Страница 111 из 160
Что-то многовато бессмысленных поступков делал он в этом Сдвиге, где существовало такое простое, такое до омерзения логичное, такое чёрно-белое ПВ.
— Приказ. — Викинг был лаконичен.
— А ты знаешь, где я видел твой приказ? — Бессмысленность так бессмысленность: ярость попёрла наружу, не сдерживаемая никаким здравым смыслом. — В гробу, вот где! В добротном цинковом гробу, понял? Хочу и буду разговаривать, а ты, башка рогатая, не лезь…
Куда не следует лезть рогатой башке, Чернов не придумал. А если бы и придумал, то сообщить не успел бы. Викинг сделал резкий выпад вперёд и молниеносно провёл удар Чернову в челюсть. Чернов повалился на деревянный стол, затем на пол, мощно треснулся затылком — до темноты в глазах, и параллельно всему происходящему ещё успел пожалеть о своей неумеренной и неуместной наглости.
— Что здесь происходит?
Чернов открыл глаза и увидел прямо перед собой сапоги вернувшегося Свена.
— На минуту нельзя оставить! Викинг, за что ты ударил задержанного?
— Он хотел напасть…
Чернов сел на полу и засмеялся.
— О, Сущий! Если так будет продолжаться, то вся рогатая скандинавская армия скоро будет трепетать при упоминании некоего Бегуна, который только и делает, что нападает на храбрых викингов!
— Хватит болтать. — Свен легонько пнул сидящего на полу Чернова. — Вставай, выходи, там для тебя кое-что интересное приготовлено. И этого, — он показал на Кармеля, — тоже выводите. Да и вообще — сгоните на площадь жителей, всех — от стариков до детей: пусть посмотрят!
Всех не всех, а человек двести на площадь согнали. Окружённые цепью рогатых бойцов, женщины, дети и откровенно подавленные собственным бессилием вефильцы-мужчины смотрели, как к семи столбам, врытым в землю, привязывали семерых человек. Вывели Чернова и Кармеля, поставили перед столбами. Народ встретил своего Бегуна сдержанным гулом. Что было в этом гуле? Удивление: Бегун схвачен, Бегун слаб… Надежда: Бегун опять с ними, Бегун найдёт Путь… Чернов не умел читать взгляды и слышать что-то, скрытое в гуле толпы.
— Эти семеро, — показал на привязанных Свен, — были пойманы нами в горах. Почти сразу после тебя, Бегун. Тоже смотрели, вынюхивали. Один даже ранил нашего солдата палкой. Говорить они отказываются, наверно — немые. Что ж, и немой должен нести наказание. Оно им всем предстоит: за шпионаж и несговорчивость. Мы сейчас с тобой поиграем, Бегун. Правила игры просты: каждым своим правдивым словом ты сможешь уменьшить их страдания. Скажешь всю правду сразу — они отделаются легко. Будешь темнить и увиливать — твои товарищи испытают ужасную боль. Невыносимую. Понял?
— Понять-то я понял, — тихо ответил Чернов, — но отказаться ведь я всё равно не могу?
— Можешь. Тогда это будет означать мгновенную смерть этих людей на глазах у толпы. Из которой мы потом возьмём ещё семерых… И я не могу гарантировать, что это не будут дети или женщины. И попытаемся поиграть снова. Всё просто, Бегун, мы — солдаты, нам рассуждать о сострадании запрещено уставом.
К привязанным мужчинам подошли викинги — тоже семеро. У каждого в руках по плётке.
— Чего ты хочешь, Свен? — Чернов спросил почти шёпотом.
— Одного, Бегун. Доступно и быстро объясни всё, что касается появления чужаков на территории Скандинавской Империи. И если твоё появление я могу, в принципе, понять сам: ты — явный римлянин, хотя и хорошо маскируешься, — то про город изволь рассказать. Твой рассказ должен быть правдивым и подробным. Начали…
— Подожди, — притормозил его Чернов. — Ты — солдат, да, но где твоя военная логика? Я — римлянин, пусть так, но какое отношение я имею тогда к этим крестьянам?
Свен засмеялся.
— Позаботься о собственной логике, римлянин, она у тебя хромает. Ты же только что говорил с их вожаком на его языке. Они знают тебя, это и слепому видно. И потом, город и ты возникли одновременно. Моя логика утверждает: вы едины в своей угрозе нам. Так что говори, время пошло. Бегун. Как это по-римски? Cursoris, так?..
Он кивнул семерым с плётками. Те кивнули в ответ и приготовились — бить.
Чернов растерялся. Нет — потерялся. Он даже предположить не мог, что сейчас следует делать. Начать старую и правдивую историю о Пути? Забьют семерых бедняг насмерть. Соврать про хитроумный заговор Рима? Тогда, не исключено, начнётся война двух Империй — викинги не упустят шанса погрызться за мировое господство с соседями по Великой Границе. Может, это и есть — правильный выбор: начать войну своим появлением в этом ПВ, сломать равновесие, изменить их историю или, наоборот, исправить её новой войной?..
Не его это дело — ломать или исправлять Историю. Помнится, была какая-то книга — о службе Мастеров, исправляющих всякие исторические сломы ради спокойствия этой службы. Фантастика!..
— Свен, я буду говорить на двух языках. Я хочу, чтобы народ тоже слушал.
— Как пожелаешь. Мне всё равно.
Чернов повернулся к толпе.
— Люди! Я рад, что снова с вами. Правда, в наш дом пришла беда: следуя по Пути, мы пересеклись с дорогой этих воинов. Они требуют, чтобы я рассказал всю правду. Но правда — это Путь. Я не знаю иной — удобной им. Поэтому они мне не поверят и станут бить наших земляков. Но что тогда мне делать?
— Говори, Бегун! — крикнул Кармель. — Говори правду: Путь велик и недосягаем для чужих.
— Говори как есть!.. Правду, Бегун! — кричали из толпы.
Выкрики не понравились викингам, стоящим в оцеплении. Один из них дал очередь из автомата поверх голов. Взвизгнули женщины, заплакали дети, но никакой паники, никакого смятения не случилось. Люди лишь втянули головы в плечи. Рефлекс, которого не должно быть в мире, не знающем огнестрельного оружия. Ан есть!..
— Хватит болтать на этом змеином языке! Шипишь, как змея. Говори по-человечески! — Свену надоело ждать.
Чернов ещё раз оглядел привязанных к столбам людей. На лицах — безразличная покорность судьбе, готовность к боли, усталость. Они тоже смотрели на Чернова, но не зло, скорее — выжидающе, может — чуть вопросительно. Особенно вон тот, молоденький паренёк…
В мозгу вдруг всплыл прощальный крик Зрячего: «Ищи Путь, где невозможно!»
Невозможно, невозможно… Неужели — ключ?.. Более невозможного Чернов не представлял.
— Свен, я хочу, чтобы меня привязали вместо этого парня.
— Ты уже здесь командуешь? — Свен усмехнулся. — Не много ли на себя берёшь?
— А тебе не кажется, что это станет некой гарантией правды? А то я сейчас в слишком выгодном положении нахожусь: что бы ни сказал, больно будет не мне.
— Странные твои слова, Бегун… — Свен задумался. — Но справедливые. Будь по-твоему. Привяжите его вместо этого мальчишки!
Паренька отвязали. Он, не веря тому, что случилось, нерешительно отошёл от столба, ошалелыми глазами посмотрел на уже бывших товарищей по несчастью.
Чернов подтолкнул его к толпе:
— Иди, иди.
Какая-то женщина — видимо, мать — бросилась к нему с запоздалым криком:
— Не отдам! Не отдам больше!
Чернов улыбнулся, пробормотал:
— Больше, надеюсь, и не потребуется.
Подошёл к столбу, прижался спиной, отвёл назад руки: рогатый палач с плёткой связал Чернову кисти каким-то хитрым узлом — не туго, но крепко.
— Теперь ты доволен? — Свену не терпелось начать свой допрос. — Больше никаких условий?
— Никаких.
— Я слушаю тебя.
Чернов вздохнул и начал:
— Город Вефиль путешествует по мирам…
— Не верю!
Свист плёток. Щелчки их по коже, слившиеся в один. Боль. Ни один из семерых не издал ни звука. Чернов перевёл дыхание, продолжил:
— Я веду этот город по Пути. Я Бегун…
— Не верю!
Свист. Щелчок. Боль.
— Я должен привести город туда, откуда…
— Не верю!
Свист. Боль. Боль!
— …он исчез много лет назад. Ваш мир — лишь остановка.
Щелчок. Боль! Много боли!
— …на Пути…
Море боли!!!
А Чернов упорно говорил, говорил, говорил, рассказывал легенду Вефиля, а покрасневший от ярости Свен то и дело орал своё «не верю», и каждый следовавший за этим удар причинял Чернову всё большую муку. Вот уже кажется — всё, край, больнее быть не может… Свист. Щелчок. Кожа вспухает красной полосой. Новая боль. Царство боли. Космос боли… Чернов готов был бы отдать сейчас всё, чтобы потерять сознание и не чувствовать ничего, но…