Рифы космоса

— И правильно он поступил, Стив. Ты не должен совершать антиплановые поступки.

Он печально покачал головой.

— Я тебя не понимаю, — заметил он. — Одно дело работать для Плана. Это понятно, это обязанность. Другое — выдать товарища... — он замолчал и быстро посмотрел на нее, но Анджела лишь засмеялась.

— Я знаю, Стив, но ты ошибаешься. Помнишь, что я делала, когда мы впервые встретились?

— Работала с компьютером.

— Правильно! Мы задавали ему задачи — о, сложнейшие задачи. Я так любила эту работу, Стив! И компьютер решал все задачи, одну за другой, щелк-щелк! И он не ошибался, он был частью Плана, понимаешь! Одной из частиц всеобщего Плана Человека, которым управляла Машина. А знаешь, почему он не ошибался?

— Почему? — проворчал он. Она такая успокоенная.

— Потому что мы его проверяли постоянно! — торжествующе воскликнула она. — Там был специальный выключатель тестирующего контура. После каждой задачи мы посылали проверяющий сигнал — о, он в пять раз превышал по напряжению обычный — через каждую лампу, каждую микросхему, каждый транзистор, каждое реле. Если какая-то деталь была ненадежной, она выходила из строя сейчас же, и мы знали, где неисправность, и могли заметить ее. И... Стив, — сказала она с серьезным выражением, — я тоже такой проверяющий заряд.

Она подалась вперед, опираясь на высокое ограждение, не дававшему ее безрукому телу выпасть из кресла.

— Такие как ты не имеют права разрушать План! — крикнула она. — Вас нужно находить и... заменять. Опорто и я — у нас была одна функция в системе Плана: находить и сообщать о ненадежных деталях. Ты был плохой деталью, Стив, признай это — ты мог подвести. И ты действительно подвел! И Машина куда лучше справится без тебя!

Райленд заходил вокруг кресла. Девушка смотрела на него с торжественным и сострадательным выражением больших глаз. Наконец он с неохотой спросил:

— И ты по-прежнему желаешь служить Машине, даже теперь, когда она отобрала твои руки и ноги?!

— Да, желаю.

— Тогда ты ненормальиее Опорто! — рявкнул он. — Машина — это чудовище! План Человека — надувательство!

Но Анджела оставалась спокойной.

— Он сохраняет жизнь тринадцати миллиардам людей на Земле, — напомнила она ему.

— Тем, что держит в рабстве все эти тринадцать миллиардов!

— А ты знаешь другой способ?

Он нахмурился.

— Не знаю. Но возможно... в Рифах Космоса...

— Рифы Космоса больше для тебя не имеют значения, мой дорогой. Так же, как и Рон Дондерево. О, да, это был настоящий мужчина, и, возможно, Рифы действительно существуют, я не знаю. Но какая нам разница? — Она шевельнула головой, и колеса кресла передвинули ее ближе к Райленду. — И разве это так уж плохо, Стив? Быть рабами? Я знаю, у тебя есть идеалы... и я тебя за это уважаю, честное слово! Но ведь речь идет о смерти и жизни человечества. И разве не правда, что почти для всех в Плане Человека предусмотрена доля счастья?

Он рассмеялся.

— Это счастье попадает в нас со стаканом воды.

— Только ли? — она лениво откинулась на спинку, глядя на него искренними глазами. — Ты забыл обо мне, Стивен. Разве ты не хочешь меня?

Вопрос застал его врасплох. Он вспыхнул.

— Я... я не знаю, что...

— Ведь я здесь, Стивен, — продолжала она мягким нежным голосом. — Если ты хочешь меня, то я рядом. И я беспомощна, я не могу сопротивляться.

Он сглотнул.

— Ты... Я тебе этого никогда не прощу, Анджела! Ты опустила меня до своего уровня, так? Но дважды этот фокус не пройдет!

В ее спокойном голосе слышалось искреннее сожаление.

— Не знаю, о чем ты говоришь, дорогой.

И мгновение спустя Райленд понял, что она говорит правду, она будет принадлежать ему, если он захочет, и не станет его за это винить.

— Ты и в самом деле высоковольтный проверяющий контур, Анджела, — грубо сказал он. — Но ты меня однажды уже пережгла. И я не намерен допустить это еще раз.

Теперь он уже не сомневался в том, что станет делать. Он внутри огражденного стеной пространства. Но у стены две стороны. Он выберется на другую сторону! Возможно, он будет только человеческим обрубком, у которого к тому времени отберут все, но он выберется. Потому что... потому что на той стороне стены есть кое-что... Возможно, там есть даже свобода — в Рифах Космоса. И есть там, вероятно, человек, который знает, как убрать с шеи кольцо. И еще там была Донна Криири. Внезапно он повернулся к Анджеле, встревоженный мыслью о дочери Планирующего и сказал:

— Я... я не хотел...

— Не надо извиняться, Стив. Ты из всех остальных людей... — Она запнулась.

— Что ты хотела сказать?

— О... ничего. Ничего особенного. Просто...

— Анджела! — сердито сказал он. — Ты всегда что-то от меня скрывала! Пожалуйста, хотя бы здесь перестань. Ну, так что ты хотела сказать? Что я чем-то не такой, как остальные люди? Чем же я отличаюсь от них?

Ее красивые большие глаза безмятежно смотрели на Райленда. Потом она сказала:

— Так ты не знал, кто ты такой?

Райленду стало несколько не по себе.

— Разве тебе не приходилось замечать, что ты несколько не такой, как все?

Он уже собрался покачать головой, но что-то удержало его. Он вспомнил, как когда-то ему казалось, что он уже слышал голос Анджелы, доносящийся из темноты, за конусом света, направленным на него, пристегнутого к кушетке тераписта.

— Ты должен был заметить, что отличаешься от других, Стив, — насмешливо продолжала она своим нежным голосом. — Ты никогда не задумывался, почему?

Ему захотелось ударить ее. Железный воротник вдруг стал таким тесным, что он едва мог вздохнуть, и в жилах на шее запульсировала кровь. Он сидел на траве, онемевший, и смотрел на Анджелу.

— Ты думал, что ты человек, как все? — голос ее был полон презрения. — Мне показалось, ты мог догадаться, когда я рассказывала тебе, как бежал Дондерево. Ты — «подсадная утка».

— Подсадная... что?

Волосы шевельнулись у Райленда на затылке. Он вздрогнул, хотя было тепло. Железный воротник стал тяжелее.

— Я тебе уже говорила, как хирурги собрали нечто из ненужных частей, чтобы скрыть побег Дондерево. Подсадная утка для охраны. Так вот, Стив, это ты и есть.

Он сидел неподвижно, осторожно дыша сквозь мертвую хватку воротника.

— Ты обладаешь привлекательной внешностью, Стив. Это потому, что хирурги старались придать тебе сходство с Дондерево, а он был красивым мужчиной. Если ты ненавидишь План, то это потому, что твои внутренние железы и мозг были собраны из того, что осталось от нескольких наиболее неблагонадежных граждан, выдающихся, так сказать, врагов Плана. Если ты и отличился изобретением в области геликальных полей, то это потому, что лобные доли твоего мозга взяты у человека, который эту теорию разработал... Если остальная часть твоей памяти несколько расплывчата и противоречива, то потому, что остальной твой мозг был собран из смешанных остатков тканей.

— Нет! — хрипло прошептал он. — Это невозможно!

Но воротник сжал горло и задушил слова. Он почувствовал ужас при мысли, что это может быть правдой.

— Если я был здесь раньше, — в отчаянии возразил он, — я все равно ничего об этом не помню.

— Это еще одно доказательство, — Анджела улыбнулась. — Люди, собравшие тебя, были исследователями, так же, как и врагами Плана. Они использовали ненужные мозговые ткани, пытаясь улучшить уже созданные природой. Когда они собирали твой мозг, они использовали возможность создать опасный для Плана ментальный механизм.

Потрясенный, он мог только повторить слово: «Нет!»

— Доказательств достаточно, если ты даже и не веришь мне — сказала она, — вспомни все свои попытки диверсий. Туннели субпоезда, реакторы на заводах, ионные ускорители в ракетах, которые ты уничтожил своими «усовершенствованиями»...

Райленд вздрогнул, словно в агонии.

— Я не помню...

— Это еще одно преимущество, вложенное в твой мозг, — спокойно сказала она. — Врачи-хирурги оснастили созданный ими мозг контуром самостирания памяти, чтобы предохранить тебя от соблазна выдать секреты под пыткой. Неужели ты не замечал пробелов в своем прошлом?