Страница 5 из 9
— Не может быть и речи, даже не мечтай.
— Признавайся, это розыгрыш.
— Разумеется, розыгрыш. На самом деле все гораздо эффективнее. Если женщина шепнет тебе это заклинание в момент поцелуя, это значит, что она хочет иметь от тебя ребенка и что она его обязательно зачнет. Это заклинание называется «Улыбка Кибелы», а ты — хочешь верь, хочешь не верь.
— Купи! Купи мне «Улыбку Кибелы»! — опять ворвалась в наш разговор Лиза Свифт, но я отвечал на ее мольбы молчанием.
Тут Теодор резко сменил тему.
— А чем ты сейчас занимаешься? По-прежнему пишешь романы? — спросил он меня.
— Разумеется, пишу романы, и ты это прекрасно знаешь.
— Я должен тебе кое-что сказать. Раньше твои книги были лучше.
— Пусть это тебя не волнует. Нечто подобное говорили и Байрону.
— Что говорили Байрону? — пожелала узнать Лиза.
— Венецианцы уже столетиями говорят о своем городе, что раньше он был лучше. В начале девятнадцатого века кто-то из них сказал это Байрону. А он ответил: пусть вас это не волнует, сейчас Венеция прекрасна по-новому.
— В твоих книгах я ничего не понимаю.
— А зачем там что-то понимать? Мои книги как шведский стол. Берешь что хочешь и сколько хочешь, с какой стороны стола ни начнешь. Я предложил тебе свободу выбора, а ты растерялся и от изобилия, и от свободы, как буриданов осел, который издох между двумя охапками сена, оттого что не мог решить, с какой начать.
— Я имею в виду не только тебя. Я говорю о профессии писателя вообще. Сегодня ты и такие, как ты, не нужны. Ты динозавр. Максимум, чего ты в настоящий момент можешь достичь в литературе, это написать роман, который будет похож на пересказ эпизодов реалити-шоу. То, что в восемнадцатом и девятнадцатом веке было любовным романом, сейчас превратилось в передачи на порноканалах, где можно узнать, что находится внизу, под одеждой, когда из всей одежды на мужчине только женщина. Зачем мучиться над книгой, если всё предлагают увидеть живьем? Кроме того, сейчас в моде бездари. И писатели больше не используют свой литературный дар, когда пишут, поэтому нельзя установить, есть он или нет. Это вам, несомненно, удобно, но читателям не нравится, поэтому они вас и бросают. И тебя, и всю вашу писательскую братию…
— Что касается меня, то я люблю книгу, которую можно взять с собой в кровать или на отдых, люблю получить в романе полупансион продолжительностью в пятнадцать дней по умеренной цене, — включилась в обсуждение литературы Лиза Свифт.
Тут я встал, решив, что пора собираться, тем более что от сидения на пледе под деревом у меня разболелись ноги. Прощаясь, я еще раз обратился к Теодору:
— Что касается твоих заклинаний, то должен сказать тебе, что они гроша ломаного не стоят, если их не скомбинировать кое с чем еще.
— С чем? — спросила Лиза, в то время как Теодор загадочно молчал.
— В Турции считается, что такие заклинания нужно сочетать с мудрой водой, только тогда можно добиться полноты действия.
— Той самой водой, которую я привезла тебе в подарок? — удивилась Лиза.
— Вот именно. Но это еще не все. История о мудрой воде и твоем волшебном стихе, дорогой мой Теодор, начинается много веков назад…
При этих словах Теодор резко встал, чрезвычайно учтиво распрощался с нами и удалился, унося свою тайну и свое одеяло…
Когда мы остались вдвоем, Лиза отвела меня в ближайшую корчму, усадила за столик на террасе, взяла за обе руки и, заказав кофе, решительно потребовала:
— Выкладывай. Немедленно выкладывай все, что знаешь и о чем умолчал.
— О чем это я умолчал?
— Ты мне ничего не рассказал, а знаешь все. Ты знаешь даже, после скольких шагов человек остается один… Почему перстень не реагирует на тебя? Только на тебя?
— Не знаю. Но у меня есть два предположения.
— Put the case! — отрезала Лиза. — Предполагай!
— Как-то раз, когда я был в Африке, нас повезли на экскурсию в селение к берберам, и там всем нам гадала колдунья с живой змеей на шее. Когда пришел мой черед, она посмотрела на мою ладонь, заглянула в ухо и бросилась в бегство.
— Что это значит?
— Видимо, моя и ее энергии взаимно уничтожаются. Не знаю…
— Ты хочешь сказать, что твоя энергия и энергия перстня тоже взаимно уничтожаются?
— Может быть.
— Неужели ты считаешь, что перстень боится тебя, так же как и та колдунья из Африки? Смешно.
— Дело не в перстне, а во мне. Это я мешаю энергии перелиться из меня в перстень.
— Зачем же ты это делаешь?
— Я это делаю ненамеренно, бессознательно. Просто таково положение вещей. Мне мешает то обстоятельство, что я слишком много знаю о перстне. Когда я работал в архиве венецианской «Марчианы», библиотеки Святого Марка, и в отделе рукописей Румянцевской библиотеки в Москве, я обнаружил данные, из которых следует, что в прошлом существовало гадание с помощью каменного перстня.
— И ты только сейчас говоришь мне об этом? Покажешь, что ты написал о перстне?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я ничего не написал и не собираюсь писать.
— Как так? Разве это не относится к области твоих исследований?
— И да, и нет. Это скорее относится к тому, что древние авторы называли «царской тайной». Уточняя при этом, что царскую тайну следует хранить крепко.
— Но собственной жене ты эту тайну откроешь, правда?
— Открою, но вовсе не потому, что ты моя жена.
Лиза обиделась, тревожно посмотрела на меня и спросила:
— А почему же?
— Потому что ты и сама с помощью перстня и той воды из Богородичного источника идешь по следу этой тайны. Так что дальше мы вместе попытаемся открыть ее в той мере, в какой это будет в наших силах и насколько нам это будет позволено.
— Рассказывай!
— Для начала я мог бы напомнить тебе о том, к чему вы, в Англии, особо чувствительны. Речь идет о тайне, частью которой является Святой Грааль. Тебе, разумеется, известна история о Святом Граале. Достаточно одного взгляда на Царьградский покров, который сейчас находится в Италии и называется Туринской плащаницей, чтобы заметить, что на этой ткани виден как бы отпечаток тела Христа, с лица и со спины. И ты наверняка знаешь, что в давние времена некоторые очевидцы ужасались, когда им показывали этот покров, или Святой Грааль, потому что отпечаток имел четыре руки, две головы и четыре ноги. Независимо от подлинности покрова история о Граале может быть истолкована и по-другому, а именно как то, что он символизирует удвоенность тела Христа. То есть историю о том, что у Христа было и другое тело. Кстати, все это прекрасно описано в Библии. Просто надо уметь читать.
— А что такое ты разыскал в архивах?
— То, что в прошлом были лица, занимавшиеся поисками ответа на вопрос, имеем ли и мы два тела, подобно тому как их имел Христос. В частности, прояснить это пытались одна женщина в Венеции приблизительно в тысяча семьсот семидесятом году и один монах из Сентандреи, в Венгрии, предположительно в тысяча семьсот сорок девятом году. По-видимому, можно считать, что в этих местах в то время случались и другие попытки такого рода. Например, есть свидетельства того, что в Венеции некий чембалист, который сочинял музыку для часов и шарманок, примерно тогда же, правда безуспешно, пытался ворожить этим же способом, то есть с помощью перстня, святой воды и заклинаний. Он стремился установить, есть ли у человека другое тело, или его нет. Все эти люди действовали крайне наивно, но, по-моему, их попытки заслуживают уважения хотя бы как храбрые шаги по тернистому пути.
— Ну а они смогли хоть что-нибудь установить с помощью этого колдовства?
— Перстень вел себя удивительно. У участников этих опытов складывалось впечатление, что он их обманывает.
— А он действительно обманывал?
— Я тебе расскажу, что знаю, а ты решай сама.
Вторая часть
1. Палаццо на канале Чудес
Однажды туманным майским днем 1764 года господин Захария Орфелин, сам того не подозревая, получил новое имя. Он высадился из венской коляски, обитой сукном кирпичного цвета, неподалеку от Венеции. Кучер в треуголке выгрузил его сундучок и подушку из красной кожи, набитую пухом паннонских гусынь, — дальше путешественнику предстояло добираться по воде. С того момента, как он, вступив со своим небольшим багажом на борт изъеденной червями гондолы, пустился в путь по венецианской лагуне с ее соленым туманом и невидимыми, но ощутимыми волнами, господин Орфелин стал для окружающего мира синьором Сакариасом. И никем иным. Из своего удивительного средства передвижения пассажир оторопело глазел на стоящие над водой дворцы, а местные дамы дивились смешному красавчику, обнимающему в гондоле красную подушку. Приезжий не носил парика, его темные волосы были завязаны на затылке янтарными четками и напоминали толстый конский хвост. Губы он подкрашивал помадой, что было ему весьма к лицу, курил трубку с длиннющим чубуком, которая дымила над гондолой и, словно кадило, окуривала мосты.