Американец

Москва, Ломоносовский проспект, общежитие МГУ, 29 августа 1992 года, суббота

— Привет! Меня Володей зовут! А фамилия Романов, как у царской семьи! — представился вошедший и, не давая мне вставить ни слова, продолжил: — Так что придется тебе, в знак уважения, койку у окна мне уступить!

— Обойдешься! — спокойно возразил я. Настроение у меня было ни к черту, Юля не отвечала уже на седьмое письмо, так что мне было все равно, обратит ли он все в шутку или полезет драться. — Романовы твои так демократии боялись, что аж империю просрали! Так что их уважать мне не за что! Это, во-первых! Ну а во-вторых, первокурсники живут вчетвером, так что мест у окна тут два и ты вполне можешь занять второе!

— Как это вчетвером? — недоуменно оглядел он комнату с двумя кроватями.

— А очень просто! До нас тут третьекурсники жили. Им можно и вдвоем. Но нам пока такой роскоши не положено. Так что давай, занимай вторую кровать, и передвинем ее к окну. И тумбочку со стулом тоже занимай. А опоздавшие пусть таскают себе все из самого подвала на пятый этаж!

Тут я все-таки улыбнулся, протянул руку и представился, подражая ему:

— Юра! А фамилия Воронцов, как у генерал-губернатора Новороссии!

— Новороссийска? — переспросил он, явно не расслышав.

— Эх ты, монарх недоделанный! — засмеялся я! — Не Новороссийска, а Новороссии! В пушкинские времена туда и Крым входил, и Одесса, и Кишинев… А Воронцов, кстати, сделал для тех мест столько, что ему в Одессе памятник горожане поставили. За заслуги! Не то что твои Романовы! Из них только Петр I и Екатерина II и были приличными… Да и то, Екатерина — Романова только по мужу…

— Ладно, сдаюсь, сдаюсь!

И он действительно поднял руки вверх, будто сдаваясь… Мне явно повезло хотя бы с одним из однокомнатников. Легкий у человека характер, люблю таких.

Эх, жаль Юля не поступила. Никуда. И возможности взять ее сюда не было никакой. Но ничего! Я что-нибудь придумаю. И тогда жизнь наладится окончательно!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Ситуация с Юлей устроилась вне зависимости от нас. Тогда вся страна „челночила“. Миллионы людей стали мелкими торговцами, которые ездили между двумя точками, покупая и продавая какие-то товары и заменяя распавшуюся систему снабжения. Деньги они зарабатывали копеечные, но тогда люди довольствовались и этим. Стала челноком и Юлина тетушка. И „челночила“ между Москвой, Кишиневом и Румынией. Она пристроила Юльку помогать себе. Так что два, а то и три раза в месяц Юля появлялась в Москве. И бежала „в гости к подружке“. Не скажу, что нам хватало, но… Многие не имели и такого.

К третьему курсу, однако, инфляция сделала свое черное дело, денег, высылаемых родителями, мне стало не хватать, так что пришлось устраиваться на подработку. На рынке поработал, на Лужниках тогда студентов много торговало… А чуть позже устроился в ночную смену в маленьком авторемонте. Аккумулятор зарядить или даже починить, электролит приготовить (а что в этом сложного для химика с неполным высшим образованием?), мелкие неисправности проверить… ну, и „замеры СО-СН“, само собой, это тогда наш „кормилец“ был… Стоит прилично, а усилий почти никаких.

Мама, кстати, помогала не только деньгами. Иногда подкидывала возможность заработать „по профилю“. Для ее фирмы нужно было тексты писать, обзоры про разные химкомбинаты, препараты, историю химической технологии… Последнее я любил особенно. Как говорила моя наставница, „химическое предприятие — это небольшой реактор, весь опутанный теплообменниками и насосами“. Так что история технологии — это химия пополам с энергетикой. Неудивительно, что я ее любил. Ну а мамины задания позволяли немножко денег за „художественное изложение имеющихся знаний“ получить…»

Москва, Главное здание МГУ, зона «В», общежитие, 2 января 1995 года, понедельник, позднее утро

В дверь кто-то упорно пытался вставить ключ. Уже минут пять. Романов недовольно поморщился.

— Ну что за чмо там двери перепутало?! — недовольным басом проорал он. — Ща быстро хлебальник на левую сторону выправлю, чтобы похмельное косоглазие не мешало!

За дверью что-то жалобно простонали, но попыток не прекратили. Блин, что за невезение, а? Единственный сокомнатник, Воронцов, укатил к своей крале в Кишинев. Предложение делать собрался… Второй полублок тоже вымер до Рождества. Так что он честно и обоснованно рассчитывал наверстать вчерашний новогодний недосып. И никто не должен был помешать. Нет же, нашелся какой-то убогий…

В дверь снова начали скрестись. Черт! Пришлось вставать и идти разбираться. Надевать что-либо Вовка не стал, справедливо полагая, что созданию, набравшемуся до нераспознавания номера комнаты, будет абсолютно индифферентно, как именно он одет. А послать страдальца можно и так. И завалиться спать без промедления.

Однако планы по вразумлению и свершению жестоких кар были сорваны. В распахнутую дверь ввалился именно его товарищ по комнате. Воронцов. И был он, что называется, пьян до синих соплей. В зюзю. Ни-ка-кой!

А ведь Юрка обычно пил крайне мало, и контроля над собой не терял никогда. М-да-а… Похоже, с матримониальными планами Юрке вышел крутой облом. ОЧЕНЬ крутой.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…История была банальна, но это не утешало меня ни капли. Самовлюбленный осел, я не хотел замечать, что бывает Юля в Москве все реже. И что в разговорах все чаще мелькают деньги. Причем суммы, о которых она мечтает, все растут и давно вышли за пределы не только моих заработков, но и доходов с „челночного бизнеса“. Хотя… может, это и не ударило бы меня так, но я приехал сделать сюрприз. Вот и получил его сам. Юлю я встретил на их лестничной площадке. Она целовалась. И не с кем-то, а с Аурелом. С тем подонком, банда которого изувечила отца… Как я покупал билет на поезд, как напился — я просто не помню. Все исчезло из памяти. И слава богу!

Чуть позже от Юли пришло письмо. Я не стал его рвать или жечь. С каким-то ленивым, отстраненным любопытством, как будто препарируя труп своей любви, я пробежался по тексту… „Ты сам говорил, нужно все планировать… Я детей хочу, а на это деньги нужны… Он теперь не такой, он депутат, и работает на страну…“

Тогда я решил, что больше женщин в моей жизни не будет. Слишком это больно!»

Москва, Главное здание МГУ, 25 января 1996 года, Татьянин день, четверг, вечер

Хорошо все же быть студентом! Нет, правда, здорово. Даже в этой нищей стране! Все равно, в повод для пьянки и праздника может превратиться все что угодно. Вот сейчас, например, я сидел в гостях у пары негров. Нет, не так… Мелесе не негр. Он из Эфиопии и не устает всех поправлять, что он — амхарец. Амхарцы себя к неграм не относят. Его подруга тоже себя негритянкой не считает. Хоть и черная. Она из Йемена. Папа ее был важной шишкой в их правительстве. Так что учиться она приехала за счет казны. Договор был международный, еще при Союзе валютой заплатили. А потом что-то там у них случилось, страны той уже нет, возвращаться ей некуда… Но все равно, считает она себя арабкой, а не негритянкой.

Впрочем, меня куда-то занесло. Важно другое. За учебу-то заплатили, а вот на жизнь ей брать неоткуда. И никого у нее нет. Потому что той страны уже нет, а если она в новое посольство придет, то может и не выйти. Вот и прибилась к Мелесе. Живут как-то вместе. Болтают то на английском, то на русском. Но ничего, у них весело!

А сейчас мы варим какой-то национальный перцовый суп. В честь Татьяниного дня. Ну и чтобы подлечить меня от начинающейся простуды. А пока суп варится, тихо выпиваем и играем в карты. Вернее, не играем, они пытаются меня учить какой-то африканской игре. Учиться мне лениво, но весело.

— Юра, — вдруг спрашивает меня Мелесе, — а что ты знаешь про адсорбционные холодильники?