Звонок на рассвете

В понедельник я пришел пораньше, однако у Бурцева уже сидел «клиент». По внешнему виду — солидному, респектабельному — его вполне можно было принять за крупного хозяйственника. И только шустро зыркающие из-под полуприкрытых век зрачки выдавали дельца — хитрого, ловкого, нахрапистого. Терять ему, видно, было нечего, и он распинался перед Бурцевым вовсю.

— ...Признаю, гражданин инспектор, ваша взяла. Да, брал какие-то суммы у перечисленных вами лиц, да, обещал достать дефицитные товары. Но я прошу учесть некоторые смягчающие обстоятельства. Вот у вас в протоколе эти граждане числятся потерпевшими. Спорная формулировка. А может, это я потерпевший? Может, именно эти тряпичники сбили меня с честного трудового пути! Ну, скажите, инспектор, как откажешься от денег, которые чуть не насильно суют тебе в руки?..

В разгар этого монолога селектор на столе неожиданно кашлянул и выдал из своего чрева голос начальника отделения уголовного розыска Бундулиса:

— Лейтенант Агеев! Зайдите с материалами по субботнему происшествию.

Я подхватил со стола жиденькую папочку с начатым делом и вышел.

Внешность моего непосредственного начальника никак не соответствует общепринятым представлениям об облике сыщика. Ни поджарости, ни острого, проницательного взора из-под насупленных бровей. Вид у Ивара Яновича сугубо штатский: небольшого роста, толстенький, кругленький. И характер под стать внешности: добродушный, уступчивый, незлобивый. В веселую минуту Бундулис объяснял это так: толстякам и догонять обидчика тяжело, и убегать непросто. Вот они сами про себя и сочинили легенду о кротости и всепрощенчестве. А на самом деле... А на самом деле за уютно-домашней внешностью Бундулиса скрывался умный, опытный оперативный работник, начавший свою деятельность в органах милиции еще в то время, когда меня и в проекте не было.

Я уже доложил все, что стало известно по делу, и теперь выжидательно посматривал на Бундулиса, торопливо мерившего кабинет коротенькими шажками.

— Ошибок в твоих действиях я пока не усмотрел, — сказал начальник, остановившись передо мной, — ты их еще просто не успел натворить. Но и достижений, прямо скажем, не густо...

— Откуда им быть, Ивар Янович? На второй-то день...

— Ты эту школьную арифметику забудь! В нашем деле счет не на сутки, а на часы, на минуты. Версия о личности преступника сложилась?

— Думаю, преступление совершил человек с уголовным прошлым.

Бундулис удивленно хмыкнул:

— И как ты это вычислил?

— Нож был применен после того, как таксист крикнул матери: «Зови отца, надо этого типа в милицию!» Преступник явно избегал встречи с нами.

Бундулис сел за стол, набил трубку табаком.

— Хм, логично... Что ж, примем это за рабочую гипотезу. Пока нет ничего лучшего, будем разрабатывать твою версию.

— Вы в нее не верите?

— Нет, почему же. Как одна из многих, она вполне... — Бундулис открыл папку, бегло просмотрел собранные мной материалы. — Мне кажется, Дима, мы упускаем из виду характер таксиста. Даже по тем немногим штрихам, которые ты сообщил, мне он видится человеком порывистым, импульсивным, непримиримым в борьбе со злом. Кто ему эта девчонка? А он, не раздумывая, бросился ей на помощь. Возможно, так же Носков поступал и в тех случаях, о которых мы пока не знаем. Носков — активный автодружинник, это деталь немаловажная. Надо тщательно проверить всех, с кем он когда-либо сталкивался.

— Есть проверить, товарищ майор! Разрешите идти?

— Постой, торопыга! Звонил прокурор района,справлялся об успехах. Дело это квалифицировано как покушение на убийство, и его поручено вести следователю Сушко. Слыхал такую фамилию?

Я молча пожал плечами.

— Ладно, иди! И держи меня в курсе.

Я уже был у двери, когда Бундулис меня окликнул:

— Кстати, какие волосы у предполагаемого преступника?

— Русые... длинные...

— Насколько я знаю, с такими из колонии не выпускают.

— Значит, успел отрастить, — упрямо гнул я свое. Бундулис устало махнул погасшей трубкой, сказал раздраженно:

— Оправдать можно любой абсурд, от этого он не станет аксиомой. На всякий случай проверь парикмахерские, возможно, кто-то подстригался вчера. Прическа сильно меняет внешность...

Когда я возвращаюсь к себе, Бурцева уже нет. Сажусь за стол и набрасываю план первоочередных оперативно-розыскных мероприятий. Надо срочно ориентировать по приметам дружинников, членов комсомольских оперативных отрядов, внештатных сотрудников милиции. Проверить по картотеке лиц, недавно освобожденных из мест лишения свободы. Посмотреть последние сводки-ориентировки. Составить список водителей, с которыми имел дело автодружинник Михаил Носков...

Внезапно дверь распахивается, в комнату врывается Рябчун. Бросает передо мной оперативно-учетную карточку. Усы победно закручены кверху — значит, надо ждать хороших вестей.

— Нашел я преступника, Дим Димыч! Валет это, его поганых рук дело!

Я рассматриваю фотографию Валерия Дьякова по кличке Валет. Массивный удлиненный подбородок, узкие, хищно приплюснутые, как у рыси, крылья носа, хмурые, озлобленные глаза. М-да, личность малосимпатичная. Но точно ли он?..

— Он, Дим Димыч, бессомненно, он. Час назад имел беседу со знакомой дворничихой. Обрисовал ситуацию, сообщил приметы. Ну, она долго не мозговала: «Валерка Дьяков — больше некому!» С Дьяковым я знаком не первый день: хорош, когда спит. К нему без промедления! Открывает Булкина Ольга Павловна — его квартирная хозяйка. Выясняется: как в субботу ушел, так с тех пор не появлялся...

— В котором часу ушел?

— В двадцать два тридцать. Как раз передача «Шире круг» кончилась. Бабка стала спать укладываться и слышала, как дверь стукнула... И ушел, заметь, в светлом плаще, другого у него и нет.

Неужели подтверждается моя стройная теория насчет ранее судимого? Я просматриваю карточку Дьякова. Год назад вернулся из колонии. Отбывал срок за квартирную кражу, за ношение холодного оружия. Что ж, кандидатура перспективная. Вполне мог Дьяков совершить такое преступление. Но совершил ли?..

Рябчун смотрит на меня с добродушной усмешечкой.

— Что, Дим Димыч, сомнения одолели?

— Да как вам сказать, Андрей Петрович? Уж очень кругленько все получается.

— Я ведь не все еще рассказал. Похаживала к Валету одна деваха. Волосы густые, черные и по плечам раскиданы. Волосы — смерть мужчинам! Это Ольга Павловна так расписывает. «Мне бы, говорит, такие во младости, уж я бы собой распорядилась...»

— По приметам похожа на ту, с которой ссорился преступник.

— Именно! — вскакивает Рябчун. — Именно так!

— Имя, где живет?

— Вот этого Булкина не знает. Один раз деваха записку Валерке оставила, подписалась «Черныш»... Между прочим, каждый раз уходила от Дьякова с какими-то пакетами...

— Когда она была в последний раз?

— Давненько, что-то у них вкось пошло. Сейчас к нему другая повадилась — рыженькая...

— Что ж, будем проверять, Андрей Петрович, — говорю я не очень уверенно.

Рябчун смотрит на меня с укоризной.

— Скептицизм, Дим Димыч, хорош в умеренных дозах. Когда его слишком много... Пойду насчет машины договариваться. Надо пройтись по связям Дьякова.

Едва закрылась дверь за Рябчуном, звонит телефон. В трубке женский голос:

— Говорит следователь Сушко...

Моя профессия требует не терять присутствия духа в самых рисковых переплетах. Но не в таком же!.. Откровенно говоря, я не самого высокого мнения о способности женщин к логическому мышлению, и мне вовсе не улыбается перспектива вести розыск под женским руководством.

Называю следователю свою фамилию, должность и звание. Тон уныл и безрадостен. На его фоне голос Сушко звучит особенно напористо и энергично:

— Что-то вы не очень торопитесь с визитом, инспектор Агеев!

Я пробую вяло отшутиться:

— Мой начальник учит: «Поспешай с медленностью!» Да и нечем было порадовать.

— А сейчас?