Песня для зебры

— Как скажешь, Шкипер.

— Филип заарканил делегатов, выработал условия соглашения, собрал их всех за одним столом. Еще двое суток назад они бы ни за какие коврижки в одно помещение не вошли. Так что заткни фонтан и восторгайся его подвигом.

— Так точно, Шкипер. Я в восторге. Нет вопросов…

Макси сердито взлетел вверх по каменной лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки, так что я еле поспевал за ним. В библиотеке он рухнул в одно из кресел, мне указал на другое, и так мы с ним, подобно двум праздным джентльменам, постепенно пришли в себя. За французскими окнами радующие глаз лужайки мягкими уступами поднимались к нашпигованной микрофонами беседке.

— Чуть не в тысяче миль отсюда, где-то в Дании, — заговорил наконец Макси, — сейчас проходит международный семинар. Сечешь?

— Да, Шкипер.

— Называется он “Форум Великих озер”. Слышал о таком?

Нет, не слышал, ни разу.

— Если коротко, целая команда длиннобородых кабинетных мыслителей из Скандинавии затеяла неофициальные переговоры по решению проблем Восточного Конго еще до предстоящих выборов. Всего делов-то: согнать в одно место всех этих мужиков, которые друг друга ненавидят, дать им спустить всех собак друг на друга — и будет тебе чудо, если ты, конечно, все еще веришь в сказки.

Я понимающе улыбнулся. Мы снова были в одной лодке.

— Сегодня на форуме день отдыха. Всех повезут осматривать рыбокоптильные заводики да скульптуры под открытым небом, но трое участников отпросились на день, чтобы приехать сюда. Провести, так сказать, собственное неофициальное совещание. — Макси бросил на стол передо мной папку. — Вот тебе твоя “общая картина”. Краткие биографии участников, их этническое происхождение, языки, на которых они говорят. Плоды праведных трудов Филипа. Три делегата, нечестивая троица. — Он помедлил. — Еще несколько месяцев назад они друг другу животы вспарывали, из жен противника колбасу делали, угоняли скот, отнимали землю, похищали природные ископаемые. Им немножко помогли, с ними поработали — и вот они уже создают коалицию.

— Против кого же на этот раз, Шкипер? — с подобающей долей скептицизма поинтересовался я.

Мой тон говорил сам за себя: в самом деле, в чем смысл любой коалиции в тех отсталых, мрачных райских кущах, если она не создается против какого-то общего врага? Оттого я не сразу воспринял всю глубину, всю судьбоносность и важность его ответа:

— На этот раз, в порядке исключения, вопрос стоит иначе. Не против кого, а под чьей эгидой. Ты, кстати, не слышал про этого спасителя Конго, как он сам себя называет? Бывший профессор чего-то там, он нынче на всех подмостках. Он еще имечко себе придумал — Мвангаза, это вроде “свет”, да?

— Или просвещение, — поправил я, просто в силу безусловного рефлекса, этой профессиональной болезни переводчика. — Зависит от того, что имеется в виду — буквальный смысл или переносный.

— Короче, Мвангаза — это наше всё, в каком хочешь хренососном смысле. Если поставим его в нужную позицию до выборов, дело в шляпе. А если нет — мы в глубокой жопе. Серебряная медаль не предусмотрена.

Сказать, что от слов Макси у меня закружилась голова, было бы недопустимым преуменьшением. Скорее уж вылетела на орбиту по спиральной траектории, одновременно посылая исступленные сигналы Ханне.

Сальво, я была на его митинге, рассказывает мне Ханна, переходя с французского на английский, в один из редких моментов отдыха посреди нашей любовной страды. Он настоящий апостол истины и примирения. В Киву он выступает на всех местных радиостанциях. Две недели назад, в свой выходной, я с друзьями до самого Бирмингема доехала, где он держал речь перед огромной толпой. В зале было так тихо, что если бы муха пролетела, ее бы все услышали. Его движение называется “Путь золотой середины”. И оно добьется того, на что не способна никакая политическая партия, потому что это движение души, а не кошелька. Оно объединит все население Киву, и на севере, и на юге. Оно заставит воротил из Киншасы вывести свои продажные войска из Восточного Конго и дать нам возможность самим управлять своей страной. Оно сможет разоружить все эти военные формирования, всех этих головорезов и вышлет их обратно, в Руанду, где им и место. А тем, кто имеет право оставаться в Киву, позволит доказать, что они действительно хотят быть конголезцами. А еще знаешь что, Сальво?

Что, Ханна?

В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, во время великого восстания, Мвангаза сражался на стороне Патриса Лумумбы и даже был ранен!

Как же ему это удалось, Ханна? Ведь агенты ЦРУ со скромненькой помощью бельгийцев убили Лумумбу в шестьдесят первом. То есть за три года до того, как началось восстание.

Сальво, ну и зануда же ты! Ведь участники восстания боготворили Лумумбу. Для них он оставался кумиром. Они сражались за свободу Конго и за идеи Патриса, не важно, жив он или нет.

Выходит, я занимаюсь любовью с революционеркой.

Ну вот, теперь ты еще и глупости говоришь. Мвангаза никакой не революционер. Он за умеренность, за дисциплину и за соблюдение закона, он желает избавиться от всех, кто лишь расхищает богатства нашей страны, кто не предан ей. Он не хочет прослыть воякой, он желает нести мир и спокойствие всем истинным патриотам Конго. Он человек, каких мало, Сальво, он великий герой, пришедший исцелить нас от всех наших невзгод. Может, я просто тебе надоела?

Заявив, что я, похоже, не принимаю ее слов всерьез, она раздраженно откидывает простыни и садится на кровати. И надо знать, какая она красивая, какая озорная в любовных играх, чтобы представить, насколько соблазнительно это зрелище. Нет, Ханна, вовсе ты мне не надоела. Просто меня на минуту отвлек ночной шепот покойного отца, мечтавшего, как и ты:

Объединить бы Киву, сынок… Чтобы здесь царил мир, Сальво, по воле Божьей и под флагом Конго… Избавиться бы от этой чумы, от пришлых эксплуататоров, да сплотить тех, кто искренне желает обратить Богом дарованные природные богатства на благо нашего народа, нести ему просвещение… Помолимся же, Сальво, сынок, чтобы ты дожил до этого дня.

Макси тем временем ждал ответа. Слыхал я про этого спасителя Конго или нет? По примеру Мвангазы я выбрал золотую середину.

— Не исключено, — с наигранным безразличием признался я. — Какой-то очередной проповедник всеобщего согласия?

— Ты, может, знаком с ним?

— Да бог с тобой! — И как только я мог навести Макси на подобные мысли? — Если честно, Шкипер, я стараюсь держаться подальше от политики Конго. По-моему, так оно спокойнее.

Что до появления Ханны, вообще говоря, было правдой. Ведь если желаешь ассимилироваться, приходится делать выбор.

— Тогда собирайся с духом, скоро познакомишься, — сообщил Макси, еще раз взглянув на часы. — С великим человеком и его свитой, в которой двое: один — его верный сторонник, он же политический советник, другой — не особо верный посредник Феликс Табизи, ливанец по прозвищу Тэбби. Профессор говорит на языке ши, его правая рука тоже.

“Ага, Тэбби”, — повторил я про себя, тут же мысленно переносясь в шикарный особняк на Беркли-сквер. Тот самый гнусный мерзавец, который в последний момент будет готов на любые выкрутасы, лишь бы все расстроить. Я уже собрался задать вопрос, что этот не особо верный ливанский посредник делает в свите Мвангазы, но Макси опередил меня:

— Тэбби — неизбежное зло. В окружении любого африканского лидера обязательно есть такой тип. Этот раньше был радикальным мусульманином, водил дружбу с палестинцами из ХАМАС, но недавно принял христианство от греха подальше. Помогает старику вести предвыборную кампанию, стелет ковровую дорожку, заведует финансами, стирает носки…

— А какие у него языки, Шкипер? Я имею в виду мистера Табизи.

— Французский, английский, арабский плюс всякая всячина, которой он успел поднабраться за время своих похождений.