перед деревянной стеной. Оказалось, что это дверь, ведущая непосредственно в погреб.

Игнат Нестерович открыл ее, и Ожогин увидел освещенного двумя коптилками человека. Он сидел в углу погреба за небольшим столом и слушал радио.

— Знакомьтесь: Леонид Изволин.

Бросив взгляд на вошедших, молодой человек поправил наушники, продолжая что-то записывать на листке бумаги.

— Сейчас новости узнаем, — сказал Тризна и пододвинул Никите Родионовичу пустой ящик.

Ожогин сел, осмотрелся. В погребе было тепло. Позади стола, вплотную к задней стене, стоял широкий дощатый топчан с матрацем и подушкой. Топчан был велик, и Никита Родионович подумал, что сколотили его, видимо, здесь — пронести топчан через творило было невозможно.

В стенах виднелись глубокие квадратные ниши, а в них — прессованный тол, аммонал, капсюли, детонаторы, мотки запального шнура, ручные гранаты, зажигательные шарики. На деревянном колышке, вбитом в стену, висели два дробовых ружья, русская полуавтоматическая винтовка и немецкий автомат.

— Наша святая святых, — сказал Игнат Нестерович и сдержал просившийся наружу кашель.

— А не опасно? — спросил Ожогин, кивнув в сторону ниш.

Игнат Нестерович пожал плечами. Конечно, опасно, соседство не особенно приятное, но ничего другого не придумаешь, приходится мириться.

Леонид Изволин сбросил наушники и, подойдя к Никите Родионовичу, протянул руку:

— Здравствуйте! Давно вас поджидаю.

Леонид, как и отец, был, видимо, спокоен по характеру, нетороплив в движениях и чуточку близорук. Леонид попросил Ожогина посмотреть рацию. Сколько времени он бьется над ней, а ничего не получается.

Марка рации была знакома Никите Родионовичу. Он вынул лампы, детали, разложил их на столе и принялся осматривать аппаратуру.

— Вы тут безвыходно? — спросил Никита Родионович. Леонид развел руками: