Страница 10 из 16
Теперь он был окончательно посвящен… Конечно, чернорубашечников специально тренируют таким образом, чтобы выкорчевать у них всю душу. В этом отношении они не похожи ни на солдат Рейхсвера, ни вообще на каких бы то ни было солдат. Солдатам ведь когда-то приказывали вытаскивать из горящих домов еврейских женщин. Их дисциплина была дисциплиной слабых.
Люди в коричневых и в черных рубашках должны быть сделаны из совершенно другого материала. Их набрали отовсюду, — с ферм, из магазинов, из контор. Им открыли красоту и сладость власти, им дали оружие, внушающее другим ужас: «Хайль Гитлер!»
— Боже мой! Боже мой! — неожиданно воскликнул Северян Браун. — О чем это я думаю?
И тут же тайный голос прошептал ему:
— Теперь ты наци… наци!..
Северин Браун подошел к окну и стал жадно глотать воздух.
Тут он, однако, сообразил, что стоит перед окном казармы и что внизу под окном толпятся чернорубашечники, которые входят и выходят из огромного здания как потоки крови, пульсирующей в организме.
Он отошел от окна и поторопился выйти на улицу.
Он шел быстрым твердым шагом.
В течение нескольких часов шагал он по широким улицам. Он увидел много интересного… например, вывески некоторых магазинов на Фридрихштрассе, вроде:
— Теперь — арийское предприятие.
Каждый покупатель должен был заключить из этого, что теперь евреи не имеют никакого отношения к данному магазину и что в нем, значит, можно спокойно покупать.
Он видел некогда красивую Вильгельмплац, на которой нацисты вырубили все деревья для того, чтобы народ мог любоваться фюрером в то время, когда он произносит свои речи с балкона старого канцлерства.
Он видел витрины книжных лавок, заваленные книгами с надписью:
Адольф Гитлер — «Моя борьба».
Теперь это была самая ходкая книга.
Эта нацистская книга буквально царила у всех книгопродавцев, которые украшали ее рамкой из лавровых листьев и всячески расхваливали своим покупателям.
— Вполне понятно, — подумал Северин Браун, — что эта книга имеет теперь такой колоссальный спрос. Семья, в которой нет этой книги, будет чувствовать себя далеко не приятно в случае неожиданного визита чернорубашечников.
Он шел по площадям и улицам, носившим теперь новые, многозначительные названия:
— Адольф — Гитлер — плац.
— Вильгельм — Геринг — штрассе.
Он проходил мимо музеев и библиотек, раскраденные сокровища которых украшали теперь дома нацистов.
Он видел газетные киоски, в которых продавались газеты Геббельса, газета Гитлера, газеты других нацистских лидеров.
Он видел детишек, возвращавшихся с митингов — маленькие автоматы в коричневых рубашках, которые уже умели выкрикивать: — Хайль!
Он видел церкви, священники которых сидели теперь по концентрационным лагерям.
Он видел весь Берлин, этот жуткий, чужой город, который мог говорить только о печальных вещах.
Утомленный, он вернулся в казармы забыться тяжелым, беспокойным сном.
Месяцы катились медленно, и постепенно мозг Северина Брауна стал альбомом гитлеровских фотографических карточек.
Тощий Фриц Рейнер, служивший в том же отряде, рассказал ему о нескольких покушениях на жизнь фюрера.
— Одни из заговорщиков был Юлий Шрек, шофер, заслуженный партиец. Он выстрелил Гитлеру в руку. Никто больше никогда не видел его.
Другой был пилот Куммер, которому пришла в голову дерзкая мысль поднять фюрера на огромную высоту и сбросить его оттуда вниз.
Говорили, что фюрер прочел намерение пилота в его глазах и отказался лететь в тот день. Это был конец Куммера.
Был еще крестьянин из Моссрейна, который бросил вилами в автомобиль фюрера, и банкир из Мюнхена, который плохо стрелял из револьвера.
Неужели этот Гитлер был заколдованным человеком, который никак не мог умереть?
— Фюрер узнает, когда настанет его час, — сказал Фриц. — Он всегда знает о предначертаниях судьбы.
Этот Фриц был настоящим нацистом, верившим во всякую чепуху.
Они сидели вдвоем в мрачном казарменном помещении, в один из тех бесконечных вечеров, когда кажется, что беседа помогает сокращать время, медленно передвигаемое пальцами часов.
— Скажи мне, Фриц, — спросил Браун. — Как он все это узнает?
Фриц снисходительно улыбнулся, как будто дело шло о чем-то совершенно пустячном.
— Очень просто. Ему скажет об этом баронесса Рук.
— А кто она такая?
— Ах, ты разве не знаешь? — Лицо Фрица тут же приняло огорченное выражение.
— Конечно, нет. Мы ведь, живя в Вене, мало что знали.
— Да, правда, я забыл об этом! — кивнул головой Фриц. Затем он откинулся на стуле к выбеленной стене и стал вертеть костлявыми пальцами сигарету.
— Дело вот в чем, Северин, — начал он. — Много лет тому назад, до того, как раздался великий призыв, фюрер работал в одном замке в Силезии. Однажды он поранил себе руку топором и хозяйка замка вышла перевязать ему рану. Она посмотрела на его руку и в ее глазах появилось странное выражение.
— Я не знаю, кто вы такой, — сказала она, — но настанет день, когда вы выведете Германию из ее нынешнего состояния на путь славы.
— Это и была баронесса Рук?
— Да, она умеет угадывать судьбу человека по линиям ладони и по чертам лица. В Силезии это многие умеют.
— Теперь она живет в Берлине?
— Да! Фюрер не забыл того, что она ему сказала. Он вызвал ее к себе, когда Гинденбург сделал его канцлером. С тех пор он ни разу еще ничего не делал без ее совета, а она еще никогда не ошибалась.
— Поразительно! — выдохнул Браун.
— И божественно! — горячо ответил Фриц.
Но Северин Браун, несмотря на свою форму чернорубашечника, все же считал, что это было более удивительно, чем божественно.
Итак, он находился в сфере действий фанатика, который, не будучи в состоянии управлять сам своими дикими эмоциями, обратился за помощью к астральному миру.
Северину Брауну стало невыразимо горько при мысли о том, что, может быть, женщина, незримо сидящая позади трона Гитлера и подсказывающая ему все его действия… что судьбы Германии могут решаться в зависимости от того или иного предсказания вздорной гадалки.
Как мог здравомыслящий человек править страной при таких условиях?
Но был ли Гитлер здравомыслящим, был ли он нормальным?
Память Северина Брауна обратилась к далекому Штейнгофу, где когда-то работал доктор Моллер и где были пациенты, излечить которых нельзя было никакими средствами.
Эти параноики, страдавшие манией величия, неспособные переносить ни малейшего ущемления своего самолюбия, люди суеверные, люди, готовые в любой момент разразиться слезами, — именно они ближе всего подходили по типу к Гитлеру.
Это были бесполые существа, находившиеся большую часть времени в угнетенном состоянии духа, весьма неустойчивые, но с садическими наклонностями, с воинственным характером, с жаждой власти и крови. Таковы были Наполеон, Цезарь, Чингисхан и таков же был, по-видимому, Гитлер.
Да, каждый из тех пациентов был в своем роде Гитлером.
— О, как слепы люди!
Всего восемь лет тому назад один блестящий ученый писал:
— Гитлер совершенно не импозантная фигура. Он выглядит как моравский коммивояжер, носит усы под Чарли Чаплина и имеет совершенно пустое лицо. Люди никогда не будут поддерживать такую патентованную глупость, как гитлеризм.
Патентованная глупость.
Какой страшной иронией звучат теперь эти слова, теперь, когда кладбища переполняются могилами, когда ломается хребет нации.
Северин Браун находил все больше и больше причин к совершению того, что он замыслил.
Ради этого он уже потерял свое имя. Ради этого же он потерял свою совесть и свою душу. Он был теперь только орудием.
— Фриц! — неожиданно сказал он. — Фюрер, вероятно, имеет прекрасную охрану на случай таких покушений?
— Ну конечно. Гитлера окружает специальный отряд — это элита всего Шутцшаффеля. Разве ты никогда не замечал, как они окружают фюрера во время его выступлений, как они смотрят вокруг, как они беспрерывно наблюдают за всеми?