Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 13



Рахиль тактично не обратила моего внимания на то, что ей это известно. Вместе со мной она с явным удовольствием двигалась в такт музыке. Через некоторое время она заявила:

– У меня появилась новая идея. Давай вернемся к столику. – И, не успели мы еще сойти с танцевального подиума, как она уже говорила:

– Давай вспомним о твоем предке, Юлии Цезаре. Он завоевал Египет именно здесь, в Александрии. А что, если бы случилось наоборот, если бы египтяне победили его, что чуть и не произошло?

Теперь я слушал ее очень внимательно – значит она заинтересовалась мною настолько, чтобы задать Сэму пару вопросов о моем прошлом!

– Это невозможно, – ответил я ей. – Юлий никогда не проигрывал войн. Впрочем... – К своему изумлению я заметил, что начинаю всерьез относиться к безумному предложению Сэма. – Ведь нечто подобное было бы трудно написать, ведь так? Если бы Легионы были побеждены, образ мира изменился бы совершенно. Ты можешь представить себе мир, который не был бы римским?

– Нет, – ответила она сладеньким голоском, – но ведь это уже твои проблемы, не так ли?

Я отрицательно покачал головой.

– Нет, это слишком глупо, – засомневался я. – Читатели в это не поверили бы.

– Юлий, но ты можешь попробовать, – заявила Рахиль. – Видишь ли, тут у нас появляется интереснейшая возможность. Друзус мог и не дожить до вступления на императорский трон. Еще при жизни Августа он был серьезно ранен в Галлии. Тиберий... Помнишь Тиберия?

– Да, его брата. Того, что так тебе нравится. Которого Друзус сделал наместником Иудеи.

– Именно его. Так вот, Тиберий день и ночь мчался на коне, чтобы доставить Друзусу самых лучших врачей из Рима. Все висело на волоске. Друзус еле-еле остался в живых.

– Да?! – прибавил я, самим тоном прося продолжения. – И что тогда?

На ее лице появилось сомнение.

– Не знаю, что тогда.

Я подлил ей вина.

– Мне кажется, следует придумать какое-то продолжение, и я смогу это сделать, – сказал я, глубоко задумавшись. – Особенно, если ты поможешь мне с подробностями. Наверняка Тиберий стал бы императором вместо Друзуса. Ты говоришь, что это был добрый человек; то есть, он сделал бы приблизительно то же, что и Друзус – вернул бы власть Сенату после того, как Август и мой уважаемый предок Юлий сделали его практически безработным...

Вдруг я замолчал, удивленный своими словами. Все шло так, будто я уже совершенно серьезно принял сумасшедший замысел Сэма.

С другой стороны, все было не так уж и плохо. Похоже, что и Рахиль начинает воспринимать меня серьезно!



Тут уж я почувствовал себя значительно лучше, сохраняя прекраснейшее настроение во время последующих танцев и почти часовой исторической лекции из ее прекрасных губок... вплоть до того момента, когда по возвращению домой прокрался на цыпочках от своей до ее двери и обнаружил, что на коврике у ее спальни спит ее слуга Базилий, держа в руках огромную и тяжеленную дубинку.

Ночь я провел отвратительно. Отчасти, виною всему были мои гормоны. Голова моя прекрасно понимала, что Рахиль и не хотела, чтобы я прокрадывался к ней в спальню, иначе и не оставляла бы на пороге слугу. Но вот мои железы совершенно не чувствовали себя счастливыми. Только что они упаивались ее запахами, видом, прикосновениями, а теперь злились, что их сокровенные желания не были удовлетворены.

Но самое паршивое было, просыпаться каждый час и размышлять о своем финансовом крахе.

И сама бедность не была так уж страшна. Каждый писатель должен был научиться жить в бедности между выплатами гонорара. Это еще не катастрофа, только неудобство. Из-за бедности рабом не становишься. Но на мне висело несколько весьма приличных долгов. А вот из-за них гражданин может и рабом сделаться.

4. КОНЕЦ МЕЧТАМ

На следующее утро я проснулся поздно и с больной головой, пришлось взять трехколесный экипаж, чтобы он подвез меня к зданию Нижнего Сената.

Ехать удавалось только медленно; чем ближе к цели, тем медленнее. Я видел, как Легион формирует ряды для почетной встречи, когда приближался эскорт правительницы Египта – женщины-фараона, чтобы начать церемонию открытия Конференции. Водитель экипажа не захотел подвезти меня ближе, чем к окружавшему здание базару, поэтому пришлось толкаться среди туристов, высматривающих, как правительница выходит из своей царской лектики.

Раздался тихий возглас удовлетворения, нечто среднее между вздохом и смехом. Туристы прибыли сюда увидеть именно это. Они напирали на барьеры легионеров, в то время как царица с непокрытой головой и в тянущимся по земле платье приближалась к святыням, расположенным снаружи здания Сената. С надлежащим уважением и без спешки она провела обряд возложения жертв. В это время туристы щелкали фотоаппаратами, а я стал беспокоиться о времени. Что будет, если в силу экуменической терпимости она решит посетить все пятьдесят святилищ? Но, уделив внимание лишь Изиде, Амону-Ра и Матери Нил, царица зашла вовнутрь здания, чтобы открыть сессию Конференции. Легионеры несколько расслабились. Туристы стали растекаться по автобусам, фотографируя теперь уже друг друга, а я тоже прошел в здание.

Царица провозгласила хорошую, то есть краткую, вступительную речь. Вся проблема была в том, что говорила она, в основном, для пустых стульев.

Большой зал александрийского Нижнего Сената вмещает две тысячи человек. Сейчас здесь находилось не более полутора сотен, в большинстве своем стоящих небольшими группками в проходах и задней части зала, совершенно не обращая внимания на выступление царицы. Мне показалось, она это заметила и потому сократила выступление. Только что она говорила нам, как научные исследования внешнего пространства совпадают с древнейшими традициями Египта (чего совершенно никто не слушал), а в следующий момент ее голос уже замолк, и она вручила своим ассистентам скипетр и державу. Шествуя гордо, как пристало самодержице, она спустилась с подиума и удалилась.

Но гул разговоров вовсе не утих. Понятное дело, все говорили только об Олимпийцах. Даже когда Президор Коллегиума выступил и объявил о начале первого заседания, зал так и не заполнился. Но большая часть присутствующих, по крайней мере, уселась – все так же по группкам – гул разговоров не утих.

Даже ораторы, как могло показаться, не слишком думали о том, что говорили. Первым из них был почетный Президор-Эмеритус, родом с южных египетских гор. Он резюмировал все известное до сих пор об Олимпийцах.

Свою речь он провозгласил так быстро, как будто диктовал ее скрибе. Впрочем, она и не была такой уж интересной. Понятно, дело было в том, что сама речь приготовлена была несколько дней назад, когда сигналы от Олимпийцев все еще приходили, и никто не мог ожидать, что сообщение будет прервано. Теперь все это уже не имело никакого значения.

На научных конгрессах больше всего меня привлекает не содержание зачитываемых рефератов – ту же самую информацию легче и удобнее найти в научной периодике любой библиотеки. Дело даже не в вопросах и ответах после каждого выступления, хотя здесь можно встретить презабавнейший материал. Нет, больше всего меня привлекает «звучание науки», своеобразный жаргон сокращений, которым ученые пользуются, говоря о своей специальности. Посему обычно я сажусь где-нибудь сзади, подальше ото всех, и стилосом по табличке записываю фрагменты бесед, одновременно придумывая, как воткнуть их в свой новый научный роман.

Сегодня об этом не могло быть и речи. Дискуссия никак не могла стронуться с места. Докладчики вставали поочередно, читали свои рефераты, давали необязательные ответы на несколько таких же необязательных вопросов, после чего спешно покидали зал. После каждого такого ухода число присутствующих таяло, и в конце концов до меня дошло, что сюда пришли лишь те, кому сегодня выпало выступать.

Когда, озверев от скуки, я решил, что, чем сидеть с пустой табличкой, лучше выпить вина и чего-нибудь перекусить, то заметил, что и в кулуарах мало кто остался. Никого знакомого я не встретил. Я даже понятия не имел, где можно найти Сэма. В самый полдень Президор, уступая перед неизбежным, сообщил, что до особого объявления все последующие заседания временно откладываются.