Страница 131 из 132
Но вдруг глаза, лоб, эти нетронутые локти с гладкой кожей... дай не в них даже дело. Может, голос... Да и голос ли? Словно отвалился камень той сырой пещеры, где он бродил с тех пор, как они расстались.
Солнце — беспощадный глаз монгольского Мизира — ворвалось в проем нагло, весело. Боэмунд неожиданно улыбнулся, как не улыбался с тех пор, когда покинул сожжённый папистами родной город Безье, счастливо и беззаботно. Он сжал её руки (палец один неправильно сросся) и откинул куфию. Она вскрикнула невольно.
— Нет, теперь мы вместе... Мука твоя позволила мне подняться смело в твой роскошный терем.
— Нет, тебе ко мне спуститься, — задохнулась она от пробившей запруду радости и снова вдруг смутилась: — Вот только не одна я... с сыном...
— Сыном? — отшатнулся Боэмунд. — От кого?
— Знали бы от кого — не было бы мне покоя, удавили. Монгольская кровь в нём, царская. Как Мунке-хан власть захватил, всю родню Гуюкову до младенцев истребили — у них теперь так. Всю... да не всю.
— У тебя сын?! От Гуюка?! Великий тайджи?
Прокуда улыбнулась покореженным ртом, но Боэмунд ясно вспомнил ту, прежнюю улыбку.
— Так ведь ночь-то была у нас с этим иродом твоими трудами. Но никто про ребёнка не знает. А про себя решила: не он отец — ты. Бамутом назвала. Думала, уж не увижу тебя боле, прости.
Мальчик посапывал на мерлушковой подстилке, а Боэмунд непослушными губами пробовал на вкус новое, запретное, наглухо запретное для него, скопца, слово — «сын». Он повторял его на всех языках, какие знал, хоть и не ведал уже — через столько лет, — какой из них родной.
Рядом, прижавшись — как не было у них в той жизни, — стояла сияющая Прокуда.
Вот ведь как судьба закрутила. Жертва та, главная, последняя (на которую ради Бату пошёл, ради которой от Бату ушёл), причудливой змеёй извернувшись, его укусила ядовитыми зубами счастья, простого, мирского.
Он вышел из землянки под прозрачный безбрежный купол. Залихватски запрокинул бледное лицо. Там, в Небесах, — или показалось ему — одобряюще улыбался его друг и повелитель, ушедший из жизни ВОВРЕМЯ.
И, может быть, сбросивший с себя все заботы.
ЭПИЛОГ
Расчётливый правитель победил в Берке сострадательного подвижника, и он (дабы не ссориться с урусами) разрешил строительство в Кечи-Сарае мелькитской епископии.
На сетования улемов Булгара и Сарая гневался:
— Чего добьёмся? В лоно праведности неверных не приведём — только жизнь им и себе в войне сократим. Если ждут их мучения бесконечные, пусть хоть миг земных радостей продлится для них. Я не Магомет, я сам бывший грешник. Только пророки достигают таких вершин чистоты, что изблёвывают из души своей всякое сострадание.
Улемы недовольно фыркали, они хотели войны без предела. Берке, стыдясь слабости, беспомощно оправдывался, но его поддерживали правоверные купцы.
А между тем в Самарканде несториане затеяли издевательский диспут с мусульманами. Пользуясь покровительством Мунке, они решили покрасоваться. И то сказать: настрадались, бедные, за годы угэдэевского равноправия церквей.
Но любое равноправие с нечистью — оскорбление Бога.
Самаркандские улемы и кази убедительно выиграли словесный поединок, это их и сгубило. Богословие — такая игра, выигравшему в которой частенько достаётся смерть. Устроив спорщикам унизительные издевательства во время намаза, христианская толпа приступила к главной аргументации всех времён — погромам.
Уже оставалось совсем немного трав и до «Жёлтого крестового похода», блестящего в замысле и исполнении монгольского удара в самое сердце земель, подвластных халифу. Скоро, очень скоро, монгольские служители веротерпимой Ясы будут резать мусульман Багдада ИМЕННО ЗА ТО, что они — мусульмане-сунниты. Впервые будут отдавать мечети в истомившиеся христианские руки, чтобы те превращали их в Храмы Мессии. Самаркандское пиршество безнаказанной ненависти было искрой, из которой, казалось, и возгорелся очередной «пожар вселенной».
Суркактени-хатун вполне могла торжествовать. «Религия Любви» наконец-то получила преимущество над «Религией Послушания». Однако, радуясь задело жизни своей, что представляла ханша, когда любимый сын Мунке рассказывал о падении столицы халифов? Предсмертный кашель побеждённых или светлую радость освобождённых узрела она в своих видениях? Чем было заполнено её сострадательное воображение? Наверное, думала Суркактени о разном, ведь Мессия не обделил эту достойную женщину умом.
Впрочем, перед тем суждено было многому случиться. Вступив на стезю честного служения Аллаху, Берке не мог щадить врагов, даже уважая память любимого брата.
Возражая слишком «правоверным» любителям пылающей войны-джихада, Берке опирался на купцов — почитателей покойного брата-язычника, так и не удостоенного рая. Купцы всегда за мир, за исключением тех особых случаев, когда мир даёт преимущество их соперникам по торговле.
Жизнь очередной раз скроила злую тонкогубую гримасу.
Позволив Александру Невскому истребить откупщиков каракорумской дани, Берке наконец сорвал ненавистную кангу зависимости с шеи своего улуса. С тех пор на алчный, далёкий Восход не отправлялось ни единой шкурки, ни единой серебряной гривны.
Такова была свобода: первая, призрачная «свобода» от имперского ига. Так Джучи-хан спустя много лет после гибели своей руками потомков всё-таки победил Чингиса.
Но кислой на вкус была такая победа.
По иронии судьбы, истреблённые Александром каракорумские откупщики оказались... из магометан. Тот, Без Кого И Волос Не Упадёт С Головы, добивался торжества своего учения, снова истребляя правоверных руками неверных...
Рязанский князь Олег прожил недолго, но зато эти два последних года стали самыми счастливыми в его странной жизни.
Маркуз вернулся в Иртышский улус, где обрёл долгожданный покой с Уке-хатун. Им предстояла старость — неожиданно длинная и ровная.
Окончательно разругавшись с Берке-ханом, Даритай в одну из ночей поднял «сотню родственных душ» в седло и увёл в Египет — воевать на стороне Мунке с мамлюками-мусульманами. В несчастной битве при Айн-Джелуде он потерял кисть руки... Но ему ещё предстояло многое, даже участие в знаменитом рейде Урянх-Кадана по Южному Китаю. При хане Хубилае Даритай достиг больших чинов. А умер, к собственной досаде, на ложе — не в бою.
Боэмунд и Прокуда перебрались в Европу, к императорскому двору, где бывший соглядатай хана стал советником кесаря по делам Востока. Подросший сын Прокуды превратился в блестящего рыцаря — гонителя сарацин — и вот однажды...
Впрочем, это уже совсем другая история.1206 г. — Великий Курилтай в Монголии. Темуджин, получивший титул Чингис — «обнимающий», выбирается верховным ханом. Торжество монгольского закона «Ясы». У Джучи (старшего сына Темуджина) рождается второй сын — Бату.
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
1206 г. — Великий Курилтай в Монголии. Темуджин, получивший титул Чингис — «обнимающий», выбирается верховным ханом. Торжество монгольского закона «Ясы». У Джучи (старшего сына Темуджина) рождается второй сын — Бату.
1219—1221 гг. — война в Хорезме. Джучи становится ильханом Хорезма и прииртышских степей.
1222 г. — приезд Бату к отцу на Иртыш.
1227 г. — убийство Джучи, смерть Чингис-хана.
1229 г. — избрание Угэдэя (второго сына Темуджина) великим ханом Монголии.
1236 г. — Курилтай принимает решение выступить в западный поход. Бату избирают джихангиром «похода на Вечерние страны».
1236 г. — взятие Булгара.
1237 г. — падение Рязани.
1238 г. — взятие и разрушение монголами Владимира. Ростов и Углич сдаются без боя и пощажены.