Страница 43 из 49
– Если бы ты не лоботрясничал, не шлялся по своим колдовским обществам и не ловил девиц, ты бы уже давно сам мог сооружать не только пространственные карманы.
– Тогот, ты же знаешь, у меня нет ни капли таланта.
– Талант тут не при чем, работать надо.
– Ну, Тогот. Если ты не поможешь, мы будем разбираться с этим делом еще несколько месяцев. Даже колдовское умение Орта имеет свои пределы.
– Ага, только еще в помощники к создателю я не нанимался
.
И все таки Тогот нам помог.
* * *
Чистилище.
– Как вас зовут?
Перед Орти сидел пожилой человек, годившийся ему в отцы. Высокий лоб, правильные черты лица и окладистая седая борода придавали ему благородный вид.
– Повторяю вопрос: как вас зовут?
– Какая разница. Думаете помыли, прикормили и теперь я ваш…. – тут он сделал паузу, словно пытаясь подобрать нужные слова.
– И все-таки: как вас зовут?
– Васильев Лев Иннокентьевич, – сообщил Тогот. Он работал одновременно на четыре приемные, поэтому иногда запаздывал.
Человек, сидевший перед Орти опустил голову и сплюнул на пол.
– Можете ставить к стенке. Там мы все едины.
– Послушайте, господин Васильев…
– Знали, а зачем спрашивали? – перебил он Орти. – Покажите, что надо подписать. Кто я теперь буду…
– Год рождения 1891, ветеран Первой мировой, сражался против Красных в армии Колчака, был реабилитирован. В 1935 был признан врагом народа, в 1936 разоблачен как английский шпион, работающий на Антанту.
– Послушайте, Лев Иннокентьевич, оставим в стороне Красных и Белых, Россию, представьте, что вам дадут новый шанс.
– А зачем? Семьи у меня больше нет. Вы постарались.
– Подождите. Давайте вначале определим, кто такие «Вы».
– Да бросьте вы ваши чекистские подколочки. Будто сами не знаете.
– Почему вы решили, что я работаю на правоохранительные органы Советской России?
Эх, как загнул! Мне захотелось остановить Орти. Так он провозится до конца времен. Не смотря на то, что он заморозил время в большей части камер вновь прибывших, его беседы с будущими поселенцами могли длиться вечно, тем более с такими как этот, с людьми прошедшими через мясорубку НКВД. Тут надо было идти в лоб.
Выудив из холодильника ледяную «Зеленую марку», я прихватил три стакана и быстренько проскочив по коридору, без стука вломился в кабинет Орти. Сев на край стола, я поставил перед Васильевым три стакана и бутылку.
Орти аж в лице переменился. Наверное, он собирался вести долгие беседы «о главном».
– Вот это по-нашему, взять быка за рога, –
хохотнул Тогот.
Орти промолчал.
Васильев криво покосился на водку.
– Добрый и плохой следователь? Проходили, – и он обреченно махнул рукой.
– Меня зовут Артур, – представился я. – Я – проводник, впрочем, это не важно. Это – Орти, создатель , ваш будущий Христос, только я надеюсь без распятия. А теперь… за знакомство, – я открыл бутылку, разлил три стакана. Орти поморщился и взял. Лев Иннокентьевич несколько секунд косился на стакан, потом вздохнул, взял. – За здоровье, – объявил я.
– За Россию, – фыркнул Васильев и проглотил огненную жидкость не чокаясь.
– Что ж вы за Родину пьете, как за покойника, не по христиански?
– А она разве не мертва? Да и христиан я тут не вижу.
– Ну, Орти-то понятно не христианин, а вот я крест ношу, – и я продемонстрировал ему нательный крестик.
– Ты ему еще член необрезанный покажи, докажешь, что не иудей,
– похоже Тогота сложившаяся ситуация веселила.
– Прибереги на потом свои похабные шуточки, –
ответил я ему на той же ментальной волне.
– Но представьте на мгновение, что каким-то чудом все лагеря и инквизиция коммунистов остались в прошлом. Волею случая вас перенесли в иное время. Вы же прошли через зеркало нуль-транспортировки, вы видели самодвижущиеся автоматы, и вы должны понимать, что ни одна страна в ваше время не могла создать такое… Пойдемте, – я потянул Васильева за рукав и он, повинуясь встал. – Пойдемте, я вам покажу.
Я провел его коридором к ближайшей площадке обозрения, и несчастный замер не в силах поверить своим глазам. Перед ним расстилался город будущего. Белоснежный и прекрасный. Но больше всего его поразил цвет неба – фиолетово-малиновый и две луны висящие почти над самой землей.
Какое-то время Лев Иннокентьевич созерцал все это, а потом с недоверием, вытянув палец в сторону пейзажа, пробормотал:
– Но ведь это все нарисовано… Этого быть не может… Вы чем-то меня подпоили.
И тогда я мысленно приказал открыть купол. Поползли в сторону огромные пластиковые щиты, и свежий ветер налетел на нас, играя в волосах. А кроме того он принес запахи: запах свежей травы, запах моря, запах свободы…
– Это другой мир, – наконец я нарушил молчание. – Это не Земля. Это другая планета, другой мир и вам предстоит здесь жить, если, конечно, вы не пожелаете вернуться в Россию, назад в лагерь.
Стоило мне произнести последние слова, как глаза несчастного вновь округлились.
– «Назад в лагерь»? – переспросил он. – В Россию? Так ведь нет ее больше России… А то, то – не Россия. То – бесовщина.
И тут Тогот, ну больше некому, врубил колокольный звон.
Взгляд Васильева заметался, но через мгновение застыл на крошечной церквушке, приютившейся у реки. (Орти несмотря на то, что сам был
создателем
, всегда уважал чужое вероисповедание.) Бывший офицер упал на колени и повернувшись в сторону церкви стал истово креститься и бить земные поклоны.
Да, Орти тяжело будет.
Я подошел и положил руку на плечо несчастного.
– Пойдемте, у нас еще много дел…
А колокольный звон малиновым бархатом стелился над бескрайними равнинами неведомой планеты, которой еще предстояло обрести свое имя.
– Приведите сюда Гаврилу Ивановича, – неожиданно попросил зек. – Он со мной в одной комнате сейчас. Приведите быстрее, пока колокола звонят.
– Без глупостей?
– Слово офицера.
– Я за ним присмотрю,
– вот ведь вездесущий демон.
Я быстро сбегал за сокамерником Льва Инокентивича. Гаврила Иванович оказался высоким старцем, прямым, как сажень!!!!!.
– Следуйте за мной, – приказал я.
Тот не ответил, но пошел, сложив руки на груди.
– Зря ты впереди идешь, –
вновь заворчал Тогот.
– Ни один конвоир так не делает. Он ведь, зек этот, может тебя сзади того… этого… пристукнуть.
– Я специально иду впереди, выказывая тем самым ему доверие. Мы не в допре.
– А мне приходится разрываться на части и следить за всеми вами одновременно.