Звонок на рассвете

— Мы ему ничего не должны, расчет был полный.

— Все правильно, все о'кэй. Но он сейчас на мели...

— Впечатляет, но не трогает. Какое наше дело? И почему это я должна доверять совершенно незнакомому мне человеку?

— Лаура, ты забыла, мы знакомы целую вечность. Меня зовут Дима, а это вот Демон — будущий медалист...

— Уникально интересно! Так вот, Дима, передай Валету, чтоб никого больше не подсылал, а приходил сам. Хочу на него посмотреть в натуре, в полный рост. Понятно?.. Тогда и потарахтим. Буду ждать завтра в это же время. Пошли, Джимми!..

И она пошла прочь — красивая, фигуристая, предмет мечтаний и раздоров неуравновешенных юнцов. А я так ничего и не узнал, что же произошло на Гончарной. Я смотрю, как она удаляется легкой, пружинистой походкой, и не знаю, что делать: следовать за Лаурой, имея на поводке такого чертенка, как Демон, бессмысленно — я только открою карты раньше времени. Подождать до завтра? А вдруг она больше не придет?.. Я быстро выхожу из парка, она в этот момент заворачивает за угол. Оглянулась, сердито погрозила пальцем. Я посылаю вслед пламенный воздушный поцелуй. Ладно, рискнем, теперь ясно, в каком примерно районе она живет.

14

В ходе допроса Валериана Дюндина у меня сложилось мнение, что он в своих ответах неискренен. Явная растерянность при выяснении обстоятельств его появления на месте происшествия, смехотворное объяснение синяка над левым глазом: «В коридоре напоролся на косяк...» И этот затравленный, бегающий взгляд...

Я доложил о своих подозрениях Бундулису. Верный своей привычке думать на ходу, Ивар Янович зашагал по кабинету.

— Знаменитый датский физик Нильс Бор высказал однажды такую мысль: «Вряд ли эта теория верна — она недостаточно безумна». Относилось это, правда, к сфере научных исследований, но ведь мы тоже можем причислить себя к исследователям жизни. Жаль только, изучать нам приходится не самые светлые ее стороны. Я это к тому, Дим Димыч, что твоя идея причастности Дюндина к преступлению достаточно безумна...

Я приосанился — Бундулис был не очень щедр на комплимент.

— Ивар Янович, правда ли, что преступника всегда тянет на место преступления?

— «Всегда» — чересчур категорично, я бы заменил это слово более гибким — «иногда». Да, бывает, но никакой мистики здесь нет. Преступник хочет убедиться, не оставил ли он следов, не видел ли его кто-нибудь. Смешавшись с толпой любопытствующих, он может наблюдать за действиями милиции...

— Именно так было с Дюндиным! В субботу Дюндин крепко выпил, он этого не отрицает. В поисках приключений вышел из дома, на Гончарной встретил свою бывшую знакомую Лауру, стал к ней приставать. И вот тут неизвестный солдат ударил его. Дюндин засел в кустах, чтобы расправиться с обидчиком, когда тот пойдет обратно, и в этот момент его выдернул из засады таксист. Дюндин ударил Носкова ножом и скрылся. Через некоторое время вернулся, замешался в толпу. Стопроцентное алиби! Вот как все было, Ивар Янович!

Бундулис останавливается передо мной, смотрит изучающе.

— А так ли? Не принимаем ли мы желаемое за действительное? Сначала ты меня увлек своей пламенной аргументацией. Но, поостыв, передумав весь твой диалог с Дюндиным, я вижу — здесь еще много неясного. И прежде всего — происхождение синяка. Вся твоя версия основана на том, что удар был нанесен солдатом. А если нет? Если Дюндин действительно напоролся на косяк? Надо, чтобы Рябчун сходил к Дюндину домой и осторожненько поинтересовался этим синяком. При каких обстоятельствах возник, обращался ли Дюндин к медикам?.. — Бундулис снова отправляется в путешествие по кабинету. — Ты, Дим Димыч, наверно, думаешь — послал же бог начальничка: то одобрит план поиска, то забракует, то согласится с версией, то усомнится. Что поделаешь, Дима, к истине надо идти через сомнения. И других богов, кроме истины и справедливости, нет у нас и быть не может...

За спиной Бундулиса приоткрывается дверь, и я вижу в щелочку фасонистый пробор Леши Волкова. Отчаянно жестикулируя, он пытается выманить меня в коридор.

Бундулис неожиданно резко оборачивается.

— Леша?! Ты чего там семафоришь? Волков вытягивается в струнку.

— Товарищ майор! Найден очень важный свидетель!

— Так давай его сюда, — оживляется Бундулис. — Нам сейчас только свидетелей и не хватает. Все есть: безумные идеи, косвенные улики...

В сопровождении сияющего Волкова в кабинет входит отчаянно курносая девчоночка, на пышных золотистых волосах лихо заломленный берет. Брови у нее такие высокие, словно она однажды сильно чему-то удивилась, да так и осталась навсегда удивленной.

— Проходи, проходи, Зина, — подбадривает Леша. — И повтори все, что мне рассказывала.

Девушка садится на краешек стула, быстренько оглядывает нас — кто тут главный? — и поворачивается к Бундулису.

— Я работаю на троллейбусе девятой линии. Вечером, конечно, народу мало, каждый пассажир заметен. Этого парня я увидела, когда он выбежал с улицы Садовой. Он мне замахал рукой и крикнул что-то. Я подождала, пока он войдет, и только тогда тронула машину. В зеркальце, конечно, наблюдаю. И так обидно мне показалось — я, как порядочная, ждала его в ущерб графику, а он не соизволит билет компостировать. Я, конечно, по микрофону напомнила: «Граждане, не забывайте компостировать билеты!» А он ухмыльнулся так нахально и на следующей остановке вышел. Меня потом совесть мучила: может, у парня при себе билетов не было, заставила пешком топать...

Бундулис торопливо листает уже довольно пухлую папку с делом. Нашел протокол допроса Дюндина, прочел там что-то, хмыкнул удивленно. Взял со стола погасшую трубку, не зажигая, сунул в рот — при женщинах наш начальник не курит.

— Так, так, Зиночка, продолжайте. Все, что вы рассказываете, чрезвычайно интересно. Вы могли бы описать своего пассажира?

Девушка сдвигает брови к переносице, говорит, вспоминая:

— Он был в светло-зеленом плаще до колен... Волосы русые, вьющиеся немного. На щеках — баки...

— А лицо вы хорошо рассмотрели? Над левой бровью ничего не заметили? Шрам, синяк, кровоподтек?.. Постарайтесь припомнить!

Я мысленно колочу себя кулаком по лбу — тупица, бестолочь, тишкодум. Это же просто, как вермишель! Согласно моей версии преступление произошло после стычки с солдатом — значит, Дюндин должен был вскочить в троллейбус уже с отметиной над глазом.

Девушка поднимает еще выше навеки удивленные брови, нерешительно пожимает плечами.

— Нет... кажется, нет...

— Спасибо, Зиночка! Всех благ!

Леша галантно распахивает перед девушкой дверь, они выходят вместе. Бундулис подносит спичку к мефистофельской голове своей трубки.

— Не Дюндина она везла, Дим Димыч. Я посмотрел в протоколе его адрес — он живет в противоположной стороне...

Так рухнула еще одна версия — весьма на первый взгляд перспективная, а на самом деле грубо сотканная из случайных совпадений, субъективных впечатлений и интуитивных домыслов. Рябчун привалил ее, уже похороненную, еще парой камушков. Поговорив с соседями, Рябчун выяснил, что Дюндин в тот день повздорил со своим собутыльником. Стало понятно, почему Дюндин скрывал на допросе происхождение синяка: боялся, что его привлекут к ответственности за хулиганство — истинным-то зачинщиком драки был он сам.

Бундулис с иронической усмешкой рассматривал мой унылый лик.

— Что, Дим Димыч, опять надо начинать с нуля? Привыкай, привыкай, мне-то это дело знакомо. Давай вместе думать, что будем делать дальше...

Он поднялся из-за стола и начал не спеша, то и дело останавливаясь, расхаживать по кабинету.

— Знаешь, Дим Димыч, хотя твоя последняя гипотеза не подтвердилась, есть в ней одно рациональное зернышко. Мы в своих рассуждениях все время исходили из агрессивности преступника. И не без оснований. По свидетельству Ксении Борисовны, юнец яростно наскакивал на девчонку. Пассажир такси добавил к этому, что парень кричал: «Предательница, ты мне всю душу истоптала!» Заметь, кстати, какой изысканный оборот... Так вот. У нас постоянно перед глазами беснующийся юнец, девица с ее криком: «Валера, не надо!» А где третий? Мы не знаем ни его примет, ни его имени, ни его реакции на происходившее. В своей версии ты впервые предположил, что солдат не был безучастным свидетелем, что он дал отпор ошалевшему ревнивцу. Вот почему, Дим Димыч, в развитие твоей гипотезы я выдвигаю свою: Валерой звали солдата, к нему относился крик девчонки. Что скажешь?..