Страница 11 из 16
— Я никогда не видел фюрера, — сказал Браун извиняющимся тоном.
— Мне очень жаль тебя, Северин. Но, я надеюсь, ты скоро увидишь его. Вот если бы тебя назначили в его личную охрану!
— Я бы отдал за это мою правую руку.
— Ну, ты сможешь потерять много больше, — засмеялся Фриц. — Если кто-нибудь стреляет или бросает бомбу, охранник погибает первым. Ведь слишком близко к фюреру не подпускают никого.
— А эти фильмы, которые показываются всюду, где мы видим его окруженным женщинами и детьми?
— О, это! — Фриц улыбнулся во весь рот. — Это все, конечно, только для пропаганды. Во-первых, сначала охрана обыскивает женщин. Обыскивают вообще всех, кто снимается вместе с фюрером. А из киносъемщиков к фюреру разрешают приближаться с камерой только одному человеку.
— Кто это?
— Генрих Гоффман, — ответил Фриц. — Возможно, ты встретишь его когда-нибудь. Очень мало людей знают о том, что он ближайший друг фюрера, единственный человек, которому тот вполне доверяет.
— Фриц! ты знаешь все! — с восхищением воскликнул Браун.
Чернорубашечник наклонился вперед своей огромной фигурой и таинственно зашептал:
— Я знал Гоффмана, когда он был всего-навсего фотографом мюнхенской газеты. Он был дружен с фюрером еще до путча. Теперь он очень богат благодаря тем сотням тысяч фильмов, на которые он заснял фюрера.
Северин Браун прошелся по комнате и вытащил трубку из внутреннего кармана своей темной тужурки.
— Фриц! тебе следовало бы быть в личной охране фюрера! — сказал он.
Белокурые брови Фрица резко взметнулись вверх и он обдал товарища долгим взглядом.
— Есть две причины, — сказал он веско, — по которым и не вступаю туда. Во-первых, — это очень вредно отражается на здоровье.
— Ты хочешь сказать, опасная служба?
— Больше чем это. Я хочу сказать, что очень нездорово жить в тесном общении с сотней людей. Есть, спать, гулять с ними. Бояться их теней. Они ведь только — номера, которые не имеют права иметь каких-нибудь собственных мыслей. Они наблюдают все время за фюрером, а за ними наблюдает, в свою очередь, секретная полиция. Но, даже если бы кто-нибудь из них и захотел убить фюрера… — Тут Фриц помолчал, словно испуганный дерзостью своего выражения, и даже перекрестился…
— Даже если бы кому-нибудь и пришла в голову такая мысль, то она немедленно отразилась бы на его лице, в его глазах. И тогда… тогда… оказалось бы только одним телохранителем меньше.
Северин Браун глубоко затянулся трубкой… голубоватый дымок, поднявшись в воздух, причудливо закружился… так же кружились его мысли.
Эта психология страха и подозрения — о! он знал ее слишком хорошо.
— А какая у тебя вторая причина? — громко спросил он.
Фриц Рейнер инстинктивно покосился на дверь и на открытое окно и тихо произнес:
— Вторая заключается в том, что даже я могу пригодиться в… дублеры.
— Дублеры?
Значит, в самом деле есть люди, которые дублируют Гитлера.
Он слышал уже об этом. Кто-то говорил ему, что у фюрера было четыре дублера, что эти люди, похожие на него по внешности, умеющие говорить так же, как он, часто замещают его во время публичных церемоний.
Северин Браун кивнул головой в знак того, что ему все понятно, но тут же для большей безопасности произнес: «Хайль Гитлер!».
— Кто эти дублеры? — спросил Браун.
— Обычно их набирают из состава той же тайной полиции, — ответил Фриц. Теперь он был немного напуган тем, что так разболтался, но язык у него горел.
Браун внимательно следил за лицом товарища, наблюдая, как кровь отливает от его лица.
— Ну, что же, — заметил он, — я все же надеюсь, что мне удастся когда-нибудь увидеть самого фюрера.
Фриц улыбнулся. Опасения насчет товарища у него уже, видимо, рассеялись.
— Это очень нетрудно устроить, — сказал он. — Ты можешь видеть его почти каждый день в Кайзергофе. Он обычно пьет там чай.
— Но я полагал, что он не рискует появляться в публике?
— Тут как раз нет никакого риска. Кайзергоф совершенно безопасное место. Ты увидишь сам, что я имею в виду. Но уже, кажется, поздно?
— Да, поздно, — согласился Браун. — Спокойной ночи, Фриц. Хайль Гитлер!
— Спокойной ночи. Хайль Гитлер!
Тут чернорубашечник потянулся, зевнул и поглядел на дверь.
— Северин! — сказал он вдруг, задерживаясь на пороге. — Ни одного слова об этом кому бы то ни было… не правда ли?
Браун улыбнулся и покачал головой.
— Не беспокойся. Я уже забыл, что ты мне сказал.
Дверь закрылась за Фрицем Рейнером, а Северин Браун тяжело опустился на свою кровать, охваченный неимоверным возбуждением.
Итак, он не напрасно провел все это время. Он все-таки кое-что узнал. Теперь у него было три заветных желания, три вещи, которые он был обязан выполнить во что бы то ни стало, а именно:
Отправиться в Кайзергоф… Попасть в особый отряд тайной полиции дублером Гитлера…
Первое было легко. Вторые же две задачи были неимоверной трудности и Северин Браун ломал себе голову над тем, как их разрешить.
Случай представился несколько дней спустя.
Северин Браун шел по Унтер ден Линден к Бранденбургским воротам.
Он задержался у края огромного зеленого леса Тиргартена, а потом повернул на историческую Вильгельм-штрассе.
Здесь жили когда-то короли, потом императоры, а теперь старинные серые каменные дома печально смотрели на призрак величия, которое уже никогда не воскреснет.
Но зато сердце партии здесь билось как живое и толпа на улицах была живой, а не призрачной.
Когда Браун медленным шагом пересекал огромную Вильгельмплац, ему почудилось, что окна нацистских учреждений были тысячью глаз, внимательно на него смотревших и старавшихся проникнуть в глубину его мыслей.
С правой стороны от Брауна был дом канцлерства с высоким балконом, с которого часто говорил Гитлер.
Браун сразу же заметил, что план этого здания был рассчитан так, чтобы отбить охоту на покушение у самого отважного злоумышленника. Балюстрада балкона была настолько высока, что открывала только голову и плечи фюрера и нужно было бы найти нового Вильгельма Телля для того, чтобы суметь нацелиться в человека, стоящего за этой балюстрадой.
Но и в этом случае перед убийцей стояло бы затруднение, так как ему некуда было бы спрятаться.
Все окна, выходящие на площадь, были под охраной нацистов, а в те дни, когда выступал фюрер, вся канцелярская работа в этих комнатах прекращалась и их занимали чернорубашечники.
А огромная площадь в это время оцеплялась железным кольцом.
Чернорубашечники стояли у входа в здание, чернорубашечники стояли полукругом под балконом, с глазами, устремленными на окна. А само восторженное население было густо пересыпано членами гестапо, переодетыми в штатское чинами полиции и просто шпионами, которые беспрестанно двигались, подслушивали и выслеживали измену.
Теперь Вильгельмплац был пуст. Перейдя площадь по диагонали, Северин Браун направился к Кайзергофу. Огромный отель затаился в своем углу, мрачный и хмурый, как вдовствующая королева, недовольная тем, что ее дети не уважают больше ее воли.
Это здание, видевшее некогда в своих стенах Гогенцоллернов, стало теперь буржуазным гнездом нацистов. По его просторным залам шагал теперь бывший маляр в сопровождении своей загипнотизированной свиты.
Вестибюль показался Брауну слишком шумным: тут стояла толкотня. Но говор и смех, которые он услышал, исходили не от гостей. Наметанным взглядом Браун сразу различил в этих людях чернорубашечников и агентов гестапо. Некоторых он узнал, вежливо им поклонился и прошел мимо конторки в чайный салон.
— Хайль Гитлер! — сказал он метрдотелю. — Мне нужен столик. Я хотел бы занять вот тот.
— Хайль Гитлер! — откликнулся тот. — К сожалению, этот стол резервирован, но я могу предложить вам другой. Сюда, пожалуйста!
Северин Браун слегка вздрогнул и отправился вслед за кельнером через всю залу. В зале стоял тонкий гул от голосов.